тёти–моти. Обо мне рассказывает, какой я хороший. Никто к ним не пристаёт. С этой минуты потерял я к ней интерес, скучно мне стало.
— Ну и ну! С Надей тебе лучше?
— Надя мне хозяйка. Я у неё в руках.
— Богатая?
— Смотри, вон они вокруг — настоящие богачи, капиталисты. Все на «мерседесах». Вот где жизнь! Надя говорит: «Увидишь рай на земле».
На некоторое время словоохотливый Вахтанг смолкает. Вскоре за каруселью дорожных огней возникает зарево большого города.
— Разбуди Колю. Пусть возьмёт карту. Вроде, подъезжаем.
Я прохожу в дальний конец «икаруса». Там у заднего окна на подвесной койке спит Николай. Бужу его. Возвращаюсь к своему месту мимо сидящей с молитвенником Тонечки. Губы её шевелятся.
Неожиданно меня прихватывает за локоть пузатый сатир.
— Как вы думаете, это представляет из себя какую?нибудь ценность?
В руках у его соседки Нины Алексеевны большое пасхальное яйцо. Деревянное, с золотистой росписью.
— Авторская работа. Сколько за это можно просить в долларах? — спрашивает она.
— Извините, ничего в этом не понимаю.
… Автобус сворачивает с автобана. Въезжаем в Нюрнберг. Мигают рекламы магазинов и ресторанов. Но прохожих почти не видно. Город уже спит.
Знаешь, мой невидимый собеседник, с тех пор, как Вахтанг сказал, что нас будут разбирать по домам местные верующие, я почему?то волнуюсь. Может быть, подобное чувство испытывали африканские рабы, когда их покупали плантаторы в Штатах. Конечно, сравнение глупое. Безусловно. Но есть в этой затее какая?то несвобода, унижение, что ли…
Автобус въезжает на небольшую, ярко освещённую огнём красноватых лампионов площадь. В центре её у скопления нескольких десятков автомашин стоят люди. Заметили нас. Призывно машут.
«Икарус» подчаливает к бровке тротуара.
Я перекидываю через плечо ремень сумки и вслед за всеми схожу на немецкую землю.
Не поспал всего одну ночь, и вот весь день насмарку. Красивейший день. Утром обратил, наконец, очередные двадцать долларов в марки на обменном пункте нюрнбергского железнодорожного вокзала. Пошел наугад подземным переходом — целым торжищем под землёй, поднялся на свет Божий к мосту через ров и, пройдя под аркой средневековых ворот, оказался здесь — в старом городе Нюрнберге, славном городе Нюрнберге, где сплошь пешеходные зоны. Разноцветные толпы туристов вольно гуляют посреди улиц мимо нарядных магазинов и кафе. Откуда?то всё время звучит музыка.
Я прошёл этот старый Нюрнберг из конца в конец, проголодавшись, купил длинный сэндвич с креветками и прочими дарами моря в рыбной лавке под открытым небом. А потом мыл пахнущие морем руки под струями фонтана и там же обмывал тяжёлую кисть жёлтого итальянского винограда. «Земной рай», — как сказала Надежда нашему водителю Вахтангу.
Знаешь, когда?то в юности бессонная ночь не отбрасывала своей тени на день. Теперь же чувствую себя разбитым. Весь этот рай воспринимаю, борясь с дремотой.
Верхние этажи чудесных старинных зданий освещены ласковым закатным солнцем. А здесь, внизу, уже сумрачно. На столиках уличного кафе затеплились фонарики–свечи.
Сажусь за первый же столик. Кладу на белую скатерть пакетик с покупками. Заказываю подскочившему кельнеру кофе. До семи вечера — времени, когда за мной на площадь, где вчера остановился наш «икарус», приедет Фриц, остаётся полчаса.
Все моё военное детство прошло в ненависти к «фрицам». Так тогда называли всех фашистов, всех оккупантов — «фрицы»!
