— Ладно, шнурок найдется, — рассеянно ответил Каролек, поглядывая на сцену за соседним столом. — Слушай, я не понимаю, чего ему_
— А разве кто-нибудь понимает? — удивился Влодек.
— Мне показалось, он по-польски говорит. Сказал: я так.
— А кто не так? — рассудительно заметил Влодек. — И чего это он так?
— Посажу его за тем столом. Неизвестно, кто не так. То есть известно, никто другой там не сядет, и чего он на это упирает?
— А, может, у них сажают по несколько штук за одной доской? Чтобы не скучали™
— Одурел, я на картинках видел: у них места побольше, чем у нас. Януш, чего он говорит?
— Черт его знает, — пыхтел Януш, в поте лица пытавшийся объяснить иностранцу, как подготовить стол для работы. — Давайте рейсшину, разговорами ни черта не добьешься.
При виде роликов иностранец безусловно и наглядно удивился. Он издал несколько вопросительно интонированных горловых звуков, осмотрел рейсшины, прикрепленные на остальных досках, подвигал их легонько и жестами показал, что не понимает отсутствия кульмана, то есть поперечника на рейсшинах. Он осмотрел привинчиваемые Янушем ролики, обследовал механизм приспособления, и на лице его отразились полные неуверенность и сомнение.
— Для него и ролики внове? — ухмыльнулся Лесь. — Дичь какая-то на этом Западе… А еще толкуют про ихний технический уровень!
Иностранец махнул рукой по левому краю чертежной доски и загулькал явно вопросительно.
— Скажи, работаем, мол, на роликах, у нас нету третьей руки для поперечника, — подсказал Янушу Каролек. — У них, может, и есть, а у нас нету.
— Сам скажи, — проворчал Януш. — Я занят. И, вообще, вдолбите ему, что это параллельные, а у меня больше нету сил.
Каролек и Лесь бросили работу. Несколько насильно оторвали иностранца от Януша и принялись за какие-то анатомо-технические объяснения, видя в этом единственный шанс на успех. Через пятнадцать минут все обороты старых фотооттисков были разрисованы, причем чаще всего фигурировал мотив трехрукого человека. Пока Януш приспосабливал стол для работы, в голову нового сотрудника усиленно вбивалось убеждение, что где-то в Европе существуют таинственйые существа о трех руках, работающие с традиционными рейсшинами. По нарисованным на старых фотооттисках чудесным историям выходило: существа эти эмигрируют из Польши, не оставляя после себя никаких следов, если не считать отрубленных, по-видимому, топором, третьих рук. Иностранец балдел и тупел на глазах.
— Ничего, он когда-нибудь привыкнет, — утешал Лесь.
— Говорят, дрессированные обезьяны даже на машинке печатать умеют.
Януш отер лоб и закурил.
— Ничего не поделаешь. Раз козе смерть, берем быка за рога.
Сия эффектная пословица немало озадачила присутствующих. Сосредоточенный Януш отмахнулся от объяснений и ринулся в лобовую атаку на иностранца. Посадил за стол и разложил перед ним несколько старательно выбранных чертежей. И, похоже, стена непонимания все-таки треснула.
В голубых иностранных глазах впервые блеснуло любопытство. Новичок внимательно осмотрел разрез строений и сделал рукой жест сечения.
— Snit, cup.
— Правильно, разрез, — согласился Януш. — Разреза еще нет. Not jet. Ты сделаешь, понял? Это эскизы. You. Machen. Arbeiten.
В горле чужестранца забулькало, словно он чем-то давился, заикал, заскрежетал — словом, выражал полное одобрение.
— Ему нравится, — обрадовался Каролек. — Я всегда говорил: это административное здание у нас неплохо получается.
— Человек дикий, а вкус есть, — согласился Лесь.
Первые трудности были преодолены, и новый сотрудник начал понемногу приспосабливаться, вполне благожелательно выслушивая весьма вольные трактовки своего имени. Служебная жизнь коллектива снова обрела разнообразие и свободу маневра.
