была еще десятидолларовая купюра! Куда делась?!! И откуда тут сложенный вдвое кленовый лист? Зачем он здесь — вон!
И лист, подхваченный ветром, полетел над пыльным асфальтом в сторону Таджикистана.
Астраханский вокзал и все пространство вокруг, казалось, пропитались запахами копченой рыбы. У Севы от этих ароматов началось обильное, как у собачки Павлова, слюновыделение. Пивка бы, сейчас, холодного, да с рыбкой! И чтобы не надо было никуда бежать, скрываться, дрожать от страха. Посидеть в приятной компании, поговорить о вечном: политике, футболе, женщинах, и, желательно, у себя дома… Эх!
Над перроном и путями гулял ветер, носил в воздухе мелкий сор. Было по-южному тепло. Сева с Михаилом расположились на лавочке возле входа, Хайруло пошел «разведать обстановку».
Трудяга внедорожник с честью преодолел огромное расстояние. По узбекистанской полупустыне и казахстанской степи гнали почти без остановок два дня. Нынче утром пересекли, наконец, российскую границу. В Астрахани решили пересесть на поезд — Хайруло пора было возвращаться. Шофер осунулся за эти дни, и, даром что смуглый, еще больше почернел лицом. Видно было: парень дошел до предела своих возможностей и дальше просто не выдержит, не поможет и магия. Хайруло решил напоследок оказать россиянам услугу, приобрести за свои деньги билеты.
У касс — вавилонское столпотворение. Люди спешили возвратиться в родные пенаты с отпусков и каникул. Хайруло пришел ни с чем.
— Нет ни на сегодня, ни на завтра билетов.
— Что же делать? — огорчился Сева.
Словно по волшебству возник, ниоткуда, разбитной малый — типичный барыга.
— Мужики! Билет до Москвы не нужен? Последний остался…
— Нам два! — отозвались, одновременно, все трое.
— На сегодня только один. Сами видите, что творится, — махнул рукой в сторону касс спекулянт. — На завтра попробую найти.
Михаил отозвал Всеволода в сторону.
— Езжай Сева. А я завтра. Так даже лучше. Ему будет не угнаться за двумя.
— Миша, ты чего? Давай вместе держаться. Как ты будешь здесь, в нашем времени, один?!
— За меня не беспокойся. Маг, как-никак.
— Мужики! — окликнул их барыга. — Берете или нет? Поезд через пятнадцать минут отходит.
— Да, — отозвался Михаил.
Хайруло поинтересовался:
— Сколько за билет хочешь?
Малый назвал сумму, от которой Хайруло присвистнул.
— Ты что, мужик! Совесть имей!
— Не хотите — не надо. — Демонстративно повернулся, сделав вид, что уходит.
— Подожди, — остановил его Хайруло. — Черт, с тобой, давай билет. Десятку только скинь…
Они с минуту торговались. Барыга не уступил ни гроша. Азиатские хитрости шофера оказались бессильны против закаленного в коммерческих махинациях ловчилы.
— Ну, ты, жук, — проворчал, отсчитывая деньги Хайруло.
Малый невозмутимо пересчитал банкноты.
— Завтра, в это же время сюда подходите, принесу еще билет. Или вам два?
Сева, когда спекулянт удалился, бросил ехидно:
— Представляю, какая будет у него рожа, когда деньги в листья превратятся!
Хайруло вздохнул.
— Нет. Деньги самые настоящие, кровные, можно сказать.
— Как? — не понял Сева, — Ты что, свои отдал? Зачем!?
— Здесь у меня не получится фокус — я на чужой территории, да и… Ну, это долго объяснять. Ты не переживай за меня, Сева! У таджика в заначке всегда найдется…
— Я отдам. Вышлю по почте. Ты адрес скажи.
— Не надо ничего высылать. Может, будешь еще у нас… или я к вам приеду. Сочтемся.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Всеволод. — Слушай, Хайруло… все хотел тебя спросить. Не обижайся только… Вот, у вас, таджиков, деньги, как ты говоришь, всегда имеются, а выглядите… как нищие. Почему?
— Э-э. Это ты правильно подметил! Привычка такая. Менталитет, как сейчас говорят. У нас так: копит человек деньги, чаем да лепешками перебивается, ходит в обносках, потом — вай! Туй закатывает — пир для всего кишлака. У таджика три события в жизни: обрезание, свадьба и похороны, это бешеных денег стоит… И все бы ничего, но при этом соревнование идет, кто круче: сосед бычка купил на туй, а я — двух! Знай, мол, наших. Глупо конечно… Ладно, давай прощаться. Счастливо, тебе!
Сева пожал шоферу руку, обнялся с Егорычем, протянул ему сложенный вдвое листок блокнота.
— Пока, Миша. Буду тебя в Питере ждать. Встречу на вокзале. Вот, на всякий случай адрес родителей — там меня найдешь.
— Давай, поезжай. Я следом. Увидимся…
Егорыч не удержался, продемонстрировал, на прощание Севе один из своих трюков: раскрыл листок, глянул в него, видно, адрес запомнил, потом скомкал в ладонях, раскрыл…. В ладонях сидел чижик. Такой зеленоперый воробушек. Будто гибрид кенаря и воробья.
— Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил…
Пичужка на ладонях, поводила туда-сюда тонким клювиком, взъерошилась, так что стала похожа на пыжик, и, вспорхнув, улетела куда-то прочь.
— Выпил рюмку, выпил две — закружилось в голове. — Егорыч подмигнул Севе и тот на самом деле ощутил легкое опьянение.
— Считай, на посошок, — улыбнулся Михаил.
Поезд прибыл на Павелецкий вокзал к вечеру.
Севе нужно было перебраться на Ленинградский, и двигать дальше, в Питер. Людской поток подхватил парня и понес к окончанию перрона, где по обе стороны стояли рядами торговые палатки — «комки».
— Сева!
Всеволод обернулся.
У палатки, с банкой пива в руке стоял… виолончелист Большого театра, вышедший прямо во время симфонического концерта и направляющийся в Кремль на вручение ордена «За заслуги перед отечеством» первой степени: фрак, сметанная накрахмаленная сорочка, галстук-бабочка, блестящие лакированные туфли… Не сразу признал Сева Егорыча, а узнавши, бросился обниматься.
— Миша! Как ты меня обогнал? Ты чего так вырядился?
Солнцев запустил руку в карман, вытащил красную банку «Амстердама», отдал Юрину, откупорил свою, сделал глоток, поперхнулся, закашлялся.
— Никак не привыкну… — стряхнул пальцами капли, попавшие на сорочку. — Сева, ты прости меня…
— За что, Михаил?
— За то, что шутки у меня такие дурацкие. Паренек ты светлый, добрый, но…
— Не пойму, ты о чем?
Сева свою банку не открывал. Холодный алюминий призывно покрывался влагой, но Сева не замечал, он был весь во внимании. Егорыч продолжил:
— Сейчас попробую объяснить. Вот, например, читаешь ты книгу. Её сочинил кто-то?
— Писатель.
— Хорошо. Читаешь первую главу, вторую. Ты читаешь, а писатель уже знает, чем дело кончится, да?
Сева оглянулся в поисках опорожненных Михаилом пивных банок. Как-то странно говорил Егорыч: не
