Центра и умудрялся читать телеграммы «с листа».
Приходилось предупреждать партизанских командиров:
— Берегите радистов пуще собственного глаза. Отвечаете за каждого головой. Особенно — за Юру.
Но сами радисты, вынужденные все дни проводить в землянках центральной базы, тяготились однообразным существованием.
— Товарищ командир! — просили, бывало, Косюков и Злочевский. — Вы бы нас хоть в деревни изредка с собой брали. Хочется поля увидеть, с людьми поговорить!
Сочувствуя радистам, я несколько раз брал с собой Злочевского и Косюкова. Не брал только Юру Ногина. Знал, что Юра обижается, но не брал — берег. В конце концов, и меня, и радистов всегда кто- нибудь на первый случай мог заменить. Но кто бы заменил в соединении Ногина?
Нет, нам слишком нужна была его светлая голова...
Перебирая документы тех лет, я вижу, как напряженно трудились радисты.
То мы сообщали, что из района Ковеля и Лунинца противник перебрасывает войска на Ленинградский фронт, то докладывали о появлении в Ковеле альпийских стрелков, то информировали о прибытии в Луцк из Полтавы штаба транспортно-строительных войск во главе с
[178]
генералом Куцингером и усиленном строительстве немцами бункеров вдоль железных дорог, то передавали, что в Барановичи прилетели сорок два самолета с иностранными летчиками, которые выражают недовольство войной и хотят перейти к партизанам, то доносили о перевозке немцами по дороге Ковель — Ровно баллонов с отравляющими веществами...
В свою очередь Центр посылал нам запросы, требовал выяснить те или иные факты, и мы давали исчерпывающие ответы...
Нет, наши радисты не ходили на связь с разведчиками в городах, не устраивали засад, не брали пленных, но что бы мы делали без них? Чего стоили бы наши разведчики, да и мы сами без выматывающей, однообразной, будничной, казалось бы, работы радистов?!
* * *
К маю сорок третьего года мы раскинули свое соединение на огромной части Западной Белоруссии и Западной Украины, находившихся, как полагали оккупанты, под их полным контролем.
О барановичских разведчиках читатель уже знает.
Назову еще несколько имен наших разведчиков, которые обслуживали этот город, его гарнизон и аэродром.
В деревне Грабовец находился разведчик Кармович, дававший сведения по аэродрому, на станции Бытень — Владимир Колесавский, следивший за эшелонами врага, в самом городе помимо названных товарищей действовали разведчики Рытвинский, Матиня, Четырько, Соболь, Озиликов...
За шоссе Брест — Москва постоянно наблюдали Евгения Кологроцкая (Кудрявая), жившая в деревне Лунница, Владимир Юруть из деревни Мелехи, Константин Ревяко из деревни Староселье и Петр Рокашевич из деревни Хотяш.
Сведения по Лунинцу текли через разведчиков Коваля из местечка Столин, Назарова из деревни Речица, Ждановича, живущего в самом Лунинце, и через их людей...
На станции Белая работали товарищи Телехан и Рожкова.
На станции Парахонек — стрелочник Иван Ковш.
В Маневичах — Шевчук, освещавший перевозки по дороге Ковель — Сарны.
В Пинске — разведчик Телькович и члены его группы.
[179]
По гарнизону станции Торчин информацию передавал Павел Кострук.
По Ковелю — Куницкий и десятки других товарищей...
Имена всех разведчиков не перечислишь. Это были замечательные патриоты, каждый день и час рисковавшие жизнью, чтобы командование Красной Армии знало о враге все, что только можно узнать.
Я мог бы многое поведать о мужестве и выдержке этих людей, но ограничусь одним рассказом о семье инженера Дорошевича, на долю которой весной сорок третьего года выпало тяжкое испытание.
Информация Дорошевича, работавшего диспетчером на станции Барановичи, имела колоссальную ценность.
Но Дорошевич и его старший сын не только вели разведку, но и выполняли диверсионные задания.
Несколько немецких эшелонов отбыли из Барановичей, оснащенные магнитными минами, поставленными руками Дорошевичей. И все взлетели на воздух.
Но самому Дорошевичу из-за подозрительности жандармерии ставить мины приходилось все труднее.
Некоторое время это делал только его сын Николай.
Однако младший сын Дорошевича — Саша разнюхал, чем занимаются старшие, и просто потребовал, чтобы ему доверили хоть одну мину.
Больше всех волновалась, конечно, мать.
Но отец, подумав, сказал:
— Что же, Лиза? Если немцы когда-нибудь узнают о нашей работе, они все равно расстреляют всех. Сашу тоже не пощадят. А мальчику лучше расти борцом, чем трусом.
— Он мал... Ему только двенадцать!
— Однако он знает о минах. И лучше научим Сашу, как действовать, чем будем ждать, пока он устроит что-нибудь на собственный риск.
Отец и старший брат побеседовали с мальчиком, как с равным. Объяснили, что он должен молчать, иначе погубит не только семью, но и сорвет налаженное дело.
Взволнованный Саша говорить не мог, только кивал.
Ему объяснили, как устроена магнитная мина и как нужно ею пользоваться.
Проверили, понял ли. Дали еще несколько уроков. А потом поручили самостоятельное задание.
Мальчик, часто приходивший к отцу в диспетчерское помещение, был хорошо знаком охране станции и вокзала. Его появление не вызывало никаких подозрений.
[180]
А Саша, посидев у отца, выскальзывал на перрон, спускался на пути, проходил мимо эшелонов...
После Сашиного посещения внезапно взрывался километрах в двадцати от Барановичей очередной состав гитлеровцев.
Так длилось несколько месяцев.
...В теплый весенний день Саша вышел из дому с магнитной миной в кармане.
Механизм он установил на взрыв через три часа.
Мальчик полагал, что все будет как обычно. Но в тот день на станцию прибыл воинский эшелон немцев, перрон и все пути забила солдатня.
Саша долго сидел у отца, несколько раз прошелся по перрону, хотел спуститься на пути, но его прогнали.
С миной в кармане мальчик вернулся в диспетчерскую.
Отец заметил волнение сына.
— Мина, — успел сказать Саша. — Ставил на три часа, а уже два прошло.
— Уходи, — сказал Дорошевич. — Немедленно. Сейчас прибывает еще один эшелон. Сегодня не удастся.
Саша медлил.
— Ну?!
— Ладно...
