ближних клетках я различила толстенные цепи, которыми приковывали узников и узниц. Я крикнула:
— Есть здесь кто-нибудь?
Мне вторило жуткое эхо. Женевьева прижалась ко мне, она дрожала.
— Там никого нет, — сказала я.
Девочка быстро кивнула.
— Уйдемте отсюда, мисс.
— А днем вернемся и посмотрим.
— Да-да.
Она потянула меня за руку. Я уже хотела повернуться и скорее уйти, но внезапно мною овладело какое-то странное наваждение. Я бы сказала, что из темноты на меня кто-то смотрит… манит к себе… во мрак подземелья… а может быть — смерти.
— Мисс, пойдемте.
Непонятное чувство прошло, и я отвернулась от тюремных камер.
По лестнице Женевьева поднималась впереди меня. Я еле передвигала ноги, они словно налились свинцом. Мне казалось, что за моей спиной раздаются шаги, что меня сжимают чьи-то ледяные руки и тянут назад, в темноту. У меня перехватило дыхание, сердце тяжелым камнем давило на грудь. Пламя свечи задрожало, и на секунду я с ужасом подумала, что огонь погаснет. Казалось, мы никогда не выйдем наверх. Подъем не мог занять больше минуты, но эта минута показалась мне целой вечностью. Запыхавшись, я остановилась на верхней ступеньке лестничного пролета… у двери в комнату, под которой находился каменный мешок.
— Пойдемте, мисс, — взмолилась Женевьева. У нее стучали зубы. — Я замерзла.
Мы взобрались наверх.
— Мисс, можно я останусь у вас на ночь? — попросила Женевьева.
— Конечно.
— А то… я могу разбудить Нуну, если пойду к себе.
Я не стала напоминать ей, что Нуну разбудить трудно. В подземелье Женевьеве было так же страшно, как и мне. Теперь она боялась спать одна.
Я долго лежала без сна, перебирая по минутам ночное приключение. Страх перед неизвестным, говорила я себе, пережиток, доставшийся нам в наследство от наших диких предков. Чего я боялась в подземелье? Привидений? Того, что существует только в детском воображении?
Но и во сне меня преследовал этот загадочный стук. Мне снилась молодая женщина. Ее душа не находила покоя, потому что она умерла насильственной смертью. Она хотела вернуться на землю и рассказать мне, как она умерла.
— Шлеп, шлеп.
Я вскочила в постели. Это горничная принесла завтрак.
Женевьева, должно быть, проснулась рано, потому что в комнате ее уже не было.
На следующий день я снова спустилась в подземелье. Мне было немного стыдно за свои ночные страхи, и я хотела доказать самой себе, что бояться нечего. Я собиралась позвать с собой Женевьеву, но нигде ее не нашла и отправилась одна. Ночью я действительно слышала постукивание, о котором она говорила, и решила выяснить, что это такое.
При дневном свете все было иначе! Солнечные лучи проникали даже в узкие переходы старой лестницы, и она выглядела, хотя и неприветливо, но не так мрачно, как при мерцающем свете свечи.
Я подошла к входу в подземелье и остановилась, всматриваясь в темноту. Что-либо там увидеть было нелегко, даже в самый солнечный день, но через некоторое время мои глаза привыкли к сумраку и я уже могла различить очертания тесных ниш-камер. Я шагнула в подземелье. Вдруг тяжелая дверь за моей спиной закрылась, и я не смогла сдержать крика, когда рядом мелькнула черная тень и кто-то схватил меня за руку.
— Мадемуазель Лосон!
Я судорожно глотнула воздух. За моей спиной стоял граф.
— Я… — начала я. — Вы меня напугали.
— Я не сообразил, что, когда дверь закрыта, здесь очень темно, — сказал он, но дверь не открыл. Я чувствовала на себе его дыхание. — Я решил посмотреть, кто это бродит по подземелью, хотя мог бы и догадаться, что это вы. Вы интересуетесь замком и, естественно, любите его изучать… а мрачные места особенно притягательны для такой женщины, как вы, мадемуазель.
Его рука легла мне на плечо. Если бы я и захотела протестовать, у меня не хватило бы на это сил. Меня переполнял ужас — тем более леденящий, что я не знала, чего боюсь.
Его голос прозвучал совсем рядом:
— Что вы надеялись здесь обнаружить, мадемуазель Лосон?
— Сама не знаю. Женевьеве слышатся всякие звуки, и сегодня ночью мы спускались вниз узнать, в чем дело. Я пообещала, что днем мы вернемся.
— Значит, она тоже придет?
— Возможно.
Он рассмеялся. Потом спросил:
— Вы сказали, звуки? Что за звуки?
— Какой-то стук. Женевьева говорила о нем и раньше. Я заинтересовалась и сказала, что, если она его снова услышит, мы разузнаем, что это такое. Вот она и прибежала ночью ко мне в комнату.
— Я знаю, что это. Жук-точильщик пирует в старом замке. Такое случалось и прежде.
— А… понятно.
— Как вам это не пришло в голову? Вы, конечно, встречались с точильщиками в старинных домах английских аристократов.
— Приходилось. Но в замке каменные стены…
— Здесь многое сделано из дерева. — Он отошел от меня и распахнул дверь. Теперь я лучше видела тесные клетки, наводящие ужас кольца, цепи… и графа. Он был бледен. Я подумала, что выражение его лица еще более непроницаемое, чем обычно. — Если у нас завелись точильщики, они доставят нам немало хлопот.
Граф поморщился и пожал плечами.
— Вы займетесь жуками?
— Со временем. Возможно, после сбора урожая. Думаю, они не успеют уничтожить весь наш замок. Десять лет назад здесь все тщательно осматривали — должно быть, они завелись недавно.
— Вы подозревали, что в подземелье завелся жук-точильщик? И спустились проверить?
— Нет. Я увидел, как вы свернули вниз по лестнице, и пошел следом. Думал, что вы уже сделали открытие.
— Открытие? Какое открытие?
— Обнаружили какое-нибудь произведение искусства. Помните, вы мне говорили?
— Произведение искусства в темнице?
— Никогда не знаешь, где найдешь клад.
— Да, верно.
— Пока никому не говорите о стуках. Не хочу, чтобы это дошло до Готье. Он захочет пригласить специалистов прямо сейчас, а мы должны подождать, пока снимут виноград. Вы не представляете, как здесь всех лихорадит, когда поспевает урожай. Это надо видеть собственными глазами. В такое горячее время в замке будет не до рабочих.
— Но я могу передать ваше объяснение Женевьеве?
— Да, конечно. Скажите ей, чтобы она спала и не слушала никакие стуки.
Мы поднялись по лестнице. Как всегда в его присутствии, у меня было двойственное чувство: с одной стороны, меня уличили в излишнем любопытстве, а с другой — я снова с ним говорила!
На следующий день на прогулке я передала Женевьеве слова графа.
— Жуки-точильщики! — воскликнула она. — Пожалуй, они не лучше привидений.
