организованной бывшим энкавэдэшником, пассажиры травили матерные анекдоты.
Чего-чего, а дураком капитан Сысин не был. И понимал: вот шанс, ради которого он всю жизнь просидел в Соловейске. Откуда капитану видеть различия: где мысли его, а где — наведенные со стороны?
А Майор ждать не собирался:
— Молчание знак согласия. И вот тебе первое задание: найди пареньков из местной шпаны, пусть будут наготове. Задание им дам. Не сложное. А это — тебе. Хочешь, себе оставь, хочешь — паренькам раздай.
С этими словами старик протянул брикет купюр перехваченный бумажными банковскими ленточками.
— Что это? — растерялся Сысин.
— Это? — старик вновь мелко захихикал. — Это эквивалент труда. Неужто забыл основы?
И уже на полном серьезе, с чугуном в голосе:
— Не тяни. Ребятишки могут понадобиться в любой момент. И вот еще что: не надо, что бы они считали, что работают на Органы. Пусть думают, что за тобой стоит банковская структура. Я похож на банкира?
И Майор снова залился смехом.
Меченому улыбнулась удача. Ему предложили, за хорошие бабки, работу, которую он и так собирался делать. Ментяра, капитан Сысин, поручил потрясти пацана из Института, Севу Юрина.
Меченый давно уже положил глаз на «научную контору» — по слухам там делали золото при помощи философского камня. Сначала-то Меченый не верил — сказки! А после изменил мнение: из надежного источника ему шепнули, есть, мол, философский камень! Но, где, у кого — никто не знает. Закинул удочку Меченый — попался «молодой спец» Юрин. У него-то и хотел бандюган выудить информацию. Слегка припугнул салагу, неделю времени дал, чтоб разузнал про камень. А тут, мент — как снег на голову, и говорит: солидный человек работу предлагает, хорошие бабки дает. Кто ж от бабла откажется? Тем более, почти на халяву…
Часть третья
XII. В сердце Азии
Не доезжая райцентра машина свернула направо, и через несколько минут остановилась перед железными воротами, по обе стороны которых тянулась изгородь из сетки-рабицы.
— Наша база, экспедиционная, — объяснил Лабазнюк. — Нужно отдохнуть, хоть пару часов: Хайруло хоть и Посвященный, но не железный, уже вторые сутки за рулем, практически без отдыха. Здесь, конечно, не бог весть что, не Гранд-отель, а все лучше, чем на обочине торчать.
— Вадим, — забеспокоился Михаил, — ты забыл, что за нами погоня! А Хайруло можно и заменить…
Лабазнюк отмахнулся.
— Кем? Ты за руль сядешь?… А-а, не умеешь, говоришь… Ну, правильно, откуда в тринадцатом веке можно научиться машиной управлять! И я — водитель аховый. Права есть, но любительские…
— Сева? — повернулся к помощнику Егорыч.
— Не-е. Я — пас! — замотал головой Всеволод. — Угроблюсь сам, и вас угроблю.
Лабазнюк продолжил свои доводы:
— Те, кто нас преследует, уверены: мы драпаем без остановки по трассе. Им и в голову не придет искать нас здесь, будут гнать до самого… Как, бишь, ваш городок зовется… Воробейск?
— Соловейск, — поправил Михаил.
Геолог явно дурачился, изображая забывчивость.
«Про Институт помнишь, а как город называется, забыл!? — брюзжал, мысленно, Сева. — Врешь, дядя…»
Парень так и не смог простить Лабазнюку покушения на их с Егорычем жизни, пусть и по ошибке. Солнцев же был настроен не столь враждебно. Он вообще, как успел заметить Всеволод, принадлежал породе «не держащих камень за пазухой».
— Ну, хорошо, пусть будет Канарейск, — продолжал ерничать Лабазнюк. — Так, вот. Они, думая, что нагоняют нас, станут все время спешить, а мы потихоньку-полегоньку сзади.
— Делай, как знаешь, — согласился Егорыч. — Только смотри, не перемудри.
Шофер Хайруло посигналил. На звук клаксона из бокового домика-сторожки вышел старик в чапане, почему-то засуетился, открывая ворота. На его лице явно читались испуг и изумление.
Путники выбрались из машины. Сторож почтительно кланялся, прижимая руку к груди. Сева, впервые столкнувшийся со столь явным проявлением угодливой покорности, был удивлен и смущен, одновременно, но когда обернулся и посмотрел на их машину со стороны, то все понял. Такую «тачку» и в кино не часто увидишь! Черный лимузин, длиной, пожалуй, с трамвай, с зеркальными стеклами, защищающими салон от любопытных взглядов снаружи, с полированными, нетронутыми пылью боками, способен был произвести впечатление не только на полуграмотного жителя горного кишлака.
— Саид-ака, ты, что не узнаешь нас!? — воскликнул Лабазнюк.
Старик продолжал кланяться, упорно не желая признавать геолога. Он решил, очевидно, что нагрянуло Очень Высокое Начальство, или — убереги Аллах — кто-то из крестных отцов столичной мафии.
— Ассалом алейкум, — обратился к сторожу Хайруло, протягивая ему обе руки.
— Валейкум ассалом, — отозвался старик, машинально пожав ладони шофера. — Хайруло, ты? — Он не мог поверить своим глазам.
— Я. Кто же еще! И Вадим Сергеевич. А это, — Хайруло указал на Севу и Михаила, — гости из России.
Саид опять прижал руку к груди и уважительно кивнул гостям. Теперь, вероятно, думал, что хозяева машины — россияне. Лабазнюк не стал ничего объяснять старику, для его же блага: кто меньше знает, тот крепче спит. Поздоровался и спросил:
— На базе есть кто-нибудь из геологов?
— Нет. Один я.
— Хорошо. Мы до утра тут останемся…
Сторож опять засуетился:
— Проходи мой дом. Чай пьем.
Отказываться было невежливо, да и пить, на самом деле хотелось. Севе было интересно вживую посмотреть быт обитателей Центральной Азии, он охотно последовал за гостеприимным хозяином; увиденное его слегка обескуражило. Сторожка, конечно, обиталище временное, но… как можно до такой степени запустить свое жилье!? Ну и ну. Помещение, куда они вошли, вполне могло сойти за сарай, или подвал, где устроили приют бомжи: прокопченные, местами с отвалившейся штукатуркой стены, окно, завешенное серой тряпицей, слой утрамбованной грязи на дощатом полу… Севина комната в общаге просто образец чистоты и аккуратности по сравнению с этим безобразием. Из мебели имелись лишь железная кровать и ветхий кухонный столик-тумба. Войлочная кошма, разостланная в углу, дополняла обстановку.
Хозяин накидал на кошму коротких одеял «курпачей» и подушек, предложив гостям садиться, расстелил скатерку — «дастархан». Сидеть на полу оказалось неудобно, особенно Всеволоду и Михаилу,
