— Бога ради, извините меня. Я ошиблась.
— Ничего страшного, — ответил голос. — Со всеми бывает. Всего доброго!
С тех пор одно лишь воспоминание об этом мягком, доброжелательном голосе спасало её от беспросветного отчаяния.
ГОРБАЧЕВ.
Михаилу Сергеевичу Горбачеву я лично очень обязан. Прежде всего тем, что благодаря этому не очень?то умелому, не очень последовательному политику я, как многие, все?таки хлебнул воздуха свободы. И конечно же тем, что лучшие мои книги были опубликованы.
Подумать только, Генеральный секретарь отважился изнутри взломать Систему! Каждую минуту его могли убить, растерзать… Подозреваю, что ему просто некогда было подумать о смертельной опасности.
Недавно один дурак передал мне слух, будто по телевизору сообщили, что Горбачев умер.
Если бы ты знала, Ника, какую пустоту ощутил я в сердце!
ГОРЫ.
Могло статься так, что на земле не оказалось бы гор.
Какое счастье, что они есть! На них можно хорошо смотреть. И с них смотреть хорошо.
Одно из ярчайших впечатлений — тот десяток дней, что я прожил на высоте 2400 метров в зоне альпийских лугов.
Опьяненный воздухом необыкновенной свежести, блуждал по краю пропастей, видел сверху хрустальные водопады, над которым парили орлы, видел, как постепенно понижаются вершины к далёкому морю.
…А с моря, когда плывёшь, видишь сквозь стаи кружащихся чаек: горы торжественно поднимаются перед тобой музыкальным крещендо — все выше и выше.
Так и кажется, что по ним, как по ступеням, можно взойти к Богу. Но каким же для этого нужно быть великаном!
ГОСУДАРСТВО.
Я всегда любил и люблю свою Родину. Несмотря ни на какие бедствия никуда от неё не уеду.
Но когда меня спрашивают: «Любишь ли ты наше государство?», задаюсь вопросом: «А оно меня любит?»
ГРАНАТ.
Из всех фруктов мой самый любимый. Сок его красных зёрен подобен вину. А до чего красиво цветут гранатовые деревья!
Частенько в продаже бывают очень крупные иноземные гранаты с бело–розовой шкуркой. Спелые до того, что с треском разламываются руками, обнажая внутри улыбку несчётного количества рядов крупных, красных как кровь гранёных зёрен.
Но самыми вкусными, потрясающими гранатами угощали меня в одном туркменском оазисе. После обеда хозяин принёс на блюде и поставил передо мной штук шесть плодов граната.
Зерна их были чёрные! Покрытые белыми кристалликами выступившего на поверхность сахара.
Я благоговейно, по зёрнышку, вкусил один гранат. Остальные решил увезти в Москву, чтобы угостить друзей.
Догадавшись о моём намерении, хозяин подарил мне целый мешок точно таких же плодов.
Потом я долго вёз этот груз на автобусе до гостиницы в Ашхабаде, затем, через несколько дней — в аэропорт. Прилетев самолётом в Москву, взял такси.
Дома посадил несколько зёрен в горшок с землёй. Но из них ничего не выросло.
ГРАНИЦА.
Ранним утром мы выехали на «газике» с упрятанной в джунглях пограничной заставы. Довольно скоро джунгли поредели, и мы оказались у края зыбучих песков пустыни Каракум. «Газик» встал. Дальше дороги не было.
Мой приятель вздел на спину объёмистый рюкзак с чисто вымытыми стеклянными баночками из?под мёда и мы, бросив машину, двинулись вперёд пешим ходом.
Солнце только вставало. Дул холодный ветер.
Примерно через час перед нами возник проломанный глинобитный забор, за которым виднелись полуразрушенные постройки. Это была заброшенная чуть ли не с довоенных времён погранзастава.
— Осторожно. Здесь много змей, — предупредил приятель. Длинное помещение без крыши, куда мы вошли, наверняка
было когда?то казармой: рядами стояли железные остовы кроватей. Деревянный проломанный пол, заметённый песком пустыни, хранил следы ползучих тварей. У подоконника настежь раскрытого окна с покосившейся рамой валялась оплетённая паутиной винтовка без затвора.
— Брось! Не трогай её! — крикнул приятель.
Он одну за другой вынул из рюкзака свои баночки и принялся с помощью длинного пинцета ловить скорпионов.
Здесь их почему?то было полно. Раз в год он добирался сюда на опасную охоту, чтобы потом в городской лаборатории «доить» этих похожих на раков насекомых, получать ценнейший для медиков яд.
Потом мы перешли по бывшему двору к бывшей столовой с кухней. Первое, что я увидел, был лежащий на столе человеческий череп с дыркой в области виска.
— Это я его сюда занёс, — сказал приятель.
Он приподнял череп, потряс им, и оттуда через дыру и глазницы выпало на стол несколько скорпионов с угрожающе задранными хвостами.
— В дуле той винтовки тоже был экземпляр, правда, только один, — сказал он, ловко упрятывая каждого скорпиона в отдельную баночку и плотно завинчивая крышки.
— Что же его не захоронили, этого человека? — спросил я, глядя на череп.
— Захоронили. Ветрами из песка выдуло, — отозвался приятель. — Говорят, их было двенадцать, этих пограничников. Через границу прорвалась сотенная банда басмачей. Всех постреляли, порубили.
…Ни одной змеи я не заметил. Но и скорпионов с меня было достаточно. Хотелось поскорее покинуть мёртвую заставу.
Когда она осталась за спиной, я увидел на горизонте караван верблюдов — длинный, как вечность. Должно быть вспугнутый ими, взмывал в ярко–синее небо орёл. Для которого нет никаких границ.
