воцарилась неловкая пауза. Егорыч бросил лукавый взгляд исподлобья в сторону Инхандека. Успел заметить досаду на его лице.
— Я занят. Зайдите позже, пожалуйста, — бросил Инхандек.
Бычья морда ухмылялась. Не так, конечно, как это делают люди… Однако даже мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять — бык насмехается над хозяином.
Егорыч поднялся, протянул и пожал руку Инхандеку. Вроде гроссмейстеры закончили скучную партию, которая не войдет в учебники: тривиальная ничья.
Солнцев, прежде чем покинуть кабинет мысленно послал привет голове яка. Вещи, они ведь тоже обладают душой. А в тех кабинетах, где часто совершаются магические действия, вещи становятся порой слишком уж… одушевленными.
Со стороны это совещание вполне могло напоминать секцию Ученого Совета. Доктора наук и перспективные кандидаты собрались в закрытой комнатке, чтобы обсудить работу товарища. Или решить сложную задачу, поставленную Академией. Сидели в кабинете Солнцева. Всеволода шеф отправил в отдел кадров писать объяснительную, чем это он занимался в рабочее время в лаборатории Велеречева. Попросил кадровика Мишина задержать Юрина подольше, дабы тот не путался под ногами.
За большим совещательным столом собрались институтские «зубры»: Эль-Фаед, Семенов, Бек, Берглезов, Яхно-Яхновская, Столыпин, Гликзон и Натанман. Все внимательно смотрели на Солнцева, а тот упрямо пялился на столешницу перед собой, не поднимая глаз.
— Был у Инхандека, — начал, наконец, Егорыч. — Они, кажется, собираются перейти к активным действиям. В общем, как и ожидалось.
Сообщив эту информацию, Солнцев перешел на более высокий уровень Проникновения и осмотрел присутствующих. Получилось что-то похожее на то, когда он, завтракая с Севой, показал ему в столовой чужое мировосприятие.
С точки зрения Яхно-Яхновской тут шел великосветский бал. Правда, на этом балу присутствовала всего одна дама: она сама. И её никто не собирался приглашать на танец. Но танцевали все. Словно на школьной дискотеке: встав в кружок.
Столыпин видел войну. В его глазах это был бивак. Боевые товарищи готовились к бою: кто кивер чистил весь избитый, кто шомполом драил жерло штуцера, кто правил об оселок саблю.
Семенов видел рыбаков на пикнике перед вечерним походом на заводь. В его мире Солнцев варил в котелке уху, а все сидели округ, приготовив ложки.
Бек… Этот крепкий служащий видел ситуацию как бухгалтер: в виде денежных потоков, предусмотренных социалистическими планами, жиденьких и многоярусных.
С точки зрения Берглезова тут проводилось обычное производственное совещание. Но все отчего-то в строгих черных костюмах и в красных строительных касках.
Эль-Фаед, геолог по образованию, жил в мире горных пород и минералов. Он будто бы находился в геологическом музее. На месте Солнцева разместилась большущая друза горного хрусталя, Яхновская — нефритовая колонна, Берглезов — кремень, Натанман — мраморный монолит, Гликзон — скала розового кварца, Семенов — гранит, Столыпин — наплыв бирюзы, Бек — шерл. Сам Эль-Фаед оставался человеком в зеленом комбинезоне. Рядом с ним лежала кирка.
Натанман воспринимал присутствующих как птиц. Сам он тоже был птицей: голубем-трубачом.
Гликзон, Лев Давидович, судя по его видениям, людей не любил. Он наблюдал клубок змей. Самой крупной была анаконда — Солнцев. Самой опасной — гюрза Яхновская. Сам Лев Давидович был бесплотным духом в процессе созерцания.
Волшебникам и колдунам не интересно жить в реальном мире. Они уходят в мир грез, иногда уродливый, чаще — красивый. Но порой очень полезный для существования.
— Зачем же ты нас собрал, Миша? — укорил Гликзон. — Я же просил: если всё старое, не отрывай меня.
