словно высеченная из золотистого мрамора богинеподобная Мария – пара изумительная. На редкость!
Гуров опустился на колени, подождал, пока вода успокоится, встал на доску и, плавно оттолкнувшись, поплыл к цели. Зрители затаили дыхание. Когда до заветного щита оставалось метр-полтора и Гуров мог легко забросить мяч в кольцо, раздались крики: «Бросай! Бросай!», в тот же миг он неловко переступил и, нелепо взмахнув руками, с оглушительным всплеском ухнул в бассейн.
Восторгам не было конца. Гуров быстро подгреб к бортику, выпрыгнул на берег, взял за плечо самого высокого из «спортсменов», стоявшего рядом с Марией.
– Нехорошо, приятель! Я пытаюсь установить рекорд, а ты тем временем обхаживаешь мою сестру! Что я теперь скажу маме? – Гуров шутя подхватил не ожидавшего подвоха гиганта под мышки и швырнул в воду. – Остудись, дорогой!
– Лев Иванович, что же ты не забросил мяч? – попытался поддеть Гурова Еланчук.
– Юрочка, ты же профессионал и обязан знать, люди не любят победителей, – пожурил его Гуров. – Зачем же, скажи, вызывать ненужную зависть?.. А вот это плохо. Очень плохо! – встревожился вдруг Гуров, увидев стоящие у административного здания автобусы, а вокруг – множество суетящихся туристов, чей срок пребывания в раю закончился. – Что, если курьер уезжает именно сейчас? Считай, наша миссия с треском провалилась.
– Будем надеяться… – мрачно пробормотал Еланчук, не исключая такого прискорбного варианта.
– Конечно, будем. А что нам еще остается? – кисло улыбнулся Гуров. – Надежды юношей питают…
– Гуров! Ты ли это? – рассмеялась Мария. – Растешь прямо на глазах. – И тут же взмолилась: – Кто бы мне подал глоток пепси? Жарища адская!
– Битте, мадам! – Проходивший мимо господин в шортах с ворохом банок пепси в руках протянул ей одну с поклоном. – Битте!
– Данке шон! – Мария ответила не менее изысканным поклоном, проговорила вслед удаляющемуся спасителю: – Так приходит слава. Плевать они хотели на мою Марию Стюарт. Главное, что мой брат на доске ловко плавает.
– И швыряет ваших поклонников в бассейн, – подхватил слегка приободрившийся Еланчук.
Гуров снисходительно слушал подковырки в свой адрес.
– Никудышные вы психологи, – заметил он с грустью. – Основное достоинство Марии отныне в том, что она не моя любимая женщина, а сестра. Сес-тра! Главное, ради чего я устроил весь этот цирк, прошло мимо вашего сознания, господа! Теперь слово «сестра» прекрасно расслышали все отдыхающие. К обеду, будьте уверены, новость станет достоянием буквально всех. То, что и требовалось доказать!
– Рискуешь, братец! – Мария шаловливо погрозила пальцем. – Не боишься?
– Боюсь, душечка! Но… – развел в ответ руками. – Нас очень интересуют эти накачанные мальчики. Я на тебя рассчитываю, сестренка!
– О чем речь, если я теперь девушка свободная, могу гулять сама по себе! Чао! – И сделала ручкой, оставив обескураженного Гурова в глубоких раздумьях.
Он смотрел ей вслед, одновременно ревнуя и любуясь, как она шла – упруго, немного покачивая плавными бедрами и как бы пританцовывая. И хотя не видел ее лица, догадывался, что она бесстыже и вызывающе смеется в лицо встречным мужчинам, словно кокетливо вопрошая: «Что, хороша? Можешь со стороны посмотреть, как в музее. Смотреть – пожалуйста, руками трогать – нельзя».
Через минуту-другую Мария скрылась из глаз. Гурову оставалось только ждать, как события будут развиваться дальше.
Между тем…
По ступенькам мраморной лестницы сбежал загорелый парень, один из четверки «качков», весело оскалился:
– Братан отпустил на прогулку? Он, видно, у тебя строгий?
– Лев Иванович? – Застигнутая врасплох Мария позволила себе вступить в разговор с незнакомым человеком, что было отнюдь не в ее правилах. – Строгий. Я его с детства боюсь, он меня маленькую бил.
– Так давайте его теперь отлупим! – осклабился парень. – Маленьких обижать нехорошо.
И тут Мария спохватилась: что это она зубоскалит с первым попавшимся прохожим?
– Вы часто пристаете к незнакомым женщинам? – презрительно-ядовито скривила губы. Сама же ответила: – Вижу, нечасто. Больше выбираете из тех, кто пристает к вам. Бесплатный совет: сначала следует поздороваться, затем назвать себя, поинтересоваться, хотят ли с вами разговаривать. Запомнили?
Юмор у парня оказался на месте. Стукнув голыми пятками, поправил несуществующий галстук, поклонился:
– Здравствуйте! Меня зовут Алан.
– Мария, – она небрежно кивнула. – Идите рядом, ведите себя прилично.
– Понял. Меня, как младшего, послали за вами, просят к столу.
– Публика приличная?
– Смокинг обязателен.
Когда они подошли, Марии подвинули стул. Но она не села, смотрела скучающе.
– Мужики, встаньте, – зашипел Алан.
Двое вскочили, третий лишь подвинул стул, ощерился, обнажив золотую фиксу.
Мария села. Приятели представились поочередно.
– Николай…
– Сергей…
– Борис… – пересилив себя, промычал под насмешливым взглядом Марии фиксатый, ерзая на стуле.
