— Откуда, откуда, — передразнила его Тамара. — Думаешь, ты один такой умный? А интернет у нас на что?
Упоминание интернета удивило Илью еще больше, чем «Кама Сутра». На компьютере Тамара только раскладывала пасьянс, покуривая одну за другой тонкие черные сигареты «More». Она могла просидеть перед экраном целый вечер, попивая кофе и уминая плитку шоколада.
— Хочешь «Кама Сутру», будет тебе «Кама Сутра», — пообещал Илья и на следующий день принес толстый томик с цветными иллюстрациями. Тамара с жадностью принялась листать книгу, многозначительно поглядывая на мужа и загадочно улыбаясь. Впрочем, загадочность быстро закончилась.
— Где мои семнадцать лет? — сокрушенно жаловалась Тамара, собираясь следующим утром на работу. — Все тело ноет от этой восточной мистики.
«Кама Сутра» заняла укромное место в заднем ряду верхней книжной полки — чтоб дети не добрались — а Тамара попросту прекратила обращать внимание на увлечение мужа. В конце концов, чтение этих книг ничего не меняло в их жизни.
Эзотерические техники и телепатические практики не задерживались в голове Ильи. Он читал Рериха, как читают детектив, а Блаватскую, будто фантастический роман. Ему даже на ум не приходило внести в устоявшийся распорядок дня какое-нибудь упражнение из тех, что описывали гуру и душевные наставники. Уж больно далеки были они от хода его жизни; странной выглядела предлагаемая ими пища, и совсем чужеродными рекомендуемые правила поведения. В памяти Ильи задерживались только эпизоды, поражающие воображение.
Наиболее сильно впечатление произвели на Илью истории о врачевании в мусульманских племенах Аравии. Главным лекарством тамошних врачей был раскаленный докрасна железный пруток. Им лечили любые болезни. Прижигали пятки от приступов подагры, уши от головных болей, спину от почечной колики, внутреннюю поверхность ног от недержания мочи. Прижигали язык, глаза, половые органы. Такой способ лечения восходил к самому пророку Мухаммеду и поэтому считался освященным.
«Как-то раз пророк сидел в кресле, глубоко задумавшись о тайнах мироздания, — рассказывал Джабир в своей книге. — Внезапно он встрепенулся и спросил:
— Кто у входа в шатер?
— Ваши ученики.
— Немедленно отправьте врача к Убайе ибн Кааба. Он перерезал сосуд и может умереть от потери крови. Пусть врач прижжет его хорошенько.
В другой книге Ибн Аббас передал слова пророка:
— Исцеление — в трёх вещах: глотке мёда, кровопускании и прижигании огнём.
Усама ибн Шарик рассказывал:
— Я был около пророка, когда к нему пришли несколько бедуинов и спросили:
— О, посланник Аллаха, использовать ли нам прижигание для лечения болезней?
— Да, рабы Аллаха, прижигайтесь, потому что Аллах, Всемогущ Он и Велик, для каждого недуга предусмотрел исцеление, кроме одного.
— И что же это за недуг? — спросили бедуины.
— Старость, — ответил пророк».
Илья на разные лады прокручивал в своем воображении картины лечения, наполненные удушающей вонью паленого мяса. Чем больше он думал о них, тем острее ощущал дистанцию между чувством причастности к иррациональному, посетившему его в пещере и безжалостному закону, навязывающему своим адептам врачевание каленым железом.
«Наверное, это оттого, что я не мусульманин, — решил, в конце концов, Илья. — Но кто же я тогда такой?»
Ответ не заставил себя ждать. Он гремел из динамиков проезжающих машин с большими портретами Любавического Ребе на боках, смотрел со стен призывами религиозных лозунгов, хватал за плечо руками молодых парней с выпущенными поверх брюк связками белых веревочек.
На тротуаре перед окнами парикмахерской бравые хабадские ребятки каждое утро раскладывали столик и, ловко выуживая из текущей мимо толпы людей с растерянным взглядом, накручивали им на левую руку и голову черные ремешки с небольшими коробочками. Раньше Илья всегда уклонялся от назойливых предложений ребяток но, почитав про прижигания, стал соглашаться.
