довезёт домой или на работу. А за «мерседесом» пришлёте своего сотрудника.
— Пусть Хасан следует за нами. Шамиль сказал, что вы поехали в горы, а мне нужно с вами срочно поговорить. Он давно обещал мне эту встречу. Не бойтесь!
— Что ж, даже интересно.
…Когда я возвращаюсь от Хасана и сажусь в «мерседес», полковник Галиев разговаривает по радиотелефону:
— Чтобы всё было в полном ажуре! Когда прибудет человек с той стороны, без нас не начинать. Ясно? — положив трубку, он трогает машину с места, снова спрашивает, — Откуда вы знаете, что у меня диабет?
— Чтобы не отвечать долго, скажу просто — интуиция.
— Интуиция… А что она ответит на вопрос, сколько я ещё проживу?
— Сами знаете. Будете пить, помрёте через какие?нибудь полгода, если раньше не станете жертвой автокатастрофы.
— Ничего! Езжу на автопилоте!
Шоссе уже взмывает в горы. Он и в самом деле здорово ведёт машину, ловко обогнал крестьянина, гонящего вверх двух тощих коровёнок.
Не знаю, зачем я согласился на эту авантюру, мог бы не пересаживаться, вообще не вступать в контакт.
Оглядываюсь, «газик» преданно следует сзади.
Здесь, в горах, солнца уже не видно. Пасмурно. Косматые облака задевают вершины угрюмых елей.
Впервые сижу в «мерседесе». Отсюда, из тёплого, комфортного мирка всё, что за стёклами, кажется особенно неуютным, промозглым.
— Куда, собственно говоря, едем? — спрашиваю, понимая, что рано или поздно придётся выходить наружу. Без оставленного в гостинице плаща. — И вообще, как вас зовут? Почему мы не можем поговорить в городе, или здесь же в машине, раз вам это так необходимо?
—Думаете, завезёт в горы, ограбит, убьёт. Вы из тех, с кого взять нечего. Сразу видно. Зовут Марат, повторяю, страшный человек. Но только для тех, у кого есть автомобиль.
— Куда все?таки едем, Марат?
— Можно сказать, приехали.
Крутой подъем, ещё один поворот, и машина неловко съезжает к маленькой площадке под елями, где уже теснятся мотоцикл и жёлтые «жигули» с фотографией Сталина на стекле. Дикое место. Никаких признаков жилья.
Прежде чем выйти, полковник на несколько секунд включает сирену, явно предупреждая кого?то о нашем появлении. Сзади подъезжает «газик».
Из?за разлапистых елей, мокрых кустов со стороны крутого склона пропасти возникает сначала голова в узкополой шляпе, затем и весь гнилозубо улыбающийся Казбек — редактор районной газеты.
Холуйски изогнувшись, он отворяет дверцу «мерседеса», и когда я ступаю на ковёр опавших листьев и хвои, говорит, чтобы напомнить о себе:
— Сты–хы. Пишешь сты–хы?
— Жди здесь, — приказывает Марат Хасану. — Кушать тебе принесут.
Марат и Казбек ведут меня к стене кустов и елей, за которой угадывается край пропасти. Издали, снизу, грозно рокочет река.
Оглядываюсь на Хасана. Тот ободряюще взмахивает рукой. И начинает протирать тряпкой стекла своего «газика».
Мостик. Узкий деревянный мостик с перильцами, ведущий к неизвестно как укреплённому над самой пропастью сараю с верандой. На ней расставлены столики. Далеко внизу бьётся в серых камнях голубая, как купорос, речка.
Сарай дощатый. Над черепичной крышей из трубы идёт дым. В холодном воздухе пахнет чем?то вкусным, истинно кавказским.
Дверь навстречу отворяет толстяк–повар в белоснежном колпаке и заляпанном кровью переднике. В руке он держит нож–секач.
— Гамарджоба! — оценивающе оглядывает меня, словно будущую убоину.
— Салам алейкум! — невпопад ответствую я.
Большая тёплая комната. Стены покрыты лакированным бамбуком, коврами, на полках старинные медные и глиняные кувшины, висят изогнутые рога для винопития, мерцают скрещённые кинжалы. Все мои страхи исчезают.
— Алейкум салам! — неожиданно отзывается кто?то из полутьмы.
Подходит человек с азиатским разрезом глаз, голым, как биллиардный шар, черепом.
Ахмед, — представляется он. — Где будем говорить, здесь или на воле?
Казбек и полковник Марат вопросительно смотрят на меня, и я понимаю, что Ахмед в этой компании — главный.
— На воле.
— Странное дело, Ахмед одет ещё беднее Хасана — ватник, такие же брюки, войлочные боты «прощай молодость».
Проходим мимо кухни на террасу. Пышногрудая девушка вместе с поваром уже сдвигает столики, накрывает их белой скатертью.
Облокотясь о перила, смотрю на увитый плющом и ежевикой противоположный край ущелья, на клекочущий внизу поток. Здесь, на этом склоне, над которым висит сарай, виден застрявший между камнями чей- то большой скелет.
— Это мишка. Медведь, — объясняет подошедший сзади полковник Галиев. — Садитесь. Пока все приготовят и принесут, погреемся.
Видок у него совсем штатский, дохловатый, несмотря на форму, погоны с тремя большими звёздами. Вроде меня, без плаща. Его плащ — «мерседес». На террасе, между прочим, прохладно, если не сказать, холодно. Вряд ли рюмка коньяка, налитая Казбеком, согреет меня, и я уже жалею о своём решении пировать на фоне дикой природы.
Таинственный человек Ахмед сидит у стола в единственном тут соломенном кресле, не мигая, смотрит на меня.
— Так в чём дело? — усаживаюсь на стул, выпиваю коньяк, ставлю пустую рюмку на скатерть.
— Подожди, не спеши, — говорит Марат. Он конвоирует девушку, несущую тяжёлый поднос с закусками. — Пришёл в духан — сначала отдохни. Здесь грузинская кухня, сюда из самого Тбилиси приезжают знатные люди. Сам Шеварднадзе был, сам Джуна со своими телохранителями. Лечила меня там, в комнате.
—Лечи, не лечи, все умрём! — вмешивается повар, водружающий настал блюдо с зажаренным молочным поросёнком. Кто что будет пить? Есть виноградная чача, есть виски, шотландский джин, есть «напереули», «изабелла», прекрасное «лыхны», натуральное «киндзмараули». Кому что открывать?
Я лично начинаю с откупоренной девушкой бутылки пахнущей летним зноем «изабеллы». Это вино хорошо и под прекрасно приготовленное лобио, и под сациви.
Марат пьёт вперемежку то чачу, то виски. Закусывает только какой?то кудрявой травкой.
Казбек пробует понемножку всё, что имеется. Один Ахмед удовлетворяется нарзаном, даже не притронулся к цыплёнку табака, лежащему на его тарелке. Повар то приходит сам, то присылает с девушкой все новые бутылки и блюда. Красивая. Рыжеватая. Всё, что она делает, делает старательно, слишком старательно. Забитый, отупевший человек.
— Как вас зовут?
— Тамрико, — отвечает она, не поднимая глаз.
— Тамрико, там, на улице Хасан. Ему дали поесть?
— Дали. Сама выносила, — шёпотом добавляет, — полковнику нельзя пить. Прошлой раз вызывали сюда «Скорую помощь». Через два часа приехала. Мог умереть.
— Не твоё дело! — вмешивается Марат, — Может быть, хочу покончить самоубийством! Закон не