– У вас что, геморрой? – поинтересовалась Мария. – Сочувствую. Говорят, ужасно болезненная штука.
«Издевается?!» Борис еле сдержался, чтоб не заскрипеть зубами.
Кто-то хмыкнул, Алан не выдержал и рассмеялся. Борис провел широкой татуированной ладонью по коротко остриженной, порядком облысевшей голове, широко осклабился, вновь сверкнув золотой фиксой.
«Гуров сказал, что мальчики нам интересны. Особенно этот. Значит, следует добивать!» – мстительно решила Мария.
– Ставлю десять долларов против рубля, что отгадаю, о чем ты сейчас думаешь! – Заметит или нет, что назвала его на «ты»?
– Ну? – неожиданно Борис пошел багровыми пятнами. – Валяй, коли не страшно. – Хрип угрожающий. Глаза злобно блеснули и тут же потухли.
– Страшно. Но все равно скажу: ты уверен, что весь мир принадлежит таким, как ты, и все должны трепетать перед вами! – Она явно лезла на рожон. И понимала это, но остановиться уже не могла.
Лицо Бориса исказила ярость. Он стал похож на бешеного волка. Губы кривились, шепча что-то грязное.
Мария резко встала из-за стола, пошла прочь.
Борис прорычал разъяренно:
– Ты кого привел, сявка?
– Ты же сам сказал, кликни дамочку… – испуганно пролепетал Алан, оглянувшись на коллег.
– Помолчи, Борис! – вступился Николай, которого Гуров опрокинул в бассейн. – Мария – заслуженная артистка России, чтобы ты знал, а ты не на зоне и не забывайся. Мы на работе, тебе не за базар платят.
Растянувшись на лежаке, Гуров загорал, даже задремать пытался, но неотвязные мысли о проклятых наркотиках, точней о преступниках, что залезли и в этот благоустроенный красивый мир, грызли, терзали безжалостно. Выбрал местом передачи груза фешенебельный отель отнюдь не дурак. Нет, не дурак! Да и в принципе наркобизнесом занимаются циничные, но далеко не наивные идиоты. Гуров не был сентиментален. Работа в угро обстругала его, закалила, не ожесточив однако. И особенно не любил он, когда людей, превратив предварительно в полуживотных, заставляли умирать от ломок и корчиться в неимоверных муках. Наркодельцы вызывали у него брезгливость.
Главное, почему Гуров беспокойно ворочался под солнцем, заключалось в том, что он хотел помочь Юрию Еланчуку. Но слишком много было здесь неизвестных. Свой расклад он считал правильным. По крайней мере вполне возможным. Товар приходит не с туристами. Доставить наркотик в Турцию можно различными способами. Возможно, и даже почти наверняка передаточным звеном является служащий отеля… Отбросить женщин… Женщине здесь сложно: многомиллионное дело ей никогда не доверят. Мальчишки тоже не годятся. Значит, солидный мужчина. Но не начальник – руководитель. Он слишком заинтересован в работе. Можно, конечно, вербовать на компроматериале, но это хлопотно и опасно. Шофер или охранник из местных – такое, пожалуй, возможно…
Хаотичную скачку мыслей прервала подошедшая вдруг Мария.
– Извини, я, кажется, напортачила.
– Главное, не грызи себя, такое случается с каждым. Рассказывай. Не торопись, подробно, лучше одно и то же сказать дважды, чем что-нибудь пропустить.
Ялчин, двадцатилетний малый, работал на территории парка простым уборщиком. Работа легкая, но не мужская, оскорбительная. Но было и преимущество: жил рядом с отелем в убогом домике с матерью и старшим братом, которому повезло – он работал водителем автобуса, возил туристов в аэропорт и обратно, получал неизмеримо больше Ялчина. Отца в семье не было. Ялчин с рождения помнил, что в семье их было всегда трое, мать все внимание уделяла старшему, звала кормильцем, а его вроде и не замечала. Семья жила впроголодь. Все изменилось, когда брат сел за баранку, а вскорости получил работу и он. А через два года нищая жизнь превратилась в рай.
Непредвиденное случилось, когда Ялчин прибежал днем домой, принес матери хлеб и колбасу, которые остались с обеда. Делать это не разрешалось, но остатки со столов гостей таскали многие; начальство смотрело на это сквозь пальцы. Мать стирала во дворе, окликнула Ялчина, который собрался уже бежать обратно. Стирая одежду братьев, мать всегда выворачивала карманы; случалось, там оказывались платки, ключи, зажигалки, прочие предметы.
В тот день мать нашла в кармане брюк брата двадцать долларов. Для чаевых это было слишком много. Мать показала Ялчину деньги от растерянности и тут же об этом пожалела. Он приказал матери деньги спрятать и брату ничего не говорить. Если человек может двадцать долларов забыть в кармане, то может их и потерять. И вообще, Ялчин уже несколько месяцев замечал, что у брата завелись лишние деньги, каких не получаешь за то, что поднес чемодан.
Ялчин стал следить за братом, хоть возможности были невелики: брат приезжал и уезжал, много времени проводил в аэропорту, куда младший сунуться не мог. Однажды в свой выходной день Ялчин ездил в ближайший городок, на пересечении двух торговых улиц увидел автобус брата. Тот сидел в кафе, пил сок, когда подошел турист с холщовой сумкой в руке, сел за стол брата, поставил сумку на пол. Ялчин насторожился.
Турист выпил свой кофе, ушел, а сумку оставил. Ялчин заметил, как брат ногой толкнул сумку, как бы проверяя, на месте она или нет. Через несколько минут
