Григорий и Яков Великановы, — потом придёшь, поглядишь, как да что. Без тебя не сдадим.
А Пётр Алексеевич шёл проследить, во все ли трубные отверстия в решётке вставлены медные проставочные кольца, контролировал, чтобы обварка буртов труб в огневой коробке производилась после их вальцовки и гидравлической пробы, и то только при условии удовлетворительных результатов испытаний.
Вынянчили, выстрадали первый паровоз! Десятки раз перепроверили весь технологический цикл. Ко времени контрольно-сдаточных испытаний пришёл начальник цеха.
Руководил Данилкин.
— Воду… котёл… давление… стоп! Манометр… манометр!
Начальник цеха, его заместители, сменные мастера, рабочие соседних участков пристально следили за решительными действиями мастера.
Показания контрольного манометра соответствовали установленным параметрам.
— Готово, — облегченно выдохнул Данилкин. — Готово! — выкрикнул он, высоко поднимая руки.
На следующий день в Прокуратуру СССР пошла срочная телеграмма об успешном восстановлении первого паровоза.
Восстановление второго, последующих паровозов прошло более успешно. Приходил опыт, приобретались навыки, сноровка, применялся специально созданный инструмент.
В один из апрельских дней, на утреннем рапорте начальник цеха объявил о генеральной уборке на всех участках и, отпустив мастеров, оставил у себя лишь своих заместителей.
— Опять кого-то ждём, — догадывались мастера, выходя из кабинета Гончарова.
Едва на участках приступили к уборке, как цеховая комиссия, возглавляемая Муравицким, пошла по всем пролётам цеха.
— Ну как, Пётр, дела?
— Вы же, Сергей Николаевич, сами видите.
— Да, у тебя здесь чисто.
— Чисто. Мы же всегда убираем.
— И в топке убрано? — Муравицкий указал на подготовленный к ремонту паровоз.
— Убрано.
— Можно посмотреть?
— Можно.
— Ну, значит, у тебя всё ясно. Всё хорошо. Я рад за тебя.
— Спасибо, Сергей Николаевич.
— Так держи и дальше, — с этими словами Муравицкий увёл членов комиссии на другой участок.
К полудню Данилкин готовил очередной паровоз к гидроиспытаниям и сдаче локомотива техническому контролю и инспекции НКПС. Рабочие ушли на обеденный перерыв. Притихший цех отдыхал. Данилкин сам ещё раз сосредоточенно осматривал все регуляторы, все рычаги паровоза. Давление в топке по манометру соответствовало норме. Данилкин уже вытирал руки ветошью, как вдруг, будто кто-то подтолкнул его, он резко поднял голову вверх и впился взглядом в сухопарник локомотива.
— Что такое? Где контрольный манометр? — в груди у Данилкина похолодело. — Где манометр?
Контрольный манометр, как бы без надобности, валялся в будке машиниста.
Данилкин крепко выругался в адрес братьев Великановых, рывком схватил манометр, гаечный ключ и кинулся к сухопарнику. В мгновение ока он оказался на месте.
— Что делать? Что делать? — Данилкину не приходилось самому устанавливать этот злополучный манометр. — Что делать? — Пётр Алексеевич лихорадочно искал решение. — Надо, наверно, понизить давление. — Данилкин сполз с котла паровоза, на ходу рванул регулятор, полилась вода, давление поползло вниз.
— Что такое, Пётр Алексеевич? — спросил появившийся на участке Яков. От него попахивало спиртным.
— Вы, вы… Почему не поставили контрольный манометр? — накинулся на него мастер. — Почему, я спрашиваю?
— Как это так? — оторопел Яков и засуетился, закрутился, — что теперь делать? Я сейчас, я сейчас! Что делать?
— Будь здесь! — прикрикнул на него рассерженный Данилкин. — Следи за давлением!
— Я здесь, здесь! Конечно, конечно, я прослежу!
