радость мою». Вышла старуха, кожа да кость: «О, с чем к нам прибыл почтенный гость?» «Явился я в дом как на праздник большой— дочь твою сделать хочу я женой, ту, неродную». «Ой же, паночку, дивно слыхать! кто б в то поверил, если сказать? Низко вам кланяюсь, гость дорогой, все ж я не знаю, кто вы такой? Как пан попал к нам?» «Князь-господин я этой земли, случай и жажда меня привели, дам тебе много казны золотой, дочку свою ты мне выдай за то, пряху красотку». «Князь-господин, что пришлось услыхать, кто б в то поверил, если сказать? Нету у нас никаких заслуг, чтоб к нам склонились взоры и слух милости вашей. Все же обычай должно блюсти: раньше родную к венцу вести; кстати и схожи они во всем, словно два глаза во лбу одном, нити шелковы!» «Плох же обычай, старуха, твой! Выслушав, помни приказ прямой: завтра, лишь неба засветится край, дочь неродную свою провожай в княжеский замок». III «Вставай, дочурка! Проснулся мир, князь ожидает, готовят пир: все бы могла я предполагать, только не то, чтоб тебе пановать в самой столице!» «Одевай, дорогая сестрица, наряд, княжеский замок велик, богат: ох, высоко ты стала летать, меня оставила здесь прозябать, ну, будь счастлива!» «Идем, Дорничка, поспешим, не провиниться б пред князем твоим, ты лишь опушку леса пройдешь, про дом не вспомнишь и не вздохнешь, идем скорее, идем!» «Матушка, мама, дозвольте спросить, зачем вам нож этот в лес уносить?» «Нож этот вострый — в чаще как раз, гадюке злобной выколем глаз — идем, скорей идем!» «Сестра, сестрица, позволь спросить, зачем топор вам в лес уносить?» «Топор тот острый — в темном лесу, лютому зверю башку снесу — идем, скорее идем!» Когда ж зашли они в чащу, в кусты: «Гад этот — ты и зверь этот — ты!» Горы и долы туманились, видя как обе расправились с бедной сироткой! «Мы очи ей выкололи, мать, куда ее ноги и руки девать?» «Не зарывай их в лесной тени, как бы опять не срослись они — возьмем их с собою». Вот уж за ними лесов стена: «Бояться ты, дочь, ничего не должна! вы ведь схожи с нею во всем, как око с оком во лбу одном — не опасайся!» Вот уж столица стала видна,
