устройством тормозов, а о переднем колесе не подумал. Если сыщик разгонится – дороги у нас подходящие, – тряхнет несколько раз, колесо и соскочит, лови голубчика в кювете или, хуже того, на встречной полосе.
Иван вернулся в номер около одиннадцати; открывая дверь, услышал телефонный звонок.
– Трезвый? – услышал Иван знакомый голос.
– Во вpемя работы не пью, – спокойно ответил Иван, хотя ему не понравилось, что Лебедев не поздоровался.
– Тогда с богом, Ваня. Закончишь, приезжай ко мне, надо поговорить.
– Лады, – ответил Иван, – я буду у тебя около трех ночи.
– Хорошо, – Лебедев положил трубку.
Иван вышел из такси и несколько кварталов шел темными пустыми переулками, у стоянки присел на лавочку, покурил, присматриваясь к обстановке. Было тихо, огромное здание нависало словно черная скала, ближайшие дома были в основном пяти-шестиэтажные, в доме Гурова лишь два окна светились желтыми, тревожными огоньками. «Кому-то не спится», – равнодушно подумал Иван и затоптал окурок.
Белые «Жигули» Гурова стояли в ряду других машин, и это облегчало работу. Да и работой-то такие пустяки назвать было трудно. Иван отмычкой отпер багажник, взял баллонный ключ, присел у колеса, снял колпак, свинтил все четыре гайки, смазал их загодя приготовленным маслом и две лишь «наживил» на один виток, а две чуть-чуть плотнее.
От дома Гурова до Лебедева было недалеко, а по московским масштабам так просто рядом, и Иван за двадцать минут дошел неторопливым шагом. Улицы и переулки были пустыми, лишь изредка проезжали машины, высвечивая подслеповатыми, залепленными грязью фарами.
Иван оглядел стол, уставленный дарами Иосифа, и, потирая руки, сказал:
– Прибыли гости с юга? Вижу, еще не перестроились, давай закусим, шеф, – он взглянул на часы. – Завтрак или еще ужин? – Усаживаясь за стол, как бы между прочим спросил: – А для меня лично ничего не передали?
– Получишь завтра, то есть сегодня, когда помянем подполковника Гурова, – ответил Лебедев, исподволь наблюдая за Иваном. – Не знал, что ты балуешься морфием.
– Ты меня не воспитывай, хорошо? – Иван был спокоен, так как организм еще добавки не требовал, да и в номере оставалась одна порция. – Выкладывай новости, расскажи, как будем жить дальше.
– Деньги, деньги. Иосифу пора о вечности думать. – Лебедев положил себе на тарелку зелень, налил чуть-чуть коньяку. – Утром подполковник должен поехать в Домодедово, ты его сопровождаешь.
– Надеюсь, не в его машине, – рассмеялся Иван. – Идея твоя, профессор, понятна, только не все так просто. – Он отставил коньяк, налил себе минеральную воду. – А если он не поедет?
– Должен поехать. Если бы Гуров сейчас был подполковником МУРа, то мог бы послать кого-нибудь вместо себя. Но он сегодня частное лицо. Поедет?
– Поглядим, – Иван долго жевал, пил воду, поглядывая на хозяина испытующе. – Ты, профессор, человек умный, хитрый, но не пытайся меня объехать. Если все кончится хорошо, – он имел в виду смерть Гурова, – благополучно… ты выделяешь мне долю сполна.
Юрий Петрович понимал, что Иван потенциальный покойник и разговор ведется пустой, но вынужден был играть по правилам и начал торговаться.
– Сколько?
Иван поднял палец.
– И я ухожу на заслуженный отдых.
– Столько у меня нет, – твердо сказал Лебедев. – Я должен рассчитаться с Иосифом и сам надеюсь еще пожить.
– Точно выразился, – Иван кивнул. – Хочешь пожить, не торгуйся.
– Знаешь присказку про шкуру неубитого медведя? – Лебедев решил не перегибать палку и закончить разговор мирно. – Будет в руках шкура – не поссоримся, люди разумные.
– А мент спит себе и не знает, сколько его шкура стоит, – Иван налил себе немного коньяку. – Пожелаем человеку удачи.
Гурова разбудил телефонный звонок. Подполковник бросил взгляд на часы – шесть. «Как в старое доброе время, – подумал он, – когда я был на Петровке нужен», – и снял трубку.
– Квартира сто три, товарищ Гуров? – затараторил девичий голос. – С почты… На ваше имя поступила телеграмма… Срочная. Почтальон придет позже. Вам почитать?
– Читайте, – Гуров сел и окончательно проснулся.
– Сегодня, обязательно, встречай наш рейс, целую жена. Повторить?
– Спасибо, запомнил, – Гуров положил трубку.
«Что могло случиться? – размышлял Гуров, бреясь, безразлично глядя в зеркало. – Скорее всего ничего, шлея под хвост попала, решила поставить перед фактом. Уж если они хотели выбрать для своего возвращения самый неподходящий момент, то угадали точно. Наш рейс? Давала телеграмму по телефону, не потрудилась взглянуть на билет. А может, что-нибудь случилось? Два рейса… Они летят, конечно, утренним, сейчас в воздухе. Позвонить Серову, спросить? Да скорее всего Рита ему ничего не сказала, чтобы не отговаривал. Да и неудобно признать, что твоя жена творит, что ей заблагорассудится».
Он протер лицо одеколоном и вышел из ванной, когда вновь раздался телефонный звонок.
