— Давай уедем куда?нибудь ещё. У нас много денег.
— Не поможет. Кстати, тот человек в комбинезоне. Он всегда возникает в кафе, когда я там появляюсь…
— Папа, а может, ты стал слишком подозрителен? Сам же говорил – это алкоголик. Просто заходит с работы выпить вина. Вот и всё. Давай поедем в Рим! И в Париж. А как же с Ольгой Николаевной? Она будет так близко. Неужели не увидимся?
— Не поедем, — отрезал отец. —Не скули. Приучайся быть мужчиной. А Ольгу Николаевну я приглашу заехать сюда. Хоть на день.
- Почему так на мало?
— У неё только месячная виза. Они там будут коллективно молиться с утра до вечера.
— О чём?
— Спросишь у неё. Я не по этому делу. Вернёмся наверх. Ничто не должно нарушать наши планы
— А поездка? – всё?таки проскулил я вслед.
Отец уже поднимался по винтовой лестнице, которая вела прямо из кабинета в помещение на вершине башни.
Я последовал за ним.
Не знаю, как чувствуют себя другие люди, когда что?то, на что ты надеялся, чего очень хотел, срывается.
Хорошо было вольному бродяге, которого играл Чарли Чаплин! Его всё время преследовала полиция, но он от неё убегал. А если сажали в тюрьму, то не надолго. В конце концов, Чаплин ускользнул окончательно – умер. Правда, и после смерти на время был зачем?то украден вместе с гробом…
От всего этого безумия людей действительно было бы здорово улететь куда?нибудь за пределы Солнечной системы. Глядишь, вернёшся через тысячу–другую лет, а тут, на Земле всё изменилось к лучшему.
… В тот вечер с вершины башни, в небе были видны Венера, Марс, Юпитер. Побывал я на них. Пока что только взглядом.
Страшновато. Уж очень одинокие они. Совсем как я.
Правда, отец говорит, что Циолковский насчитал во Вселенной огромное количество солнц, подобных нашему. Вокруг них тоже вертятся планеты. И среди них такие, как наша Земля, где, наверняка, есть разумная жизнь. Какие?то другие существа, скорее всего, похожие на людей.
— Вот бы увидеться, познакомиться! – сказал я.
— Чтобы тебе было что им сказать, ты должен, как твой любимый Леонардо да Винчи, сначала стать многогранным человеком, – он надел крышку на тубус телескопа, включил свет, залез по ступеням металлической стремянки наверх и наглухо задраил люк в ночное небо. —Благодаря деньгам Микеле лучшие университеты мира к твоим услугам. Конечно, придётся учиться под чужим именем.
— Не хочу под чужим!
— Видишь ли, домашнее образование кончается. Большего дать не могу. – Он сидел на верхней ступеньке стремянки, как нахохлившаяся птица. —Вообще, чем ты собираешься заниматься? До сих пор не определили, к чему тебя тянет.
— Не знаю… Папа, я чувствую себя уродом, которого когда?нибудь засунут в космический корабль и отправят к звёздам. Если до этого не украдут тебя и меня, не замучат…
— Подожди. Кем ты всё?таки хотел стать?
— Никем! Знаю только, что когда?нибудь я про всё про это напишу.
— Про что?
— Ну, про то, как мы жили сначала в России, про кастелло, про то, как ты сидишь на стремянке, а я боюсь, что она покачнётся, и ты свалишься, а я не успею тебя поймать.
— Не бойся! Она крепкая, стальная, — засмеялся отец и стал спускаться.
…Недели через две мы встретили на вокзале Ольгу Николаевну.
Она была всё такая же – прямая, высокая. Всё в той же синей куртке с откинутым капюшоном. Ей повезло с погодой. В сентябре жара спала. По утрам веяло прохладой.
К моему удивлению она не была поражена ни нашим замком, ни даже самой Италией.
Как прежде, лучилась улыбкой. Сказала, что за полгода я сильно вырос, а глаза стали совсем синие. Как Средиземное море.
Отец приготовил для неё одну из комнат. Но Ольге Николаевне очень понравилась наша маленькая обсерватория. И я перенёс туда раскладушку.
Мы с отцом получили подарок. Один на двоих. Только что изданную в Москве голубенькую книжку «Тайна жизни и смерти», написанную когда?то её погибшим духовным отцом.
На другое утро, пока отец занимался в лаборатории, я показал ей весь наш парк, а потом решился и, взяв с неё слово, что она не расскажет отцу, свёл по лестнице в подземелье, чтобы познакомить с Кисом.
И вот, когда мы дошли до решётки с отогнутыми прутьями и глядели, как Кис лакает молоко, я вдруг заметил в полутьме зыбкое фиолетовое сияние вокруг фигуры Ольги Николаевны. В нём мерцали, гасли, снова вспыхивали бесчисленные золотые звёздочки.
— Что это? —спросил я. —Вы вся светитесь…
— Ты тоже светишься, — улыбнулась Ольга Николаевна.
— Каким светом?
— Голубым. Не обращай внимания. Скажи лучше, дружок, как ты тут поживаешь?
Я рассказал обо всём, что меня мучило.
— Подобное, пусть это тебе не покажется странным, бывает по–своему с каждым человеком, — сказала она, когда я включил фонарик, и мы двинулись в обратный путь. – Не обязательно быть бессмертным, чтобы понять, насколько алчен и страшен мир. Христос не обещает счастья на земле. В твоём возрасте я ещё находилась в концентрационном лагере, видела, как каждое утро из нашего промёрзшего барака вывозят на санках трупы женщин с бирками на ногах, видела, как у вахты охранник железной палицей проламывает им черепа. Чтобы удостовериться, что заключённая мертва. Твоя юность проходит в иных условиях, но тоже по–своему исключительных. Что это?
Она остановилась у сундука со стальной ступнёй на крышке.
— Там внутри, по–моему, какая?то реликвия. Мощи. Открыть?
- Не тревожь. – Ольга Николаевна перекрестилась.
Когда мы поднялись из мрака на свет, сияние вокруг неё всё равно оставалось видным. Как?то не глазами, а внутренним зрением, что ли.
Ольга Николаевна расстелила на траве под пальмой свою куртку. Молча сидели. Мне показалось, что она молится, и я боялся нарушить тишину. Сидел рядом, обняв коленки. Всё думал, как спросить, почему всё в моей жизни откладывается на потом? И что со мной будет в этом потом?
— Что с тобой будет… — неожиданно произнесла она.
Я окаменел
Между тем, Ольга Николаевна словно читала вслух невидимые письмена:
— Вернусь, выкопаю на огороде картошку. А зимой, наверное, призовёт к себе Бог. Буду и там, на небе, молиться о тебе. И о твоём отце. Помни одно: твой отец в борьбе за бессмертие человека сражается не с Богом. Грехопадение было спровоцировано сатаной для того, чтобы на земле появилась смерть. И болезни. Вот почему, дружок, так особенно тяжек твой крест… Понимаешь ли, против кого и чего вы восстали? У каждого свой путь к Господу Иисусу Христу. И у каждого своё служение. Какое служение выпадет тебе, дружок, я пока не знаю. Но уверена, что оно проявится. Ты хороший. Настоящий друг Господа. —Она погладила меня по вихрам. – И Кис твой тоже хороший, замечательный. Когда ты последний
