— Пора уходить, — раздался за спиной голос Маши. — Мы уже все осмотрели.
Артур оглянулся на неё, на добродушно улыбающихся Пеппино и Амалию. Его пронзило ощущение тайны. Перед ним были люди — существа, ходящие по суше, умеющие разговаривать, смеяться, одаривать своей дружбой…
Чувствуя себя виноватым за то, что опять потерял ощущение времени, Артур готов был послушно повернуть за всеми к выходу, как в глаза ему бросилась парящая за стеклом чёрная бархатная шляпа с огромными колышущимися полями. Грациозность, с которой эта шляпа перемещалась в воде, казалась уроком балета, мастер–класса. Никакая Плисецкая, никакой Барышников не могли сравниться с изяществом и благородством движений этой красивейшей разновидности ската.
Первозданным, вечным веяло от взмахов бархатных крыл, медленных пируэтов величавого сгустка жизни среди мёртвых стен аквариума.
И в то же время однообразное телепание этого ската, всех этих обитателей моря показалось Артуру до обидного бессмысленным, тягостным.
— Несчастные существа, — сказала Маша, когда они вышли на солнечный свет к автомобилю.
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
«23 августа.
Впервые после появления у меня в Москве Маши, дона Донато, после нахлынувшего изобилия дружественных лиц здесь, в Италии, я в одиночестве.
Сижу за одним из столиков бара на углу широкой, выводящей к вокзалу улицы, шумной, грязноватой. Тут же автобусная остановка, будки телефонов–автоматов, контейнеры для мусора. Все обшарпанное. Самому трудно поверить, что нахожусь в Неаполе, рядом Средиземное море, Везувий. Ничего этого отсюда не видно. Такая улица могла быть и где?нибудь в Подольске.
Чуть поодаль в тесном ряду других машин припаркована наша «ланча». Пеппино, Маша и Амалия дружной компанией ушли под скрещение
виадуков к вокзалу, чтобы заранее купить нам билеты на поезд в Рим.
Остался ждать их здесь. Попросил официанта принести кофе, лимонад. Заранее расплатился.
То, что сейчас происходит вокруг меня, столь любопытно, что я решил в виде эксперимента последовательно записывать ход событий.
Одинокий молодой негр, одетый, несмотря на жару, в тёплую трикотажную рубашку с «молнией», курит за пустым столиком рядом со мной. Ему явно некуда идти, некого ждать.
Поблизости, за другим столиком, уселись трое, судя по речи, арабских парней и гнилозубый итальянец с золотым крестиком на груди. Взяли штук десять баночек пива. Пьют, что?то горячо обсуждают.
Тем временем на тротуаре появился старик с большим пластиковым пакетом. Тщательно проверяет железной палочкой с крючком мусорные контейнеры. Подцепил грязный бинт, с сомнением посмотрел на него, бросил обратно. Обходит все телефонные будки. Снимает трубку, с силой вешает. Ждёт непонятно чего. Ведь здесь же звонят с помощью телефонных карточек, а не с помощью монет, уходит дальше по улице.
За это время итальянец и трое арабов переместились вместе со своими баночками за столик к негру. Пытаются разговориться с ним на ломаном английском, угощают пивом, сколько понял, спрашивают, не может ли он помочь достать какие?то документы, паспорта.
Тот отрицательно мотает головой.
Теперь внимание всей компании переключается на меня, пишущего сейчас эти строки. Исподволь поглядывают.
Кем я кажусь со стороны — тайным агентом полиции, записывающим их разговоры? Туристом с толстым бумажником в кармане ?
Моих спутников пока что не видно.
Негр сбросил кроссовки, содрал носки, берет у компании одну из банок пива, поливает свои грязные, потные ступни, блаженно шевелит пальцами.
Итальянец сначала на своём языке, затем на английском спрашивает, нет ли у меня спичек. Пожав плечами делаю вид, что не понял.
Продолжаю записывать прямо по горячим следам. Очередной несчастный человек, на этот раз в пиджачке, при галстуке, возится сначала у мусорных баков, затем в телефонных будках. Вышел. Поднял у остановки какой?то билетик. Рассматривает на свет.
— Артур, заждались? — раздаётся издали голос Маши.
Дописываю эти последние строки. Криминальная компания с разочарованием глядит на моих приближающихся друзей.»
…В вагоне второго класса поезда Неаполь–Рим, что по–итальянски звучало совсем сказочно: «Наполи–Рома», было чисто, малолюдно. Артур и Маша сидели в удобных креслах друг против друга у широкого окна, за которым отдалялись прощально машущие Пеппино с Амалией.
Артур представил себе, как они, уставшие за эти два дня, будут возвращаться в Барлетгу, мчать среди виноградников, освещённых закатным солнцем, влетать в темноту многокилометровых тоннелей под Аппени- нами, приостанавливаться у застеклённых будок платных автодорог, чтобы уплатить сбор.
— Билеты хоть куплены за наши деньги? — спросил Артур.
— Конечно, — отозвалась Маша. — Взяла билеты, купила телефонную карту, позвонила в Чеккину. Нас встретит на станции Кампо Леоне сын Джулио и Карлы, к которым нас направил Донато.
— Какая Чеккина? Какое Кампо Леоне? Разве мы едем не в Рим?
— В Рим будем ездить на электричке, если уж вам так хочется его видеть.
— А вам не хочется?
— Мне хочется спать, — откинув голову на спинку кресла, она закрыла глаза.
Досадное ощущение того, что он утратил свободу вольно плыть по жизни, вновь овладело Артуром. Хотя посещение Монте Верджине, монастыря на горе, Помпей, путешествие по старинной дороге вдоль Тирренского моря — все в конце концов оказалось роскошным подарком, он надеялся, что впредь события будут подчинены его воле, как было всегда, даже в самых трудных обстоятельствах. Совершая изо дня в день рискованные рейсы в глазную клинику, он надеялся только на себя. И на Бога.
Теперь же получилось так, что он уже никогда не проснётся в Риме, в отеле, не выйдет рано утром на знаменитые улицы… Будет невесть где ютиться у чужих, незнакомых людей, стеснять их. И все это благодаря ненужной заботе дона Донато, видимо, решившего сэкономить ему деньги.
«Вторых Пеппино и Амалии быть не может. Даже теоретически,» — думал Артур.
Дверь лязгнула. В вагон вошёл худощавый молодой человек, одетый в пёструю маечку с короткими рукавами, потёртые джинсы. Когда он подошёл ближе, стал виден лихорадочный блеск его глаз.
— Синьор! — обратился он сначала к Артуру, а потом и к открывшей глаза Маше. — Синьора!
Она переводила горячечную речь итальянца:
— Я безработный. У меня жена и ребёнок. Не толкайте меня на воровство. Не знаю, что дальше ждёт. Нам нечего есть. Не толкайте на воровство.
Маша вынула из сумочки кошелёк, подала купюру в тысячу лир.
— Грацие, — схватив деньги, он двинулся дальше по проходу.
А навстречу ему уже продвигался баскетбольного роста верзила. В приподнятой руке он держал разноцветные веерочки.
— Синьора! — он протянул их Маше.
Та, отпрянув, отрицательно покачала головой.
— Синьора! — настаивал верзила. В конце концов она приобрела один из веерков, бросила его в сумочку.
— Не сердитесь, — сказала Маша. — Конечно, скрытый вид попрошайничества.
Она была славная, эта плотная молодая женщина с короткой стрижкой чёрных, чуть вьющихся волос.
— Сержусь, — сказал Артур. — Сержусь на то, что вы так молоды. В ваши годы и мечтать не мог
