«Можно сказать — добрался», — подумал Илья, оттолкнулся от ствола и пустился в последний переход. Увы, когда до тропинки оставалась каких-нибудь пять метров его правая нога заскользила по предательски гладкой траве, Илья ухватился за ветку кустарника и, вскрикнув от боли, тут же раскрыл ладонь. Шипы, пронзившие кожу, оставили красные бисеринки крови. Но рассмотреть их Илья не сумел: потеряв равновесие, он повалился на землю, и кубарем прокатившись оставшиеся метры склона, вывалился на тропинку, подняв облако пыли.
Уф! С потерями, зато живой. И вроде невредимый. Он поднялся с земли и попробовал сделать несколько шагов по тропинке. Правое колено болело — видимо, он зашиб его о корень или о скрытый травой камень. Хромая, он сделал еще несколько шагов и понял, что его путешествие закончилось — добраться до могилы он уже не сумеет. Надо ждать, пока стихнет боль. А пока она стихнет, солнце окончательно закатится за вершины галилейских гор и день исполнения желаний закончится.
Значит, нужно молиться прямо отсюда. Как советовал «раввин». Для пущего эффекта Илья достал из сумки талес, развернул и неуклюже приладил его на плечи. Потом, вспомнив габая в синагоге, которого он этим утром расспрашивал про могилу рабби Шимона, прикрыл краем талеса голову, устремил взгляд на голубой купол и принялся молиться.
Молилось плохо. Мешала саднящая боль в коленке. Илья попробовал сосредоточиться, войти в образ. Он стал раскачиваться всем телом, поднимать и опускать руки, дергать головой. Странно, но эти, казалось бы, внешние, «показушные» движения что-то сделали с его душой. В груди стало горячо, потеплело и на сердце, защипало глаза.
Илья вспомнил свою серую, нудную жизнь, монотонные дни, незаметно уплывающие под острое щелканье ножниц, раздраженное лицо Тамары. В последние годы она сердилась по любому поводу, а часто и без него. Вспомнил и приевшиеся ласки жены, скупые, словно кусок, брошенный приблудной дворняге, и сразу стало жалко себя, своей жизни, тающей, точно мороженое на солнце и вот уже потекли из глаз слезы и слова сами собой начали срываться с едва шевелящихся губ.
Илья был уверен, что за ним никто не наблюдает. Но он ошибался; в окне крайнего дома застыло изумленное лицо женщины. Зрелище и в самом деле было необычным: освещенный розовым светом заходящего солнца, на склоне горы стоял человек в белоснежном талесе и страстно молился, воздевая руки к небу. Его тело содрогалось от неслышимых рыданий, голова дрожала и дергалась.
Человек, несомненно, был очень религиозным. Но талес… Почему на нем талес? Ведь его надевают только во время утренней молитвы. Этого женщина никак не могла понять, пока вдруг ей не пришла в голову мысль, поначалу поразившая ее саму, но с каждой секундой становившаяся все более походящей на реальность. Спустя несколько минут, женщина полностью укоренилась в своем предположении, накинула на голову платок и поспешила из дому.
— Господин мой, — тихий голос вывел Илью из экстаза. Впрочем, не будем обманывать ни себя, ни читателя: слезы давно высохли, все слова были уже произнесены, а раскачивался он в попытке успокоить, вернее — обмануть — нудящее колено.
Он стянул с головы талес и увидел перед собой женщину, склонившуюся в позе почтительного смирения.
— Не будет ли так любезен господин мой Элиягу, — продолжила женщина, — посетить наше скромное жилище и отдохнуть перед дорогой.
«Наверное, сумасшедшая, — подумал Илья. — Таким языком изъяснялись только во времена пророков. А может, они в Галилее, всегда так разговаривают. Но откуда ей известно мое имя? Разве оно написано у меня на лбу? Илья, на иврите Элиягу. Нет, что-то тут не так!»
Он переступил с ноги на ногу и снова ощутил боль в колене. Хотелось пить, жаркий день, проведенный в автобусах, давал о себе знать.
