– Слушаю и повинуюсь! – Пригубив кофе, Мария приготовилась слушать со вниманием.
– На кой черт нам нужен этот Еланчук? У него – своя команда, у нас – своя. – Гуров явно завелся. – Ты в подобные игры не играешь. Мне они надоели до чертиков. Скажем ему: ныряй, Юрий Петрович, здесь неглубоко, а мы в законном отпуске, к тому же за границей, нам неинтересно. Согласна?
Первым побуждением было кинуться Гурову на шею, расцеловать: «Умница! Конечно, согласна!» Ведь это было и ее желание. Но что-то мешало. Что?
– Согласна? – настойчиво повторил Гуров.
Вместо ответа или хотя бы кивка Мария змейкой выскользнула из постели. И…
«О боже!» – Гурова пронзила острая дрожь. Он едва сдержал возглас восхищения. Обнаженная до самых лодыжек, стройных, будто точеных, гибкая в каждом движении, она ступала плавно, с той естественной изящной грацией, какая дается только природою, невольно причиняя Гурову сладкую боль. Пена белоснежной простыни клубилась у ног ее. И Гурова осенило: богиня, рожденная из пены морской. Он не вспомнил имя той богини, смотрел зачарованно: «Машенька!»
Мария разрушила очарование, произнеся совсем буднично:
– Быстренько приму душ и поправлю лицо, – упорхнула в ванную.
Обоим нужна была пауза: Гурову стряхнуть наваждение, налетевшее на него столь нежданно-негаданно, Марии же, чувствующей себя виноватою перед Еланчуком (и с чего она вдруг набросилась на человека невесть почему?), укрепиться в бесповоротности своего решения или… Вот «или» и было главной проблемой. Ясно ведь, отчаянная мелодекламация Гурова не от чистого сердца. Просто он хочет угодить ей, а у самого на душе кошки скребут от того, что бросает товарища в беде. Может ли она принять такую жертву? «А почему, извините, мы должны жертвовать своим отдыхом?!» Она хотела жалобно всхлипнуть, но вместо этого упрямо стиснула губы. Из ванной вышла улыбающаяся и благоухающая.
– Маша, я не знаю, с чего начать. – Гуров схватился за сигареты, как за якорь спасения.
– Мы же договорились до завтрака не курить, – ласковым голосом напомнила Мария и устроилась в кресле, подобрав под себя ноги. – Если не знаешь, с чего начать, разреши, начну я. Пей кофе, слушай, старайся не перебивать, – повторила она его слова.
– Слушаю и повинуюсь! – подхватил Гуров.
– Да, Юрий – отличный парень, но пошел бы он со своими заботами куда подальше! Вещи, которые кажутся романтичными и загадочными при луне, днем оказываются обычной мерзопакостью. Наркобизнес – не игра в бирюльки. Нормальный человек должен находиться от него подальше. Розыскная, как и актерская, работа совершенно непредсказуема. Ее нельзя бросить когда захочется. Слишком много людей помимо твоей воли оказываются впутанными в историю, где лично от тебя порой мало что зависит. Потому самое естественное сейчас отправиться завтракать, затем плавать и загорать, пить вино и веселиться. Ну, и как я? На уровне? – Мария смотрела вызывающе.
– Ты все сказала лучше меня, – кисло улыбнулся Гуров. – Идем завтракать.
Явившись на свет, мальчик пронзительным воплем огласил если не весь мир, то, во всяком случае, палату роддома, тем самым заявив о своем приходе. В том не было ничего необычного. Посему и распространяться на эту тему излишне. Тем более ничто не предвещало, что в эту минуту родился человек выдающихся или хотя бы незаурядных дарований, коему, как обнаружится впоследствии, судьба предназначила стать почти что гением криминального мира. Короче говоря, родился и родился. Мальчика назвали Виктором, родители и друзья звали Витун. Рос здоровеньким, заурядным пацаном, роста был средненького, так же и учился – в общем, все в нем соответствовало стандарту. Лишь в пятом классе в нем проявилась особенность – нездоровая тяга к деньгам. Почему нездоровая? По нынешним меркам так вполне и нормальная. Даже сказать, весьма дальновидная, хотя в свое время и считавшаяся предосудительной. Ну, это, как нынче ясно младенцу, чистейшее лицемерие и несусветная чепуха. Он экономил на завтраках, ходил в кино без билета, «напротырку», либо за чужой счет, не ел мороженое – пустая трата денег. Копил. Даже когда мать решала купить ему новые штаны или ботинки, Витун говорил, что купит сам, и ходил в стареньком. Да и что зря выпендриваться? В конце концов, каждый живет как хочет.