Этот человек усадил меня вместе с пузатым сатиром и Ниной Алексеевной в «мерседес», отвёз по ночным улицам сначала в пригород, где сомнительная парочка была высажена у обвитого плющом двухэтажного дома. У входа гостей из России уже ждал местный христианин. К моему изумлению он оказался толстым, добродушным китайцем в смокинге, хозяином ресторана, только что вернувшимся с работы.
А мы, оставшись вдвоём, поехали дальше узкими просёлочными дорогами то среди холмов, то среди лесной чащобы. Фриц внешне похож на Георгия: очки, седеющая бородка, неразговорчив. Мой, всплывающий из глубин памяти школьный немецкий, да убогий запас английских слов все же позволили выяснить, что Фриц инженер, химик, что ему тридцать восемь лет. Что дома нас ждут с ужином его жена и ребёнок.
Упоминание об ужине несколько ободрило меня.
И все же мне было не по себе. От одного его имени. Его неразговорчивости. Да и лес вокруг стоял мрачный, ночной.
Сейчас, сидя за столиком этого уличного кафе, я думаю о том, что, если бы знал, с чем судьба намерена столкнуть меня, я бы постарался любым способом избежать этого.
С другой стороны, что я мог сделать? Я уже не знал, где нахожусь, где город, где наш «икарус». Как пленник сидел в «мерседесе» рядом с Фрицем. Как под конвоем вышел из машины у входа в трёхэтажную белую виллу, освещённую мягким светом луны.
Потом это, скажем прямо, трусливое настроение подрассеялось. Тем более, жена Фрица Патрисия, оказавшаяся француженкой из Страсбурга и мальчик лет семи Жак ждали нас за уже накрытым в гостиной столом.
Когда я увидел этот стол, празднично уставленный тарелками с паштетами, копчёностями, салатами, сырами, бутылками вина, и осознал, что все это приготовлено ради меня — доселе неизвестного им человека из России, я был, сам понимаешь, тронут.
Обычно, если приходится молиться на людях, я молюсь про себя. Боюсь актёрства, показухи, фальши. А тут я, полный благодарности, стоя у стола, стал читать «Отче наш». Знаешь, будто не я, а что?то самое светлое во мне само изливалось в молитве…
Хозяева сидели притихшие. Даже мальчик Жак.
Когда я садился за стол, единственное, что меня снова насторожило — быстрый взгляд Фрица из?под очков. Это был странный взгляд, словно выпадающий из всей благостной атмосферы встречи.
…То, что у меня есть передышка, то, что сейчас я сижу в этом кафе, вспоминаю и пересказываю тебе случившееся вчера, почему?то кажется очень важным. Боюсь что?нибудь упустить. Но, видимо, спокойно сосредоточиться мне в этом незнакомом городе не дано. Из праздной разноязычной толпы, плывущей мимо столиков, отделяются две фигуры, направляются ко мне. Это Георгий в несколько неожиданном сочетаний с пузатеньким сатиром.
— Вы не видели Ольгу? — спрашивает Георгий.
— Нет.
Он растерянно стоит у столика. Сатир бесцеремонно подсаживается.
— Собственно говоря, видел, — спохватываюсь я. — Утром. Когда нас всех свезли к протестантской кирхе. Во время службы она была там, внутри. Да и вы все там были.
— Да–да… — рассеянно кивает Георгий. Он процеживает взглядом идущих мимо. — Потом в супермаркете мы встретили Мишу, Лену и Катю. Лена подозвала Ольгу. С тех пор я их не видел.
— Говорю — найдётся! — прерывает его пузатенький. — По крайней мере не одна. — Он почему?то глаз не сводит с моего лежащего на столе пакетика. — А вы у кого поселились? Как вас приняли?
— Замечательно. Георгий потерял Олю, а вы Нину Алексеевну?
— Она в магазине. Сейчас подойдёт. Меня, между прочим, зовут Вадим. Давно пора познакомиться. А вы что купили?
