Да хоть бы и не оказались! Все равно шли свои, родные, кровные, советские!
Завершив выступление, пограничник подал команду снять несуществующие пулеметные засады, а один из его орлов, подойдя со стороны, лихо отрапортовал:
— Товарищ майор! Батарея установлена на высоте ноль восемьдесят пять! Вам приказано прибыть в штаб дивизии в село Выгода.
— Ясно, — сказал новоявленный майор и, попрощавшись с крестьянами, уселся на повозку.
Его провожали за околицу, махали вслед, плакали, кричали, чтобы скорее возвращалась вся дивизия...
Между тем полицаи добежали до М. Семежково, а оттуда добрались и до райцентра Красная Слобода.
Видимо, они наплели коменданту с три короба, потому что этот вояка не рискнул выступить в Бучатин. Приказав шестидесяти карателям и семидесяти четырем полицейским занять круговую оборону, он телеграфировал своему начальству о появлении в районе крупной банды с орудиями.
Поднялся переполох. Немецкое командование срочно перебросило в Красную Слободу итальянскую дивизию, ожидавшую погрузки на станции Слуцк.
Но пограничника и след простыл, исчезло и бучатинское подполье. Только Лагун, как местный житель и находящийся почти вне подозрений человек, был оставлен в селе, чтобы сообщать всем прибывающим, что место сбора отряда назначено в орликовских лесах, в районе столицкого смолзавода.
На последнем совещании в селе подпольщики единодушно решили: командиром отряда избрать Степана-сапожника, то есть капитана Каплуна, а начальником штаба Гончарука.
Оставшийся на своем месте Лагун вскоре убедился, что немцы начали энергичные поиски «десантной дивизии»: они проверяли деревни, прочесывали все ближайшие леса. Пошли массовые аресты бывшего партийно-советского актива, бежавших из лагерей пленных, евреев.
Иных расстреливали на месте, иных везли в Слуцк и расстреливали в городе, на площади, где и закапывали в заранее вырытые ямы.
Каратели заняли и Бучатин, но до хуторка Лагуна пока не добрались. Они появились на следующее утро. Лагун дома не ночевал, отсиживался в кустах. Заметив немец-
[63]
кого офицера и солдат, окружавших хату, он выбрался из своей засады и два дня скрывался у одного из соседей. Арестовав беременную жену Лагуна и восьмилетнего сынишку, фашисты повели их в тюрьму. Сынишке удалось спрятаться среди набежавшей детворы, а жену Лагуна увезли в Слуцк.
Узнав от соседа, что немцы не снимают засады возле хаты, Лагун не стал испытывать судьбу и той же ночью ушел в орликовские леса, в отряд Каплуна.
Отряд благополучно избежал облавы, выскользнул из кольца карателей и ушел на поиски отряда Коржа, о котором ходили слухи, что он прислан из Москвы, имеет рацию, принимает самолеты с Большой земли.
Сто восемь человек привел капитан Каплун в отряд. Привел с боями, имея на счету уничтоженных гитлеровцев, разгромленные обозы и полицейские участки...
Выслушав Василия Захаровича Коржа, я представил себе, в каких условиях начинали местные партизаны. Но мне надо было узнать еще кое-что.
— А в городах как настроен народ? — спросил я.
— Насчет городов... Знаю, к примеру, из Минска подпольщики к Козлову являлись. А от городских жителей, что в партизаны ушли, не раз слышал: в городах тоже не дают покоя оккупантам наши патриоты.
Встретились мы с Коржем и Бондаренко в двенадцать часов дня, а разошлись только в восьмом часу вечера.
Встретились почти не зная друг друга, а расстались добрыми друзьями.
Я доложил Линькову о переговорах с Василием Захаровичем Коржем и Бондаренко, не скрыв своего отношения к этим людям, к их легендарному отряду.
Линьков принял мои излияния сдержанно.
Однако в ближайшие же дни пригласил Коржа прибыть на базу для личной беседы.
Корж получил взрывчатку и некоторое количество боеприпасов.
А я, посоветовавшись с Сеней Скришшком, послал в Центр очередное сообщение:
«Шлите помощников. Краткое ознакомление работой требует обслуживать большой район действия».
Сообщение было датировано 26 августа 1942 года.
Я уже понял, что при помощи партизан мы сможем просматривать огромную территорию и что один человек справиться с таким делом будет не в силах.
[64]
7
На хутор к Матрене Мацкевич со мной пошли Федор Никитич Якушев, Анатолий Седельников и Николай Кузьменко.
Перед этим я поговорил с Седельниковым и Кузьменко, прямо сказал, что командование отряда хочет назначить их в разведывательную группу.
Седельников встревожился. Сержанту показалось, что таким образом его отстраняют от активных диверсионных действий. Пришлось объяснить, что ему оказывают большое доверие.
И все же Седельников колебался:
— Не имею ни малейшего представления о разведке, товарищ капитан!
— Ничего. Получите представление.
— Даже не знаю, что предстоит делать!
— Объясним... Например, когда пойдем к Матрене, нужно будет вызвать ее на разговор о местных жителях, осторожно узнать, кто хотел бы бороться, а кто продался немцам.
— Да ведь об этом напрямик не спросишь!
— Правильно... Однако вас я спросил о вашем прошлом, и вы мне все рассказали.
— Спросили?.. Просто мы беседовали, вот и...
— Нет. Мы не просто беседовали. Вспомните.
Седельников смотрел озадаченно.
— Товарищ журналист! — засмеялся я. — Где же ваше понимание психологии человека?! Ведь это очень просто! Вы совершенно естественно отреагировали на мою откровенность, открыв свою душу!
Седельников смутился. Кажется, он досадовал и на меня и на себя.
— Не сердитесь! — сказал я. — Этот прием был употреблен не во вред вам!
— Н-да... — мотнул головой мой собеседник. — Если бы знать... Вы это ловко проделали, товарищ капитан. Я даже не заподозрил подвоха.
— По отношению к вам и не было никакого подвоха. Скорее, это был урок. Вам предстоит вести такие же беседы не раз и не два. В самое ближайшее время.
— У меня так не получится.
— Получится!
[65]
Перед тем как идти на хутор, я приказал Якушеву, Седельникову и Кузьменко внимательно прислушиваться к рассказам Матрены и как можно лучше запоминать все, а особенно имена и фамилии, которые она назовет.
— Это наша основная задача! Разговор поведу я, а вы запоминайте. Ясно?