В институт Витун поступил экономический, чем немало удивил родителей и друзей. Мальчишки в те годы рвались в МАИ, МЭИ, а отчаянные – в МГИМО. В комсомоле он, как все, состоял, но от любого поручения как мог отбивался, находя тому десятки уважительных причин. Родители его любили по-своему, в дела сына особо не вникали, привыкли считать, что Витун – мальчик самостоятельный, у него своя жизнь. Содержанием его жизни являлась коммерция.
Даже при социализме одинаковые вещи стоили в различных местах по-разному. Деньги у Витуна водились. Он прекрасно знал, что и где можно купить задешево, а продать подороже, с наваром. Опять же всегда существовал дефицит. Тут уж не зевай. И Витун, будучи малым шустрым и оборотистым, не зевал. На том и делал свой скромный гешефт.
Окончив институт, он взял свободное распределение и устроился экономистом на задрипанную фабричку, выпускающую нитки и прочую лабуду. Как и любимый литературный герой Остап Бендер, начинающий бизнесмен уважал и свято чтил Уголовный кодекс. В двадцать пять лет от роду он случайно столкнулся с марихуаной, которую привозили с Кавказа и добавляли в обычный табак. Витуна потрясла стоимость одной «закрутки». Сам он не курил и не пил. То же, что почитывал о наркобизнесе, о связанных с ним баснословных барышах, убийствах, погонях и прочих приключениях, воспринималось как невероятная, умопомрачительная фантазия. Такое не могло быть правдой! Если же и было, то «там», у «них». Вспоминая свою тогдашнюю наивность, Витун усмехался. В том, что зарубежные детективы живописали подлинную реальность, очень скоро пришлось убедиться, столкнувшись с отечественными наркоманами (конечно, весьма косвенно): за пакетик порошка они готовы были убить родную мать, заплатить любые деньги. А что реальнее денег? «Наконец-то, – радовался Витун, мысленно потирая руки, – и у нас восходит заря демократии и свободы! Это русский Клондайк, а я первый старатель!» – решил он, став Виктором Борисовичем Белевичем, и перво-наперво занялся изучением специальной литературы: какие виды наркотиков существуют, где произрастают, из чего изготовляются, какой имеют объем и цену?
Правда, очень скоро выяснил, что он далеко не первопроходец, а зеленый новичок на поприще сколь заманчивой, столь и рискованной наживы, но это его не смутило и тем более не остановило. Напротив. Опасность будоражила кровь. Жизнь обретала новый смысл и вкус. Страх, порой прожигающий все существо, – плата за остроту ощущений. «Ах, Витун, Витун, отчаянный ты все же малый!» – случалось, говорил он себе, знобко поеживаясь и похохатывая. Попадаются только дураки. Значит, это не он. Существует Кавказ, в подбрюшье страны раскинулся богатейший Восток, он же, Виктор Борисович Белевич, – сын одной шестой части суши. Этим сказано если не все, то многое.
Как экономист, он знал, что наличие рынка сбыта – одна из главных составляющих успеха любого бизнеса. Значит, рынок нужно было завоевать.
В Москве собирались проводить Олимпийские игры. Шел восьмидесятый год.
– Не умею себе отказывать ни в еде, ни в мужчинах! – нарочито громко проговорила одна из двух дам, выгружая свой поднос на стол рядом со столом, за которым завтракали Мария и Гуров.
– К сожалению, милочка, мужчин здесь раз в сто меньше, чем еды! – не менее громко и столь же нарочито вызывающе поддержала ее вторая, в то же время одаривая Гурова многозначительным взглядом.
Мария сидела к ним спиной, однако состроила Гурову гримасу.
– Поздравляю!