– Товарищ подполковник, надеюсь, я вас не разбудил? – услышал Гуров прорывающийся сквозь треск и частые гудки голос Серова. – Хочу доложить…
Голос пропал, и Гуров долго дул в трубку и заунывно повторял:
– Алло! Алло! Я тебя слушаю! Ты меня слышишь? Перезвони!
Но Серов не перезвонил, и Гуров не узнал, что жена с сестрой живут прекрасно и сегодня уехали на Байкал.
В восемь утра Гуров выехал со стоянки, дорога предстояла неблизкая, а мысли были невеселые. «Надо бы цветы по дороге купить, – подумал Гуров, – и заправиться. Бензоколонка есть по дороге, а цветы куплю в аэропорту». Гуров переключил свое внимание на людей значительно более грубых, чем жена и свояченица, стал думать совсем не о цветах и ожидавших его объятиях и улыбках. Еще надо было следить за дорогой, и он не обратил внимания на такси, которое следовало за ним в некотором отдалении.
Последние двое суток, чем бы Гуров ни занимался, а в основном он отупело вышагивал по улице Воровского, он продолжал разговор со своим другом и начальником полковником Орловым. Следует отдать Гурову должное: высказываясь за оппонента, он не играл в поддавки, стремился быть предельно аргументированным, жестко доказательным, однако в споре Гуров всегда оказывался остроумнее полковника, убедительнее, мыслил и рассуждал оригинальнее и систематически одерживал заслуженную победу. Сделав небольшой перерыв, он начинал все сызнова, находил за друга новые аргументы, начальственно повышал голос, порой срываясь на грубость, но собственная контригра неизменно оказывалась солиднее, а грубость он искусно парировал тонкой иронией. Сколь ни пыжился Петр Николаевич Орлов, как ни выкручивался, давил, даже прибегал к демагогии, выиграть «дуэль» ему не удавалось.
А в тот день, прочитав дневник Гурова, полковник взглянул простовато и задал простой, чисто женский, а потому не имеющий ответа вопрос:
– Ну и что?
Услышав его от жены, Гуров всегда отвечал: а мол, и ничего, и разговор прекращал. И когда полковник, старый, опытный сыщик, ознакомившись с подобной информацией, задал такой вопрос, Гуров опешил.
Дело в том, что он проводил сложную и оригинальную комбинацию, используя наиболее сильную сторону противника. Двурушничество среди сотрудников милиции в городе, где убили неугодного свидетеля, не было уничтожено до конца, и секретная информация неизвестными путями просачивалась к преступникам, проникая даже сквозь стены тюрьмы, доходила и до подследственных. От них так же, по неведомым каналам, поступали рекомендации и распоряжения. Гуров сумел подключиться к этой невидимой «телефонной» сети и, передавая нужную ему информацию, вызывал требуемую ему реакцию, которую нетрудно было предугадать.
Ежедневно разговаривая с местной сотрудницей уголовного розыска, в чьей честности он не сомневался, Гуров сообщал, что именно в форме женской трепотни Тане следует передать по инстанции.
Гуров понимал, что ни на какие контакты, тем более переговоры, с МУРом Лебедев не пойдет. И тут же узнает, что подполковник Гуров отстранен, находится в опале и действует на свой страх и риск. В то же время Гуров не уставал повторять, что совсем рехнулся и жизнь положит, но не оставит рецидивиста в покое. Все шло по точно намеченному плану. Правда, в ресторане «Загородный» он допустил промашку и оказался в вытрезвителе. Неприятно, конечно, но он считал, что человек не ЭВМ, просчеты неизбежны, а допущенный им, Гуровым, нанес лишь личный ущерб, а делу не помешал, скорее помог, так как неопровержимо доказал: преступники нервничают и не собираются осесть на дно.
В конце концов, он, подполковник Гуров, пусть в некотором роде случайно, однако вышел на Ивана. Конечно, что Иван искомый убийца – далеко не факт, так достоверные факты, как и золотые самородки, на поверхности не валяются.
И вот, узнав все это, старый сыщик не нашел ничего лучшего, как спросить:
– Ну и что?
– Петр, ты в своем уме? – Гуров даже развел руками.
– С утра был, сейчас не уверен. А ты?
– Не отвечай вопросом на вопрос.
Орлов долго и испытующе рассматривал Гурова, зачем-то вытянул губы дудочкой и скосил глаза на кончик собственного носа.
– Не смеши! Глупо! Тебе нечего сказать?
– А чего ты ждешь? – Орлов жестом остановил взорвавшегося было Гурова. – Возможно, Лебедев – крупнейший пройдоха и организатор убийства. Тогда скорее всего именно по его инициативе на тебя наехала «телега» и ведется служебное расследование. Тебе больно и обидно…
– Слушай, Петр, у тебя много друзей? – перебил Гуров.
– А у тебя? Ладно! – Орлов махнул рукой. – Выдохни. Можно предположить, что твой Иван профессиональный убийца? С твоей мафиозией и такое возможно. Оставим. Меня интересует, что конкретно ты делаешь и как собираешься себя вести в ближайшее время? Открыл частное сыскное агентство?
Гуров обиделся, на друга не смотрел и не мог видеть, что Орлов уже не сидит в кресле развалившись, а выпрямился, подобрал ноги, напрягся, взглядом давит, будто пытается подполковника к чему-то принудить или, наоборот, ждет от него признания.
– Ты же людей не дашь, – ответил Гуров. – За неимением гербовой пишем на чем придется. Я их добью, принесу тебе на блюдечке.
– Дурак ты, – Орлов вновь откинулся в кресле, – самовлюбленный человечек, хоть и подполковник и заместитель начальника отдела МУРа. Тебе одному если
