мчаться в поезде из Неаполя в Рим… Где, вы говорили, мы сойдём?
— В Кампо Леоне.
— Как это переводится?
— Львиное поле.
В вагон вошёл пожилой усатый контролёр в форме, с чёрной сумкой на боку. Надев очки и пробив компостером протянутые Машей билеты, он объяснил, сколько остановок осталось до Кампо Леоне, узнал от неё, что они из России, впервые едут в сторону Рима, устало опустился на свободное кресло рядом с Артуром и вдруг стал рассказывать о себе, своей жене, своих детях, о том, как боится потерять эту Должность. Приходится не только проверять билеты, но и отвечать за пассажиров и багаж. Мошенники один за другим прочёсывают вагоны, порой прихватывают чужой чемодан или сумку.
Ему явно не хотелось вставать, идти дальше. Но он все?таки поднялся, напомнил, что до их пункта осталось три, нет, уже две остановки.
…В начале девятого вечера поезд на несколько минут приостановился у маленькой станции Кампо Леоне. Маша с Артуром в одиночестве прошли сперва по платформе, потом сквозь пустынный зальчик вокзала и увидели на пустыре против выхода единственную автомашину, у которой, скрестив на груди руки, стоял в ожидании молодой человек.
— Маттиа, — представился он и открыл багажник своего «фиата», чтобы забросить туда сумки приезжих.
— Так на итальянский манер звучит имя евангельского Матфия, — пояснила Маша, когда они сели в машину и тронулись в путь.
— Так, — подтвердил молодой человек.
Выяснилось, он — студент филологического отделения Римского университета, изучает, в частности, и русский язык, правда, пока говорить на нём не отваживается.
— Вы знакомы с доном Донато? — спросил Артур. Ему хотелось при помощи этого имени создать хоть какую?то атмосферу тепла и сердечности.
— Но, — суховато ответил Маттиа.
«Прошла зима, настало лето, спасибо Сталину за это», — вспомнилась Артуру поговорочка черноморских жителей, которую они саркастически произносили сквозь зубы, когда летом к ним с севера притаскивались на отдых родственники и знакомые со своими чадами.
Глядя на погружающиеся в сумрак виноградники, уютный городок с фешенебельными домами, где по низу уже горели огни баров и магазинчиков, Артур только теперь в полной мере оценил сердечную простоту дона Донато, Лючии, Пеппино и Амалии.
«Зачем нужно было тащиться сюда, где нет ни моря, ни Рима?» — думал он, когда машина подъехала к одной из больших двухэтажных вилл, высящихся посреди просторных участков, обрамлённых плакучими ивами.
Маттиа ввёл машину в раскрытые ворота ограды и покатил круто вниз, в подземный гараж. Там стояла ещё одна красная малолитражка. По стенам тянулись полки с бутылями, банками, всяческими припасами. В углу громоздился штабель пластиковых контейнеров, наполненных помидорами.
С тяжёлым сердцем вошли Артур вслед за Маттиа и Машей в освещённую электричеством огромную подземную комнату с длинным столом посреди. Чуть в стороне на ковре играли дети.
— Чао! — из глубины помещения, где виднелась кухонная плита и моечная машина, появилась хрупкая, белозубо улыбающаяся женщина с большими карими глазами. Улыбка была задорной, девичьей у этой Карлы, как оказалось, матери пятерых детей, тут же представленных гостям. Маттиа был старшим.
А ещё по крутой лесенке без перил с первого этажа шустро спускалась, выкрикивая что?то приветственное согнутая старушка — мать Карлы.
Предводительствуемые Маттиа, Артур и Маша взошли по этой лестнице наверх, где им были указаны их комнаты.
Оставшись один, Артур опустился на стул у письменного столика. Оглядел полки с учебниками и другими книгами, кушетку. По всему было видно — это комната Маттиа.
За раскрытым окном в свете фонаря виднелась устланная керамической плиткой неогороженная веранда под навесом. Посреди неё стоял овальный стол, окружённый плетёными стульями.
Артур хотел было вынуть записную книжку, но, подчиняясь накопившейся за этот длинный день усталости, скинул туфли, растянулся поверх аккуратно застеленного одеяла.
Он лежал, закинув руки за голову.
«Господи, спасибо Тебе за все,» — прошептали его губы. И в ту же секунду в закрытых глазах сквозь голубой туман проступили лучистые глаза, затем все лицо, скорбное, исполненное муки…
Артур замер.
Четвёртый раз в жизни, как всегда неожиданно, возникло оно, застало врасплох.
Взгляд не вопрошал, как раньше. Он был устремлён в самую душу. Необычайный жар охватил Артура.
Но вот глаза, чуть рыжеватые усы, все лицо стали уходить в голубоватый туман.
Ощущение Присутствия было таким сильным, что Артур вскочил с кушетки в наивной надежде застать.
Комната была пуста. В окно из темноты сада, как голос вечности, доносилось стрекотание цикады.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Он встал, отодвинул раскладной парусиновый стульчик подальше от разгорающегося костра. Поднырнул в душноватое пространство между двумя деревьями, усыпанными плодами — инжиром и грушей, за которыми, ближе к ограде, поверх старых досок валялись полуразбитые деревянные ящики.
В два приёма перетащил все это добро к тому месту на травянистом бугорке, где теперь находился стульчик.
Пока что под двумя металлическими, поставленными на высокие стойки из кирпича бочками, было достаточно с треском горящих веток, и Артур не спешил протянуть руку к лежащему в траве тесаку.
Можно было спокойно сидеть, издали глядя на огонь, ощущать лицом исходящее от него тепло и одновременно чувствовать спиной жар солнца.
Это тепло и этот жар не были схожи между собой. Определить, в чём они разнятся могла, наверное, белая бабочка, вольно мелькающая в восходящих потоках нагретого воздуха.
Но уж совсем они не были похожи на внутренний жар, испытанный Артуром несколько дней назад вечером в комнате Маттиа, на этой вилле семейств Сирони.
Сейчас он думал о том, что после гибели отца Александра ни с кем не может поделиться происшедшим, вопросить, почему именно здесь, в Италии, это произошло, какой вывод он должен сделать. По опыту предыдущих трёх Посещений он знал, насколько это серьёзно, как меняется после этого течение жизни.
Увиденное в закрытых глазах было РЕАЛЬНЕЕ вот этого костра, этой бабочки.
«Не с кем поделиться, — думал Артур. — Маша скажет — приснилось, Донато может сказать — мистика. Дома, в Москве, кто?нибудь испуганно перекрестится, процитирует насчёт сатаны, принимающего облик Ангела Света… Нет, даже Маше не рассказать. Не поверит. Обвинит в фантазёрстве, попытке самоутвердиться. Собственно, почему «даже Маше»? Кто она мне такая? Девчонка, попутчица в путешествии…»
Когда грянуло первое появление в закрытых глазах этого Лица, Артур немедленно поехал в церковь, исповедался и, к своему изумлению, услышал от тогда ещё живого духовного отца буквально следующее: «Мне приходится исповедовать сотни, тысячи людей. Такое бывает. Он ведь обещал, что не оставит нас. Он приходит к тем, кого нужно поддержать в вере, в каком?то очень важном духовном деле. А вы, вместо того, чтоб день и ночь работать над своей книгой, уже сейчас размышляете о том, напечатают её или нет,