Часам к десяти, обработав пару-тройку голов, он выходил из салона, накручивал тфиллин — так назывались черные коробочки — и читал вслух малопонятный текст на иврите из молитвенника.
Что-то такое эти коробочки делали с его душой, но что именно — он не мог сообразить. Один раз они сняли начинающуюся головную боль — это Илья запомнил — но в целом после них на сердце становилось легко, будто бы он с самого утра выполнил какую-то сложную работу и теперь до вечера может отдыхать.
Бравые ребятки, отметив его постоянство, стали приглашать в синагогу, заманивать на вечера- лекции с бесплатным угощением, а один раз даже позвали всей семьей на субботний семинар в кибуце. Илья решил, что ничего страшного из такой поездки не выйдет, взял приглашение, отпечатанное на твердой бумаге с острыми краями, и принес домой.
— Что? — ужаснулась Тамара. — На семинар? Чтобы попы весь выходной вешали тебе на уши лапшу, а мне бинтовали голову косынкой?!
— Они не попы, — попробовал объяснить Илья. — Попы — это другая конфессия.
— Попы везде попы, — не успокаивалась Тамара. — Хоть с крестом на груди, хоть с полумесяцем, хоть с магендовидом. Выкинь из головы эти мысли. А в субботу мы поедем на пляж.
Так и получилось. Но сидя в шезлонге под зеленым тентом и потягивая ледяное пиво, Илья почему-то не ощутил ни былого удовольствия, ни прежней безмятежности.
Он решил не объясняться с ребятками, просто буркнул что мол, не вышло, его деликатно не стали расспрашивать и все покатилось по привычной колее.
Знакомая, обсаженная бугенвилиями дорожка от дома к парикмахерской, прохладное жужжание кондиционера в салоне, пощелкивание остро заточенных ножниц, новости каждые полчаса по радио, обед — неизменная пита с колбасой и хумусом — запиваемая крепким чаем. И снова волосы — черные, коричневые, желтые, седые — волосы, волосы, волосы…
Мелкие домашние заботы, мелкие радости, мелкие удовольствия. А по телевизору крепкие люди покоряли Северный полюс, завоевывали страны, целовали прекрасных блондинок, находили золото, спасались от индейцев, водружали флаг, становились миллионерами или разорялись в прах. Там, по другую сторону холодного экрана шла большая, настоящая жизнь, не сравнимая с вялотекущим существованием Ильи и его малогабаритными проблемами.
В один из дней ребятки с тфиллин предупредили Илью:
— Завтра нас не будет. Уезжаем.
— Надолго? — с огорчением поинтересовался Илья.
— Всего на один день. Едем в Галилею, на могилу рабби Шимона.
— А кто такой рабби Шимон?
— О, большой праведник! Он написал «Зогар», главную книгу каббалы. Завтра годовщина его смерти и говорят, тому, кто приезжает помолиться в этот день на могиле, с небес открывают особое милосердие.
— Забавно, — сказал Илья. — Очень даже забавно. А что такое особое милосердие?
— Ну, это когда просишь чего-нибудь, и просьбы сразу исполняются. Или даже без просьбы: Всевышний сам обращает внимание на твою жизнь и меняет ее к лучшему.
— Неужели Он без молитвы не хочет думать о наших жизнях? — удивился Илья. — Вы же говорили, будто Б-г любит каждого еврея и постоянно заботится о нем.
— Это верно, — нимало не смущаясь, ответили ребятки, — но забота может быть разной. Не дать человеку с голоду умереть, разве не забота? А поехать на автомобиле в Тель-Авив и вернуться целым и невредимым на неразбитой машине, тоже забота и к тому же немалая.
— Да-да, конечно, — сник Илья. На собственном печальном опыте он хорошо знал цену поездок в Тель-Авив — бесконечный лабиринт улочек с односторонним движением, забитых грузовиками,