Ясно: не очень-то приятно наблюдать за змеями…
Остальные продолжали ждать. Лев Давидович был человеком невыдержанным, что не сказывалось на его таланте внушать мысли на расстоянии. Поговаривали, что он не уступал в этом самому Директору, за что и был вечно обойден в финансовом плане. Но в широких научных кругах и министерских коридорах Гликзона ценили. Именно он разработал и осуществил подачу неким деятелям в США идею, что надо отвлечь русских ученых от работ на военную промышленность системой грантов от университетов Америки. Мол, русские кинутся за долларами и не станут работать на оборонку. Лишь благодаря этим грантам некоторые оборонные предприятия смогли удержать высококвалифицированные кадры…
— Мне нужна ваша поддержка. — Солнцев говорил искренне. — Я всегда считал, что мы — единая команда.
— Миша! Разве мы давали тебе повод усомниться?
Яхно-Яхновская старалась поддерживать с Солнцевым хорошие отношения. Помимо всего прочего, она лелеяла надежду выведать у него секрет «вечной молодости».
Солнцев кратко пересказал содержание беседы с Инхандеком. Повисла долгая пауза. Было видно: каждый старается обработать полученную информацию применительно к себе. До молодого специалиста Юрина им, понятно, никакого дела не было. Гораздо больше волновал вопрос о дальнейшей судьбе Института и, следовательно, их собственной. Солнцеву это не понравилось.
— Главная беда в том, что нами, похоже, заинтересовался криминал, — подчеркнул он.
— Ну, они всегда тут копошились…
Егорыч покачал головой.
— Шелупонь. Но все развивается. Эти не остановятся ни перед чем. Подозреваю, что у них появилась, как они выражаются, «крыша». Причем в лице кого-то из Посвященных.
Семенов, самый молодой из собравшихся, (родился в начала века), даже присвистнул.
— Быть того не может!
— Может, — ответила за Егорыча Яхно-Яхновская. — Не удивлюсь если это окажется один из Черных.
Воцарилась гнетущая тишина. С Черными Колдунами, все знали, шутки плохи. Они, подобно «падшим ангелам», которые, согласно Библии обратились в демонов, были изгоями среди Посвященных. И, оттого, втройне опасными.
— А причем здесь этот пацан, Сева Юрин? — спросил Семенов. — Он же не Посвященный.
— Не знаю, — честно признался Солнцев. — Возможно, кто-то за ним стоит… какая-то влиятельная структура. Но, кто — вопрос!
Опять повисла пауза. Егорыч сидел мрачнее тучи. Собирая коллег, он надеялся на свежее оригинальное решение — пока без толку. Но хуже было другое. Команда, его команда, перестала существовать. Он чувствовал настрой собравшихся. На словах-то они, будут, разумеется, уверять в своей преданности, а как дойдет до дела, выясниться, что у одного умерла любимая двоюродная тетка в Киеве и ему срочно нужно отбыть на похороны, у другой — заболела мама, у третьего… Да, чего там! Он, похоже, остался в одиночестве. Что ж, как говорится, Бог им судья.
— Вот такие дела… Я поделился информацией, теперь очередь за вами. Если кто узнает что-то, или надумает — приходите в любое время.
Семенов и Яхно-Яхновская уединились в кабинете.
— Кое-что проясняется, — заявила Инесса Исаевна, — по крайней мере, для меня. Солнцев схлестнулся с администрацией не на шутку. Нашла коса на камень. Просто так он им Институт не отдаст. Как же — любимое дитя!
— Разве он когда-то руководил Институтом? — удивился Семенов.
— Нет, выше зама по науке он не поднимался. Но Егорыч был в числе учредителей, отцов- основателей НИИМагии. — Женщина вздохнула. — Тем более жаль. Ведь они его сожрут. Я имею в виду Инхандека сотоварищи. А без него и нам придется несладко.
— Значит, следует привыкать обходится самим.
— Похоже, именно это он и пытался донести. А Бек с Фаедом — ты заметил — сидели как воды в рот
