склонны впадать в отчаяние от действительно нелёгкой вашей жизни, не хотите нести свой крест.»
«Что Он мне хочет сказать? — продолжал думать Артур. — Бесцельно шляюсь по Италии. Но ведь совершенно внятно: для чего?то прислал Машу, Донато, Лючию, Пеппино с Амалией… Теперь Карлу с Джулио, всю эту славную семью…»
Подняв из травы тесак, он стал разрубать ящики и доски, подкидывать в костёр.
Сегодня, в субботу, был первый день, когда они с Машей решили дать себе роздых и не поехали в Рим, куда с утра пораньше ежедневно ездили на электричке, как на работу.
Тем более, что для семейства Сирони, наступил день заготовки помароллы — томатного соуса, без которого, кажется, не обходится приготовление ни одного блюда, будь оно мясным, рыбным, овощным или же просто пастой — макаронами.
Томатный соус во многих разновидностях можно в любое время года запросто и недорого купить в любом магазинчике, но итальянцы, как оказалось, обожают делать его сами.
Хозяин виллы Джулио, обычно до вечера пропадающий на работе, где он заведовал сверхсовременной механизированной прачечной, сегодня дирижировал работой своей большой семьи.
…После завтрака Артур сидел под утренним солнцем на веранде, проглядывал обнаруженное среди книг Маттиа зеркальное издание стихов Маяковского — на русском и итальянском языке. Он словно брата родного встретил здесь, под Римом.
Несоединимыми были эти миры: мир Маяковского, мир Джулио, его семьи и мир Артура Крамера. Казалось, объединяет их только солнце да щебет воробьёв, порхающих под кроной растущей неподалёку пальмы, да отдалённые вопли радостно возбуждённых детей.
«Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека» — прочёл Артур. Отложив лупу, он потёр уставшие от напряжения глаза и пошёл в обход дома по устланной плитками дорожке, спустился к гаражу, откуда были изгнаны автомашины, и теперь стоял длинный стол, в одном торце которого возвышался над грохочущей электросоковыжималкой Джулио. Из неё в белый пластиковый таз извергался густой томатный сок. У противоположного торца Маттиа с помощью специальной машинки, нажимая на длинную тугую рукоять, насаживал на уже заполненные готовым соусом бутылочки красные жестяные крышечки. А по обеим сторонам стола младшие в длинных белых передниках разливали по бутылочкам с помощью черпаков и воронок подсоленный помидорный сок. При этом нужно было сначала бросить на дно каждой листик базилика.
Тут же сновала Маша. На ней тоже был белый передник. Она подтаскивала пластиковые контейнеры к крану, тщательно мыла помидоры, потом выносила их из гаража на жаркое солнце для просушки и лишь после этого они поступали на стол, где их разрезали на части старшие дети перед тем, как этот полуфабрикат попадал к Джулио в соковыжималку.
Координировала все операции Карла. Но и сгорбленная бабушка Тереза тоже шустро бегала вокруг, подавала все новые мисочки с горками листиков базилика. И хриплым голосом давала детям, а также самому Джулио какие?то важные указания.
Сначала Артур робко попросил разрешения запихивать базилик в бутылочки, затем взял нож и стал разрезать помидоры, а когда к гаражу на своём «фиате» подъехала юная Кристина — невеста Маттиа — он занял место у машинки, нахлобучивающей крышки.
— Правильно! — одобрила Маша, проходя мимо с тяжёлым контейнером вымытых помидор. — Отрабатывайте обед.
К двум часам дня Маттиа и Джулио отвезли на тележках сотни готовых бутылочек в сад, заполнили ими две железные бочки, залили водой из шланга и развели костёр, чтобы соус пастеризовался. Артур попросил, чтобы ему доверили следить за огнём.
И вот теперь, когда костёр разгорелся, как следует, он снова отодвинулся со своим стульчиком от полыхающих досок, вынул из кармана джинсов записную книжку и авторучку.
Издали, из нижней столовой доносились голоса Карлы, Маши и Кристины, готовивших обед, с веранды слышались смех и крики детей.
