Незадолго перед летними каникулами всем раздали новенький учебник по языкознанию, написанный нашим лектором – профессором Реформатским. Тут нужно было сдавать уже не зачёт, а экзамен. Ходили слухи, что по итогам этой сессии из института будут отчислять.
Старшекурсники рассказывали страшные вещи: профессор так любит свой предмет, так зверствует, что не существовало ни одного студента, который при сдаче экзамена не был бы с позором изгнан им вон три, а то и четыре раза. Один поэт, бывший солдат морской пехоты, якобы сдал экзамен на «тройку» после двенадцатой попытки!
И всё же я легкомысленно, как, впрочем, многие другие, удосужился пролистать учебник лишь в ночь перед экзаменом. К утру у меня голова пошла кругом от каких–то юсов больших и юсов малых, казавшихся тарабарщиной лингвистических сведений.
…В институтском коридоре возле закрытой двери в аудиторию, где ждал со своими экзаменационными билетами профессор, стояла испуганная толпа студентов. Никто не решался войти. «Ничего не знаю, ничего не понимаю, ничего не соображаю», – причитала красавица с очного отделения. Говаривали, будто бы её зачислили в институт только потому, что она – красавица. Так сказать, для украшения. Через несколько лет она погибла в автомобильной катастрофе.
Бывший солдат морской пехоты тоже был здесь. Явился из сочувствия к нам, горемыкам, делал мрачные прогнозы: «Братва, по первому разу никому даже «трояка» не поставит, не надейтесь. Тем, кого не отчислят, придётся сдавать осенью».
— Входите же, трусы! – глухо раздался из аудитории голос Реформатского. – Я жду.
Вот тут я впервые взмолился Богу, попросил: «Боже, если ты есть, пожалуйста, спаси меня!» И вошёл в аудиторию первым.
Профессор почему–то сидел за последним столиком у окна, за которым буйствовала под ветром зелень деревьев.
— Садись, садись рядом, голубчик, – подозрительно любезно пригласил профессор. На столе перед ним не было экзаменационных билетов, лежала газета «Правда». – Отвечай честно, учебник читал?
— Читал.
— Что понял? Что запомнил?
— Юс большой и юс малый…
— И всё?!
— Всё.
— Гони зачётную книжку!
Выкладывая перед ним зачётку, я понял, что он влепит двойку. И увидел, что он пишет в ней «отлично»!
— Сегодняшнюю «Правду» читал?
— Нет.
Он живо развернул газету, сунул мне под нос. Сверху газетной полосы большими буквами было напечатано: И. Сталин «Марксизм и вопросы языкознания».
— Конец пришел этому Мару и всем его ученикам! Ощущаешь?
— Ощущаю…
— Погоди! – Реформатский шустро опустил руку куда–то в угол, достал початую бутылку водки, гранёный стакан. – Выпей за то, что я дожил до этого дня!
Я принял до краёв наполненный стакан, зажмурил глаза, опорожнил.
Никакой закуски у профессора не было.
Вышел из аудитории, сказал накинувшейся на меня братии:
— Идите скорей. Бред собачий. Я получил «отлично».
Уже некоторое время слышу твой доносящийся из будущего вопрос:
— Папа! Неужели в свои девятнадцать–двадцать лет ты ни разу не влюблялся после смешной истории с той женщиной, перед которой ты покатился по лестнице?
Вот это вопрос… Видишь ли, вообще говоря, не принято рассказывать девочкам, особенно родной дочери, о приключениях такого рода. С другой стороны, часто забываю о том, что эту книгу будет читать взрослый человек.
И влюблялся, и целовался поздними вечерами в тёмном подъезде.
Но вот что я тебе скажу: юность моя выдалась трудной, одинокой, однако, во многом благодаря поэзии, я поставил себе очень высокую планку – не изменять своей будущей жене, своей настоящей любви, будущему ребёнку.
Кто–нибудь не поверит, сочтёт безумцем. Не знаю, согласишься ли ты с подобным максимализмом.
Срываясь, падая, я всё–таки пришёл к встрече с Мариной, с тобой. Задолго до крещения меня всегда поддерживало воспоминание о Том, Кто однажды солнечным утром оказался в моей комнате, о Его скорбном, вопросительном взгляде.
…Ты вернулась с мамой из Киева. И сразу начались сборы к дону Донато в Италию. Визы получены, билеты заказаны. Марина договорилась с одной славной женщиной, между прочим, католической монахиней, профессиональной маляршей, что за время нашего отсутствия она и её подруга отремонтируют квартиру.
Так что деньги бабушки Ляли оказались очень кстати. А я ведь опять ничего не зарабатываю. В мае распустил свою группу. Правда, и няне теперь не нужно платить. Сейчас ты едешь на Адриатическое море, в сентябре пойдёшь в младшую группу детсада, к счастью, расположенного в соседнем дворе.
Пока нет снега, смогу провожать тебя туда, забирать.
Открытая, лучезарная девочка, ты можешь впервые столкнуться там со злобой, хитростью – всем тем, что неизбежно несёт в себе так называемый социум. Заранее знаю: не выдержав неизвестности, порой среди дня буду чапать к детскому саду, прижиматься к ограждающей его решётке, высматривая тебя среди бегающей детворы…
Однако пора возвращаться в далёкое прошлое. Нужно спешить. Вряд ли удастся планомерно работать в Италии.
…До этого он сам никогда мне не звонил. А тут поздно вечером в пятницу вечно недовольная соседка постучала в дверь: «Володю к телефону!»
В трубке раздался голос руководителя поэтического семинара:
— Привет! В институте начинает шуровать комиссия из идеологического отдела ЦК. По отсеву. Ты – один из кандидатов.
— Почему?! Я же сдал языкознание!
— Не в этом дело. Завтра к десяти утра, нет, к одиннадцати вали ко мне домой, всё обсудим. Не журись! Только не опаздывай, в двенадцать уезжаю на дачу.
…Согласно своей манере, он опять гонял по квартире футбольный мяч. Я покорно шествовал вслед, слушал.
— Попал в институт сразу после школы, написал в анкете, что поэт, нет справки с постоянного места работы – всё та же песня… На неделе должны вызвать в комиссию. Чем будешь оправдываться? Видишь, нечем. Поэтому в понедельник с утра пораньше чеши к секретарше Верочке. У неё должны быть готовы для тебя документы. Поедешь на летнюю практику в «Сталинградскую правду», в мой родной город. Будешь получать зарплату литсотрудника, печататься. Сваливай отсюда как можно раньше!
— Но ведь заочникам никакой практики не положено.
— Вали–вали.
— А если отчислят в моё отсутствие?
— Я пока что один из секретарей Союза писателей, лауреат. Всё будет тип–топ. Смотри, чтобы к осени привёз охапку новых стихов! Пиши в день хотя бы по одному стихотворению.