– Только по приговору суда присяжных, сударыня! – вежливо наклонил голову Гуров и тотчас увидел вчерашнего худощавого немца, одного из двоих участников инцидента, случившегося на волнорезе. Но и это было не все. Немец прогуливался с Еланчуком. Они оживленно о чем-то беседовали.
Столика через три от Гурова и Марии рассаживалась компания загорелых молодых «качков». Со стороны казалось, они увлечены своим разговором и на окружающих не обращают внимания. Но опытный сыщик боковым зрением перехватил взгляд одного из них, брошенный, по всей видимости, на немца. «Так, – еще не зная, что бы это могло значить, отметил он про себя. – Ясно, вчерашнее ночное происшествие не прошло-таки вовсе незамеченным. Но откуда оно стало известно им, если на набережной их не было?» Кажется, ситуация становилась все более интересной.
– Разве мы не решили, что отдыхаем и для тебя свет – только в моих очах?
Гуров очнулся, вздрогнул, услышав нежно-грозное шипение Марии, и тут же увидел злые сверкающие змейки в ее взгляде, устремленном на него в упор.
– Простите великодушно, сиятельная пани! Рефлексы, – попытался перевести назревающую бурю в безмятежный штиль сконфуженный Гуров. Не тут-то было.
– Выбрось подобную дурь из головы, друг любезный! – Если уж завелась, Марию было не остановить.
Вконец растерявшийся Гуров со смутным недоумением уставился на… Теперь он и сам не понимал на кого. Что с ней случилось? И вовсе было загадкой, почему она вдруг окрестила его «другом любезным»?
– Машенька, прошу, успокойся, – нежно сжал он ее руку, заметив, что на них с любопытством начали поглядывать со всех сторон.
Неизвестно, чем бы кончилась внезапно возникшая сцена, если бы не другой скандальчик, едва не завершившийся весьма заурядным мордобоем. Случилось же вот что. Долговязый, неуклюжий немец, пробирающийся между столиками со своей морковкой и традиционным бокалом пива, проходя мимо молодых «качков», споткнулся, запотевший бокал выскользнул на стриженую макушку одного из них. Парень невозмутимо зыркнул на посмевшего его потревожить жлоба, лениво развернулся, решив, видимо, нокаутировать подобную козявку сидя.
Мощный кулак уже был в пути. Гуров понял: немец не успеет ни отскочить, ни увернуться, и тут сосед принявшего пивной душ перехватил руку, что-то громко сказал, и сидевшие за столом «качки» заржали.
Благодарный немец что-то быстро залопотал, видать, извинялся. Инцидент был исчерпан. Осколки бокала мгновенно убрали. Под пальмами вновь воцарился мир. «Ну и слава богу». Лишь сексуально озабоченная дамочка, лишившись бесплатного зрелища, обещавшего быть крайне пикантным, разочарованно проурчала с набитым ртом:
– Спортсмены, все как один, – импотенты. Любой замухрышка в сравнении с чемпионом – Геракл.
– Какая мерзость! – брезгливо скривилась Мария, увлекая Гурова прочь. Пошлости она не выносила.
– Кофе? – Главный менеджер отеля плавным жестом указал гостю, в ком явно угадывался полицейский в штатском, на кресло.
– Жарко, уважаемый. – Полноватый с агатовыми глазами и воинственно вздернутыми усиками блюститель порядка вытащил огромный клетчатый платок, промокнул мокрый от пота лоб. – Вы уверены, что ночью у вас ничего не случилось?
– У нас исключительно солидная клиентура, и, смею вас заверить, любые происшествия исключены. – Заметно нервничая, хозяин кабинета взял с подноса, который принесла девушка, два бокала пурпурного вина.
– Верю, верю, – полицейский попробовал вино, брезгливо поморщился и отставил. – Однако около часа ночи на пляже ваших соседей из моря вышел человек. – Он выставил перед собой ладонь, требуя, чтобы его не перебивали. – Это был, должен вам заметить, не поздний купальщик. Конечно, если вы не станете утверждать, что бывают такие сумасшедшие, кто находит высшее наслаждение в том, чтобы купаться по ночам в одежде. Надеюсь, среди ваших