— При таком давлении манометр я поставить не смогу. Ты, Яков Иванович, следи за давлением, а я полезу вверх.
— Может, я полезу, Пётр Алексеевич, а?
— Нет, нет! Занимайся здесь! Смотри, сколько воды мы налили. Воду надо сейчас же убрать и протереть. Занимайся здесь, а туда я сам полезу.
Данилкин спешил. Очень важно было сохранить остаточное давление, потому что даже при незначительной его величине давление можно поднять в короткий срок.
Гаечный ключ обхватил пробку, и она поддалась легкому нажиму мастера. Послышалось шипение, показались пузырьки воды, и вот уже её тонкие струйки начали вырываться из-под пробки, обливая мастера.
— Ну вот! Мой отец, наверное, на белом коне ходил, а мне доводится ездить на чёрном! — сказал сам себе Данилкин, осторожно выворачивая пробку. — Если я всем телом налягу вот так, одна моя рука будет вот так, а другая так… это ясно… а манометр? Манометр я придавлю грудью… тут вот возьму одной рукой… а тут вот буду с пробкой…
Мощная струя воды с гулом вырвала пробку, с силой ударила по широкому козырьку кепки Данилкина, поднялась высоко вверх — под самую крышу пролёта цеха и лавиной обрушилась вниз.
— Давление! Давление! — кричал себе Данилкин, с трудом преодолевая сопротивление столба высвободившейся воды, подсовывая манометр к месту, где только что находилась пробка. Вода била в лицо, заливала глаза, лилась за воротник. Данилкин на ощупь нашёл резьбовое отверстие, грудью налёг на манометр и с силой провернул его: и раз… и два!.. Вода зашипела и била уже горизонтально по всем направлениям, заливая всё вокруг. Данилкин думал только об одном — завернуть прибор!
Мокрый с головы до пят Данилкин облегчённо вздохнул. Манометр установлен, давление сохранено, паровоз будет сдан вовремя. На Петра Алексеевича снизошло умиротворение, и на его душе от этого стало тепло. Он тряхнул мокрыми кудрявыми волосами, ладонью провёл по лицу, смахивая воду, протёр глаза и победно взглянул вниз.
К своему удивлению Данилкин увидел группу знакомых и незнакомых ему людей. От неожиданности он даже растерялся. Те, кто находился внизу, смотрели вверх, на него!
— Это Гончаров, это Муравицкий, — негромко сам себе говорил «всадник чёрного коня», — это наш директор, это… — очень похож… На кого же? На Орджоникидзе! Нет, этого не может быть!
Пётр Алексеевич почувствовал лёгкое головокружение и закрыл глаза. — Нет, нет, со мной всё в порядке! — Он поёрзал на одном месте, ещё раз провёл ладонью по лицу, по мокрым волосам. — Где моя кепка? Где же теперь пробка? — Между тем видение внизу не проходило. — Не встану! — твердо решил Данилкин. — Пока все не уйдут, не встану!
А люди внизу уже не обращали на Данилкина никакого внимания. Одни с нескрываемым интересом рассматривали паровоз, другие поднимались в будку машиниста, третьи между собой о чём-то оживлённо говорили. Начальник цеха сосредоточенно прислушивался к словам того, который был похож на Орджоникидзе, и понимающе кивал головой.
Когда Пётр Алексеевич убедился, что с его участка ушли все, он слез с паровоза и начал приводить себя в порядок. Не прошло и получаса, как к нему прибежала Ирочка — секретарь.
— Данилкин! Срочно к Гончарову!
— Сейчас, сейчас, — ответил ей мастер, ещё раз окинул взглядом паровоз и, убедившись, что всё в порядке, ускоренным шагом пошёл к начальнику цеха.
— Так что? — спросил он Ирочку, войдя в приёмную.
— Иди-иди, — подтолкнула Ирочка Петра Алексеевича к двери.
Пётр Алексеевич переступил порог кабинета и в нерешительности остановился.