— Прошу вас, господин мой, окажите милость. Немного холодной воды, удобное кресло. Прошу вас…
«В конце концов, почему нет? — подумал Илья. — Напьюсь воды, отдохну, попрошу подбросить до автобусной остановки. Автомобиль у нее наверняка есть, без машины в этой деревушке не прожить».
— Хорошо.
Он хотел попросить женщину помочь ему спуститься, но шестым чувством ощутив немыслимость такой просьбы, вместо этого произнес:
— Есть ли в твоем доме палка, на которую я бы смог опереться?
— Есть, конечно, есть, — всплеснула руками женщина. — Сейчас принесу.
Она проворно сбежала вниз по тропинке, скрылась в доме и, спустя несколько минут, вернулась, держа в руках черную деревянную палку с изогнутой ручкой. Палка была большая и увесистая. Женщина не подала ее, а положила у ног Ильи и, отступив на несколько шагов, снова приняла позу почтительного смирения.
«Точно сумасшедшая, — подумал Илья. — И как таким выдают водительские права? А потом еще удивляются количеству жертв на дорогах!»
Он поднял палку и, тяжело опираясь на нее, медленно пошел вдоль тропинки. Колено болело меньше, чем он ожидал. Можно было вполне обойтись без палки, но коль скоро она оказалась в его руках, пришлось играть роль до конца.
Идти было недалеко, женщина почтительно распахнула перед Ильей двери дома, провела в салон и усадила в глубокое кресло с широкими подлокотниками, оббитыми мягкой тканью. Илья удобно откинулся, вытянул ноги и почувствовал себя почти счастливым. День, в общем-то, получился удачным. Он сумел сломать казавшиеся непреодолимыми рамки повседневности, совершил поступок, пока, правда, непонятно к чему ведущий, но поступок. И хоть обстоятельства явно мешали, ему удалось пробиться через преграды и сделать то, что наметил.
Женщина, замершая у порога собственного дома, начала его развлекать. Илья присмотрелся: она явно из восточных евреев. В его районе было полно таких суеверных женщин, они всегда сидели в очереди к его жене, славившейся легкостью рук, и Тамара по вечерам, частенько со смехом рассказывала ему очередное поверье, принесенное клиентками.
«Если хочешь заработок, нужно понюхать свечку, над которой произносят благословение после исхода субботы. Упаси Б-г мужа сразу не сложить субботний талес — такой неразумный поступок подвергает его жизнь опасности. Кто доедает кусок, от которого откусила кошка — забывает половину того, что знал».
Илья только посмеивался. У него не было субботнего талеса, он не зажигал никаких свечек, и ему даже в голову не могло прийти вырывать кусок изо рта у голодной кошки.
«Есть вера, а есть суеверия», — подумал Илья, внимательно разглядывая женщину. Она очень походила на клиенток его жены, отличаясь только кожей, опаленной безжалостным солнцем Галилеи.
«Крестьянка, лет под пятьдесят, недалекая и легковерная», — решил про себя Илья. Как все парикмахеры, он считал себя большим знатоком человеческой натуры и, сделав какое-либо заключение о характере человека, полностью ему доверялся.
— Могу ли я предложить господину Элиягу стакан воды? — робко спросила женщина.
— Да, — милостиво кивнул Илья.
Спектакль ему нравился. Его явно принимали за кого-то другого. Однако почет, с которым ему еще ни разу не доводилось столкнуться в течение всей своей жизни, обрел милость в его глазах.
Женщина принесла нераспечатанную бутылку минеральной воды и одноразовый пластиковый стаканчик.
— Все новое, — она поставила принесенное на маленький столик перед креслом и снова отошла к двери.
Илья откупорил бутылку и жадно осушил два стакан подряд. Подняв глаза на женщину, он понял, что совершил какую-то оплошность.
— Господин пророк пьет без благословения? — робко спросила женщина.
— Черт ее дери, — внутренне расхохотался Илья. — Она приняла меня за пророка Элиягу!
Несколько недель назад он посмотрел по научному каналу ТВ целую передачу, посвященную пророкам и пророчеству, и поэтому считал себя вполне компетентным в данном вопросе человеком.
Ситуация, в которой он очутился, показалась ему и смешной, и удобной. Авантюрная жилка — вот уж
