Теперь у входа остолопом торчит рослый швейцар в цилиндре и ливрее.
Интересуется, куда я направляюсь, хамски заглядывает в сумку. Отвечаю: — В «Президент» — клуб.
— Пожалуйте, — раболепно указывает. — Вам наверх. На второй этаж. Поднести багаж?
«Хотел хапнуть на чай», — думаю я, поднимаясь по лестнице: «а у меня едва набралось расплатиться с таксистом».
— Здравствуй! — брыластый господин в модном пиджаке с золочёными пуговицами выходит навстречу. Почти неузнаваемый, непохожий на юркого
одноклассника, за которого я когда?то писал сочинения по литературе. Уводит по красной ковровой дорожке вглубь коридора.
— Все уже в cборе. Сделал тебе паблисити. Что в сумке, книги? Мало привёз.
— Кем ты здесь работаешь?
— Здесь никем. Просто избрали председателем нашего междусобойчика. Два вечера в месяц снимаем тут помещение.
Выясняется, он — бизнесмен всероссийского масштаба. Кто его знает, где и что он прослышал обо мне, моих произведениях. Нашёл, пригласил выступить перед некой элитной аудиторией, попросил захватить побольше книг для продажи.
…Дома в секретере лежат четыре новых рукописи, которые не могу опубликовать, потому что издательства требуют за это тысячи долларов.
Человек в штатском открывает перед нами одну из дверей. И мы оказываемся в белом с позолотой зале.
За десятком накрытых столиков ужинают одинаковые люди — исключительно мужчины. Поодаль у стены наготове стоят официанты.
Один из них бросается к нам, усаживает за свободный столик. По просьбе председателя подставляет лишний стул, куда я стопками выкладываю свои пять комплектов книг.
Я уже сообразил, что попал к олигархам и в некоторой панике думаю, о чём же мне говорить с этой аудиторией, похожей на сходку воров в законе.
Председатель, поднявшись, представляет меня. Что?то такое рассказывает о моих книгах, из чего становится ясным, что он их если не прочёл, то хотя бы пролистал. А на самом деле пригласил он меня, как явствует из дальнейшей речи, дабы тузы бизнеса в случае какой?либо хвори могли быть мною от неё избавлены.
Это вызывает интерес. Они перестают звякать вилками и ножами. Задают осторожные вопросы, боясь нарваться на шарлатана.
И это мне на руку. Чем выступать с лекцией, я отвечая на расспросы, под вожу их к мысли о том, что, якобы необычайные способности к целительству потенциально существуют в каждом человеке.
Как и следовало ожидать, этого они не понимают. Спрашивают, где можно ознакомиться с методикой пробуждения необычайных способностей, сколько стоит сеанс исцеления.
Отвечаю: методика отчасти изложена в моих книгах. А лечу я бесплатно. Этот ответ вызывает весёлое недоумение. Какой?то вальяжный человек, которого я, кажется, видел по телевизору, спохватывается, что у меня на столе пусто. По его знаку лакей чуть ли не бегом подносит на вытянутой руке поднос яств.
— Ты их покорил, — говорит мне председатель и объявляет. — Наш гость привёз для продажи небольшое количество своих книг!
Олигархи один за другим поднимаются со своих мест, степенно подходят, покупают по комплекту из семи книг. Получая от них деньги, чем?то напоминаю себе нищего на паперти.
Пять человек купили. Остальным не досталось.
— Знаешь, у нас на десерт деловые разговоры. Приватные, — тихо говорит председатель.
— Понятно.
Он провожает меня до лестницы. Спрашивает:
— Почём продавал книги?
— По магазинной цене.
— Ты уронил себя в их глазах. Нужно было хотя бы по сто долларов за каждую книгу. Ведь мы в месяц зарабатываем по сто–двести тысяч. Прощай! Вот тебе визитная карточка. Если что нужно- звони.
…Донато сам вымыл посуду. Когда я шёл к себе, дверь в его комнату была раскрыта. Он сидел у письменного стола за компьютером.
— Владимир! Я не уверен, услышал ли ты, что я тебе говорил: сегодня ты приглашён на ужин к полицейскому Нардо. Он заедет за тобой в семь часов. Помнишь его?
— Конечно.
Захотелось рассказать Донато о посещении «Президент» — клуба, о том,
как примерно через полгода доведённый до отчаяния тем, что рукописи
мои все лежали неизданными, я решился и заставил себя воспользоваться визитной карточкой, попросить председателя помочь с изданием. Как он
доброжелательно откликнулся на мою просьбу, велел позвонить на следующий день. Потом — на следующий. И опять на следующий… В конце концов я перестал звонить. Унижаться.
Но во–первых, Донато был занят. Кроме того, он мог вполне резонно ответить цитатой из Библии — «Блажен муж, иже не идёт в совет ничистивых».
Под окном снова раздавались удары мяча, гвалт мальчишек. Школьные занятия в этой области Италии начинаются в конце сентября. Ребятне, отдохнувшей за лето, некуда деться, нечем заняться кроме как гонять мяч с утра до вечера.
Безвольно сидя у стола, вдруг, под этот футбольный аккомпанемент, я с поразительной ясностью вспомнил о том, чем завершилось посещение
«Президент» — клуба.
Я решил накупить продуктов для дома, лакомств для дочки. Ведь какие–никакие деньги за книги были заработаны.
…Дохожу до расцвеченного огнями витрин Елисеевского магазина. И у самого входа слышу обращённый ко мне голос:
— Мужик, купи «3а отвагу».
— Что?что?
Старик. Невысокого роста. В какой?то детской курточке с откинутым капюшоном. Дрожащими руками опирается о выставленную чуть вперёд палку. Палка тоже дрожит. Тщательно выбрит. На нищего не похож.
— Мужик, купи медаль.
Хочу пройти в магазин, но что?то останавливает. Спрашиваю, хотя тут же сам всё понимаю.
— За что награждены?
— За Великие луки. Старуха моя болеет. Нужны лекарства, а деньги все вышли…
— Не надо! Не продавайте медаль, — достаю из кармана деньги, наскоро пересчитывай, делю пополам. — Вот. Возьмите, пожалуйста. Мужик, как тебя звать?
— Смеяться будешь. Теркин. Василий.
…Когда выхожу из магазина, его уже нет. Видимо, поплёлся за лекарствами в дежурную аптеку.
Какое дело этому итальянскому дню, этим пацанам во дворе до униженного бедностью ветерана с именем и фамилией простого русского солдата, прославленного в поэме Твардовского? Эх, Теркин, Теркин, несчастливая карта выпала нам…
Я приписал внизу карты столбиком «Боря» слова «Президент» — клуб и «Василий Тёркин».
Читатель! Я не уверен, что кто?нибудь ещё занимался подобным, столь схожим с подбиванием итогов экспериментом. Хотя рано или поздно каждый приходит к той точке, откуда смотрят уже не вперёд, а назад. Всю жизнь надеешься, что счастье впереди. И вдруг понимаешь- ни времени, ни надежды не остаётся. Вот тогда?то оглядываешься. И в частности обнаруживается, что кроме того утра, когда ты выходил на шлюпке в светающее море, подлинного счастья тебе не выпадало.
Я лежал навзничь поверх застеленной постели и был противен себе оттого, что с утра не попал на
