привыкшим есть за столом. Сева долго вертелся, усаживаясь и так и эдак, пока не нашел относительно приемлемую позу.
Подошел и Хайрулло, заправлявший машину. Пришло время подзаправиться самим.
Угощение не отличалось изыском: зеленый чай, черствые лепешки, какой-то кисломолочный продукт под названием чакка. Саид, по просьбе Лабазнюка, достал из своих запасов пару бутылок вина. Оно было разлито в емкости «ноль восемь», как шампанское, и называлось «Памир».
— Любимый напиток местных алкашей, — пояснил геолог. — Жидкость нервно-паралитического действия, ха! Со студенческих времен не пивал… Тогда «Кавказ» — теперь «Памир»… География Страны советов! Впрочем, после китайской водки, ничего уже не страшно.
«Бормотуху» пришлось пить словно чай, из пиал: ни бокалов, ни даже стаканов у хозяина отродясь не водилось. Только желание снять стресс заставило Всеволода, как, впрочем, и всех остальных, отведать подозрительной жидкости. Единственным достоинством «Памира» оказалась крепость — девятнадцать «оборотов». Вкус, запах, степень очистки и даже цвет пойла наводили на мысль о неправомерности причисления его к семейству благородных напитков, именуемых винами. Определение «нервно- паралитическая», напротив, было весьма недалеко от истины: уже после второй пиалы в голове Севы зашумело, в глазах помутилось, в желудке забурчало. Неудивительно, что явившаяся из-под кровати фаланга показалась ему чудовищем, кошмарным монстром. Существо и на самом деле выглядело устрашающе: сплошь покрытые волосками лапы, каждая не менее пяти сантиметров длиной, рыжее с темными полосами туловище, две пары челюстей-жвал, двигающиеся вверх-вниз и вправо-влево… Сева поперхнулся вином, закашлялся. Его сотрапезники удивлено переглянулись.
— Ты чего это, вино не нравится? — спросил Лабазнюк.
Всеволод, продолжая кашлять и мотая головой, указал на страшного паука. Испугался только незнакомый с азиатской фауной Михаил. Хайруло и Лабазнюк рассмеялись, а хозяин сказал, на ломаном русском:
— Э, не бойсь. Он не злой. Ми ему испасибо скажем…
Геолог счел нужным пояснить:
— Фаланга не ядовитая, но страсть, какая прожорливая. Говорят, где она живет ни одна дрянь не заведется: ни скорпион, ни каракурт. Всех сожрет в момент.
— Но фаланги, вроде бы, могут заразить трупным ядом, — возразил Сева, припомнив что-то из слышанного по телевизору.
— Чепуха, ха-ха! Только приезжие европейцы верят этим нелепым россказням.
На Всеволода слова Лабазнюка не произвели должного впечатления. Может фаланга — тварь полезная, однако лучше бы ее тут не было вовсе. Как можно допустить, чтобы в твоем доме жило такое страшилище!? Черт побрал бы эту Азию! Он в эти края не вернется ни за какие коврижки.
Саид постучал пальцем по полу и прикрикнул на паука:
— Иди свой дом!
Удивительно, но членистоногое поняло приказание и проворно убралось обратно под кровать. Хозяин перебросился с Хайруло парой фраз на незнакомом Севе языке, должно быть по-таджикски, поднялся и вышел, оставив гостей одних.
— Курить пошел, — объяснил шофер.
Для Севы это прозвучало полным абсурдом: здесь и топят, похоже, по-черному, что уж не курить-то? Видя недоумение парня, Хайруло добавил:
— Стесняется при вас, — чем еще больше его озадачил.
Лабазнюк усмехнулся криво и счел нужным растолковать:
— Саид курит, да только не табак — «травку». Понимаете, о чем я?
Михаил пожал плечами. Для него «курить» означало: жечь пахучие травы, или смолу, обладающую специфическим запахом, ладан, и тому подобное. Сева, напротив, сразу догадался, о чем речь.
— Он что, марихуаной балуется?
Геолог кивнул.
— Соображаешь. Только здесь в ходу другие названия этой дряни: анаша, «план»… Как ни назови, а смысл один: наркота, изготовленная из конопли. Ту, что получше качеством, первый, так сказать, сорт, местные наркоманы именуют шира, или «пластилин», а второсортную, из отходов — пахол. Саид у нас малоимущий, да и вообще, человек не привередливый, пахол, в основном, курит. Запашок при этом стоит, хоть святых выноси!