Интенсивное обучение польскому языку давало слабые результаты. За отсутствием единого способа взаимопонимания использовались нужные в данный момент слова из каких-нибудь других языков, причем никто из заинтересованных лиц не отличался излишним педантизмом насчет грамматических правил. Чужеземец вообще плевать хотел на грамматику.
— Дает мне калька, ты. Please, — обращался он с приветливой улыбкой в голубых глазах к пани Матильде. Улыбка, вероятно, была и на губах, но из-за густой бороды это лишь угадывалось. Пани Матильда в ответ всякий раз нервно вздрагивала.
— Не имеется план фундаментен, — деловито сообщал Януш, стараясь говорить предельно понятно. — Ты gehen к инженер.
Однако два выражения, с непонятным упорством употребляемые иностранцем, вызывали особое недоумение. Одно особо подчеркивало, что речь идет о его персоне, а второе звучало как «висель».
— И чего он все про свой индивидуализм талдычит? — ворчал Каролек. — Он так, да он так. А кто не так, к черту?
— Отъединиться желает, — объяснил Лесь. — Слышал насчет коммунизма, вот и психанул. Думает, у нас все общее, а он хочет быть индивидуальностью.
— А вдруг это, наоборот, согласие? — сказал Януш. — Он, мол, на все согласен, а другие пусть как хотят. Ведь приехал же он в Польшу и сидит тут…
— Возможна Почему-то ведь он явился сюда. Кто знает, вдруг да хочет дать понять, что ему наш строй нравится?
«Висель» беспокоил больше, чем возможное отношение чужеземца к строю. Звучало это слово ежедневно и постоянно и заинтриговало всю группу донельзя.
— И чего он лезет, черт побери, с этим виселем? — нервничал Януш. — И чего он имеет в виду.
— Верно, это сокращение от висельника, — твердил Лесь. — Его кто-то научил, а он привык.
— Допустим. Ну а что у него при этом на уме? — размышлял Каролек. — Чаще всего кроет этим словцом при обсуждении проектов. Может, он Януша так поносит?
Тайна висельника в конце концов измучила всех. Потребовали объяснений от зава. Зав мастерской, ежедневно подвергающийся атакам оголтелых от любопытства сослуживцев, после долгих и бесплодных поисков знатока датского, обратился в последнюю инстанцию — к государственному мужу, который протежировал новому сотруднику. Усилия несколько ошеломленного сановника увенчались успехом, и ответ пришел по той же лесенке, что и вопрос, только в обратном направлении.
— Он вовсе не говорит «висель», — сообщил зав, счастливый, что ему удалось выяснить столь животрепещущую проблему. — Он говорит «we shall». Будущее время ко всему. А «я так» по-датски значит «да, спасибо». Купите датский словарь и не делайте из меня идиота.
По сему случаю купили единственную доступную книгу
— «Польско-датский разговорник». Сей труд целиком почти заполняли рассуждения о вкусной и здоровой пище. Судя по данному произведению, оба народа ничем на свете не интересовались, кроме потребления пищи и закупки продуктов. Про одежду там упоминалось от случая к случаю. Посему чтение разговорника привело к естественному результату.
Прекрасным весенним днем улыбчивый чужестранец вошел в служебную комнату, несколько запоздав, положил на стол завернутую в небольшой листик бумаги колбасу и триумфально изрек:
— Кал… баса!
Наступило тревожное, сосредоточенное молчание. Потом Каролек вполголоса выдал:
— Моча тенора.
— Что?! — спросил изумленный Януш.
Каролек слегка засмущался.
— О Боже, по ассоциации. Есть такое дурацкое перекручивание слов. Кол баса и зуб тенора и так далее. Что, не слышал?
— А, — Януш как-то растерялся. — Сначала висель, теперь кал тенора, ой, пардон, кол… баса…
