дома, а моим — картины.
Конец, подумала я. Из-за меня он попал в глупое положение и ни за что не разрешит мне остаться. Я сделала последнее усилие:
— Вы слышали об отце, а значит, и обо мне. Мы работали вместе.
— Вы не объяснили…
— Я думала, дело срочное, и решила не откладывать поездку. Когда отец принял ваше предложение, я должна была ехать с ним. Мы всегда работали вместе.
— Прошу садиться! — пригласил он.
Я примостилась на краешке стула с резной деревянной спинкой, а он уселся на диван, удобно вытянув ноги.
— А вы не подумали, мадемуазель Лосон, — сказал он неторопливо, — что, своевременно узнав о смерти вашего отца, мы могли бы отказаться от ваших услуг?
— Я считала, что главное — реставрация картин. Вот уж не думала, что пол реставратора имеет для вас решающее значение.
Если я выразилась резко, то это от волнения. Сейчас он попросит меня уехать, а мне необходима возможность показать, на что я способна.
Он нахмурил брови и задумался. Затем украдкой взглянул на меня, довольно безрадостно усмехнулся и сказал:
— Странно, что вы не написали и не предупредили нас…
Оставаться дольше было бы слишком унизительно. Я поднялась, он тоже. Никогда я не чувствовала себя такой несчастной, как в те минуты, гордой походкой направляясь к двери.
— Минуту, мадемуазель.
Маленькая победа. Он заговорил первым. Не поворачиваясь, я посмотрела на него через плечо.
— Станция у нас небольшая. Здесь останавливается только один поезд, в девять часов утра, а до парижской ветки несколько десятков километров.
— В самом деле?
На моем лице, вероятно, отразилось разочарование.
— Теперь вы понимаете, — продолжил он, — что поставили себя в неловкое положение.
— Откуда мне было знать, что на мои рекомендательные письма даже не посмотрят? Раньше я никогда не работала во Франции и, разумеется, не ожидала такого приема.
Кажется, я попала в точку. Он поддался на мою провокацию:
— Поверьте, мадемуазель, во Франции люди не менее учтивы, чем в любой другой стране.
Я пожала плечами и спросила:
— Полагаю, здесь есть постоялый двор… или гостиница, где я могла бы переночевать?
— Нет, нет, ни в коем случае. Останьтесь у нас.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала я холодно, — но в данных обстоятельствах…
— Вы говорили что-то о бумагах?
— У меня есть рекомендации от людей, которые остались довольны моей работой… у нас. В английских замках мне поручали шедевры. Но вас это не интересует.
— Вы ошибаетесь, мадемуазель. Меня это очень интересует, как и все, связанное с замком.
При этих словах он преобразился. Его лицо озарилось благоговейной страстью — любовью к этому старому дому. Я почувствовала в нем родственную душу. Если бы такое чудесное место было моим домом, я испытывала бы те же самые чувства.
Он торопливо добавил:
— Согласитесь, мое удивление оправдано. Я ожидал увидеть авторитетного мужчину, а сталкиваюсь с молодой леди.
— Признаюсь, я уже не молода.
Он был слишком занят своими собственными мыслями и чувствами, чтобы спорить. Его обуревали сомнения — не опасно ли подпускать к своим драгоценным картинам девушку, в мастерстве которой он неуверен?
— Может быть, вы покажете мне рекомендательные письма?
Я вернулась к столу, достала из внутреннего кармана плаща пачку конвертов и протянула ему. Он знаком предложил мне сесть, сел сам и принялся читать. Я стиснула руки на коленях. Еще минуту назад я думала, что проиграла. Теперь у меня появилась надежда.
Притворившись, что разглядываю комнату, я потихоньку наблюдала за ним. Он явно пребывал в замешательстве. Это удивило меня. Мне представлялось, что граф должен быть человеком властным, скорым на решения, из тех, что никогда и ни в чем не сомневаются, потому что и мысли не допускают, что могут быть неправы.
— Да, впечатляет, — заметил он, возвращая мне письма.
Несколько секунд он пристально смотрел на меня, затем довольно нерешительно добавил:
— Не хотели бы вы взглянуть на картины?
— Какой в этом смысл, если я не буду их реставрировать?
— Кто знает, мадемуазель Лосон…
— Вы хотите сказать?..
— Я хочу сказать, что вам надо остаться здесь — по крайней мере, на ночь. Вы проделали долгий путь и, конечно, устали. Как специалисту…
Он бросил взгляд на письма у меня в руке и пояснил:
— О вас лестно отзываются самые высокопоставленные особы… так вот, как специалисту вам, разумеется, любопытно хотя бы посмотреть на картины. В замке превосходная коллекция. Ее собирали веками. Будьте уверены, она достойна вашего внимания.
— Не сомневаюсь. И все же, мне лучше поселиться в гостинице.
— Не советую.
— Почему?
— Там тесно и плохо кормят. В замке вы устроитесь с большим комфортом.
— Не хотелось бы причинять вам беспокойство.
— Никакого беспокойства. Я продолжаю настаивать, чтобы вы остались, и если вы не против, позову горничную. Она проводит вас в вашу комнату. Ее приготовили заранее, хотя, конечно, не знали, что в ней будет жить леди. Впрочем, это неважно. Вам принесут что-нибудь поесть. Потом отдохните немного, но позже непременно взгляните на картины.
— Значит ли это, что я все-таки буду выполнять заказ?
— Для начала вы могли бы просто дать кое-какие консультации. Почему бы и нет?
Я почувствовала такое облегчение, что неприязнь, которую я испытывала к нему минуту назад, сменилась симпатией.
— Ваша Светлость, я сделаю все, что в моих силах.
— Вы заблуждаетесь, мадемуазель. Я не граф де ла Таль.
Мне не удалось скрыть изумление.
— А кто же…
— Филипп де ла Таль, кузен графа. Как видите, вам надо понравиться ему, а не мне. Только он будет решать, доверить вам реставрацию картин или нет. Если бы это зависело от меня, вы немедленно приступили бы к работе.
— Когда я могу увидеть графа?
— Сейчас его в замке нет и не будет еще несколько дней. Послушайте моего совета, дождитесь его возвращения. За это время вы сможете осмотреть картины и приблизительно оценить объем работ.
— Несколько дней! — обескуражено воскликнула я.
— Боюсь, да.
Он подошел к звонку и дернул за шнурок, а я подумала: «Может, это к лучшему. По крайней мере, проведу пару деньков в этом чудесном замке».
Насколько я могла судить, моя комната примыкала к центральной башне замка. По обе стороны от