— Он же старик совсем, — недоумевал Сева. — Я думал, только пацаны увлекаются «травкой»…
— Хе, хе! Ты, мил человек, забыл, где находишься. Здесь — Средняя Азия! Анаша тут чуть ли не обиходный продукт. Некоторые жители совершенно искренне недоумевают, почему законом запрещено выращивать коноплю и, тем более, изготовлять из нее зелье. «Мой дед курил, дед моего деда курил, а мне нельзя? Почему?». А Саид, к тому же, житель Вашингтона… Это в шутку они так свой кишлак называют. Ха- ха! На самом деле — Вагаштон. Расположен на известной, в среде туристов, реке Шинг. Может слышали, про «голубое ожерелье Шинга» — Маргузорские озера? Нет? Ну и ладно. Но не только озерами славны те места. Здешние наркоманы почитают их за свою Мекку… ну, как известную всем Чуйскую долину, местного, конечно, масштаба. Только на реке Чу дикорастущая конопля, а в районе Шинга — тайные делянки- плантации.
Лабазнюк долил в пиалы «бормотухи». Скорчил гримасу, проглотил залпом жидкость, зажевал кусочком лепешки. Его сотрапезники не торопились: им требовалось время, чтобы настроить себя, приготовиться к приему внутрь отравы, именуемой «Памиром». Сева продолжал расспрашивать геолога.
— Саид тоже, поди, выращивает коноплю? Что же он некачественную анашу-то курит?
— Известное дело — сапожник без сапог.
Солнцев слушал и не понимал. Для него все, о чем толковал Лабазнюк, было китайской грамотой.
— Что, Миша, — сказал, несколько развязно, захмелевший геолог, — не врубаешься, да? Ты и табака, верно, не нюхал? Америку-то у вас еще не открыли. Ха! Лишь в самом конце пятнадцатого века старина Колумб, первым, наверное, из европейцев, отпробовал табачку. А индейцев научил «огненную воду» пить, ха-ха! А что у вас, в дремучем вашем веке, пили? Самогон?
— Мед и березовицу, — ответил Михаил, и уточнил. — Если ты о хмельном спрашиваешь.
— Понятно: медовуху и бражку из березового сока. Раз выращивать виноград климат не позволяет, отыщем замену. Воистину — свинья грязь найдет. Человек, если захочет, придумает способ балдежа, и никакие запреты не помогут. За примером далеко не надо ходить: все помнят, к чему привели горбачевские указы о борьбе с пьянством… Хотя, нет, ты-то как раз и не помнишь, ха-ха! Ну, так вот. Виноградники повырубили, винзаводы позакрывали, а в магазинах сахар исчез — на самогон разобрали. Скупили в аптеках все спиртосодержащие настойки, даже валерьянку. В парфюмерных магазинах появились объявления: «Одеколон отпускается с 11–00». Шутка, ха-ха-ха! Да, что у нас! В Америке сухой закон, как известно, мафию породил. — Геолог откупорил вторую бутылку. — Эрго бибамус, як кажуть древни римляне — итак, выпьем! Ха-ха! Не думай Миша, что ты один такой образованный. Мы тоже не лаптем щи хлебаем, по-латыни кумекаем мало-мало.
«Памир», при всех его недостатках, неплохо справлялся с основной функцией: дурманить головы, гнать прочь страхи и переживания. Сева больше не видел в Лабазнюке своего врага. Он поддакивал геологу, громко и заразительно смеялся над его шутками. Тот, довольный, что нашел благодарного слушателя, пустился в рассуждения:
— Вино — древнейшее изобретение человечества. Появилось раньше колеса! Стремление забыться, уйти от реальности — это не блажь, скорее необходимость. В природе постоянно идет жесточайшая борьба за существование. В таких условиях люди, как существа эмоциональные, ранимые, должны были бы стать мрачными неврастениками, а то и психопатами. Алкоголь — идеальное средство, помогающее справиться со страхами, выжить, не сойти с ума в невыносимых условиях. При употреблении в разумных пределах, конечно. Ибо: любое лекарство в чрезмерной дозе становится ядом! Вот тут-то и зарыта собака. Наркотики: гашиш, опий, и, тем паче, героин куда опаснее спиртного — не заметишь, как перейдешь грань, и сделаешься наркоманом. Более того: алкоголь вырабатывается организмом естественным образом, а «дурь»
