мальков и он, погружая руки в воду, пытался поймать их, что ему, конечно, не удавалось.
Ниже, по течению речки, был неширокий надводный деревянный мост. По нему крестьянские повозки проезжали на мельницу. Каждую весну после паводка мельник заботливо восстанавливал его.
На мосту, опершись о перила, стояли местные подростки Степан и Платон, с наслаждением покуривая самосад. Они видели, как их знакомый вошёл в речку и как настойчиво шёл на противоположный берег.
— Петь-ка-а! — окликнул товарища Степан. Как и Платон, он был старше Петьки года на два — на три.
— Чего тебе?
— Иди к нам.
— Зачем?
— Надо. Интересное что-то покажем.
Кто ж откажется посмотреть что-то интересное? И Петька, выйдя на берег, направился к товарищам на мост.
— Как дела? — спросил Платон, — ты где был?
— Мамка просила в лес сходить, посмотреть, где поблизости хворост есть. На зиму надо запастись.
— И нам надо, и нам, — поочередно сказали Платон и Степан.
— Петя, ты плавать умеешь?
— Да нет, не очень, — ответил Петя. — Вон, вон, смотрите, рыбки плавают!
— Да рыбки-то плавают. Они везде плавают, и по дну плавают.
— Я знаю. Я рыбу всегда ловлю, когда наши родичи из города приезжают. Я даже сома один раз поймал.
— Правда, сома поймал? Не врёшь?
— Правда, с чего мне врать!
— А как ты сома поймал?
— Я привязал суровую нитку к лозе, а на крючок насадил лягушонка. Утром пришёл, а там — сом!
— Так ты говоришь, что плавать не умеешь? — переспросил Платон.
— Да я ж вам говорю, как это… плохо.
— Ну, мы тебя сейчас научим! — с этими словами Платон и Степан схватили Петьку за руки, за ноги и с громким возгласом «Оп-па!» с размаха бросили товарища в речку с той стороны моста, с которой речка была несколько глубже.
Сноп брызг взметнулся ввысь и рассыпался во все стороны, обдавая освежающей влагой громко смеющихся над своей выдумкой Платона и Степана.
Петька камнем пошёл в воду до самого песчаного дня, вынырнул и, шумно отфыркиваясь, начал интенсивно молотить руками по воде, не сразу соображая, что ему делать и в какую сторону плыть. Степан и Платон сбежали с моста на берег и, опережая друг друга, кричали Петьке, что ему делать.
— Руками, Петька, руками греби!
— Руками и ногами, руками и ногами!
— Сюда, сюда, к берегу, к берегу!
— По течению, Петя, по течению!
Степан и Платон не оставили бы товарища в беде, не раздумывая кинулись бы в воду в случае необходимости. Однако Петя самостоятельно и благополучно вышел на берег, не тая обиды на ребят. Прикладывая ладони своих рук то к правому, то к левому уху, Петя прыгал то на одной, то на другой ноге, чтобы из ушных раковин вылилась попавшая туда вода.
— Ну вот, Петя, теперь надо закурить.
— Нет, не надо, я не курю.
— Не курю, не курю! Теперь мы тебя и этому научим. На, попробуй, — Платон протянул Петьке самокрутку, туго набитую самосадом. — На, потяни, да поглубже затягивайся, чтобы дым из ушей пошёл.
Петька неумело глубоко затянулся раз, два, поперхнулся едким дымом, закашлялся, глаза заслезились, голова закружилась, тело обмякло, ноги подкосились, и он, обессиленный, опустился на прибрежный песок. Никогда больше Петька не курил.
В большом городе, изнывающем от зноя, прошёл дождь. Летний, тёплый, быстрый дождь. Тут же засияло яркое солнце, и город, утопая в умытой зелени деревьев, задышал свежестью. В это самое время улицами города, заглядываясь на невиданные им большие дома, шёл босоногий Петя Данилкин. Одна штанина его выцветших штанов была подвёрнута до колена, другая — ещё выше. В руке он бережно нёс свёрнутые в трубочку важные бумаги. Миновав главные улицы, Петя свернул налево, пройдя несколько вперёд, повернул направо и очутился в тихом уголке города, на улице, которой новые власти дали новое название. Здесь, в помещении бывшей гимназии, объявил о наборе учащихся открывшийся индустриальный техникум, почти сразу преобразованный в машиностроительный.
Здание техникума было небольшим, всего шесть классных комнат, каждая из которых рассчитана на двадцать учащихся.
Перед парадным входом техникума Петя обмыл ноги в дождевой луже, глубоко вздохнул и направился к большим дверям особняка.
Наученный своим дядей, как себя вести, Петя вошёл в приёмную директора, вежливо поздоровался с секретарём и подал свои бумаги: заявление о приёме в техникум, свидетельство об окончании неполной средней школы, автобиографию.
Секретарь внимательно изучила бумаги Данилкина и сказала: — Ну, хорошо! Я сейчас доложу директору.
Она вошла в кабинет директора, оставив дверь открытой, сказала о Данилкине и подала документы.
Принимая бумаги, директор окликнул мальчика: — Сынок! Заходи сюда!
Данилкин переступил порог кабинета и в нерешительности остановился. Директор внимательно рассматривал мальчика с головы до босых ног, а Петя не сводил глаз с директора. Наконец взгляды их встретились.
— Ну, что, сынок? Будем учиться?
— Будем, — негромко ответил Данилкин.
— Ты сам-то чей будешь? Местный или приезжий?
— Приезжий.
— А-а-а… Так это ты вон откуда! — директор успел прочитать в Петькиной автобиографии название села. А я ведь был однажды в вашем селе. Красивое село. Отец-то есть?
— Погиб, — потупившись, ответил Петя, — в гражданскую.
— С кем же ты живёшь?
— С мамой. Мы раньше жили у дедушки, а теперь нам на восемь семей дали две комнаты в бывших панских хозяйственных постройках. Так мы там все спим на сене да на соломе.
— Много вас у матери?
— Я один.
— А тут ты как?
— Пока остановился у тёти. Что дальше будет, не знаю.
— Ну, ничего, сынок, ничего! Выучишься, а вот мы, — директор указал на своего заместителя, — не вечные ведь, будешь здесь директором!
Приём в техникум вёлся без вступительных экзаменов. Данилкин был зачислен в паровозную группу. К началу занятий группа была укомплектована полностью — двадцать пять вчерашних школьников из близлежащих городов и сёл.
Данилкину предоставили место в общежитии техникума, стипендию ему, как неимущему и сыну погибшего красного командира, назначили на десять рублей больше, чем сокурсникам, но всё равно нужда