«Я умер, — подумал Артур. — Я в раю. Меня уже нет. Нужно быть таким идиотом, как я, чтобы вечно брюзжать на Машу, осуждать других людей. Мне больше ничего не светит.»
Артур то писал, прислушиваясь, не закипает ли вода в бочках, то подолгу смотрел на порой пропадающее в солнечных лучах языкатое пламя костра, вспоминал, как на днях в церкви Джулио читал собравшимся отрывок из Ветхого Завета, из Книги Царств, а Маша переводила: «После землетрясения огонь, но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра, и там Господь!»
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
«27 августа.
Сегодня поймал себя на чувстве жгучей зависти.
Когда перед отъездом домой вернёмся в Барлетту, нужно будет расспросить Донато, поговорить с Пеппино, с Лючией, со всеми, кто возил меня на пляж, снова побывать на их собраниях в церкви.
Кажется, это то, о чём мечтал отец Александр. С другой стороны, возможно, тороплюсь делать выводы. Сколько раз жизнь лупила меня за тягу к распрекрасным иллюзиям. Потом очень больно.
Просто везёт на встречи с хорошими людьми. Могло и не повезти.
Посмотрим.
Все?таки чудесно, что нас с Машей осенило хоть на день перевести дыхание, удержаться от соблазна снова таскаться среди толп ротозеев по Риму.
Даже Маша устала. Не говоря уже обо мне, о моей ноге.
Каждое утро вставали в семь. Ослепительно улыбающаяся Карла угощала на веранде кофе с бисквитами, затем Маттиа отвозил на безлюдную станцию Чеккины. Чудесно было ждать, пока диктор объявит, что к «бинарио дуе» подходит поезд на Рим. Мы переходили на платформу номер два, садились в электричку, и минут через двадцать за её окнами, как призраки, возникали тянущиеся к Риму античные акведуки. Почему?то волнующее зрелище.
Потом центральный вокзал Термини. Идя по платформе, видели спящего на мраморной скамье огромного бомжа. Рядом такая же бродяжка. Ковыряла у него в носу! Идиллия.
Маттиа подарил план Рима. Маша углядела, что в двух остановках метро от вокзала — Колизей. Здесь его называют Колоссео. Отсюда — слово колоссальный.
Это первое, с чем мы столкнулись в Риме. Впечатление по силе не меньшее, чем когда я стоял перед египетскими пирамидами в Гизе.
Снаружи Колизей космически величав. Чем?то похож на стихи Маяковского. Внутри каменный хаос перерытой археологами арены. Сохранились мрачные тоннели, по которым на неё выпускали то хищников, то гладиаторов.
Потом двинулся за нетерпеливой Машей к Форуму. Ей исторические памятники, музеи неинтересны. Я тоже теперь не ходок по музеям и картинным галереям, с моим?то зрением. А Машу интересуют только духовные проблемы. И инжир, которым она сейчас лакомится, стоя на стремянке.
Дошли пешком до Форума, благо недалеко.
…Мраморные триумфальные арки, развалины дворцов, храмов, колонн, довольно тесно расположенные внизу, ниже уровня современной улицы. Странно, что не у Колизея, а здесь послышались мне крики мучимых и убиваемых первохристиан, привиделась ползущая пелена едкого дыма. Может быть, потому, что на Форуме сохранилась и двухэтажная тюрьма, где перед смертью находился апостол Пётр. Он тоже был распят. Вниз головой.»
Артур откинулся затёкшей спиной на спинку стульчика; взглянул на Машу, на огонь, на бочки. Вода в них забурлила, из?под крышек валил пар.
Он подбросил в костёр несколько досок.
Маша все в том же белом переднике продолжала стоять на стремянке, собирала в миску плоды инжира.
— Где Джулио? — спросил Артур. — Сколько все это должно кипеть?
— Только что приходил, — ответила Маша. — Сказал, через сорок минут — баста. И будем обедать. А вы его не видели. Ни его, ни меня. Что вы там пишете?
