содержащих кодеин, и некая ампулка с прозрачной жидкостью. Ее я сразу отложил в сторону, так как не имел никакого представления о том страшном существе, что таилось внутри. Немного подумав, отложил и колеса с кодеином. Остался феназипам.
По идее транквилизатор должен был помочь отойти от жуткой абстиненции – как человек крайне любознательный в сфере воздействия на организм посредством разного рода веществ, я знал это. Недолго думая, съел одну белую кругляшку, запив водой из-под крана.
После этого пошел в комнату и лег. Тут же в глазах начало темнеть, а к горлу подкатила дурнота. Кое- как сдержался – проводить все утро в сортире не входило в мои планы. Закрыл глаза. В моем токсичном мозгу тут же нарисовались образы трупов, гор гниющего мяса и прочих жутких видений, которые неизвестны трезвому человеку. Я поспешно разомкнул веки. Свет больно резанул по глазам. Черт, почему же так плохо?
Снова поковылял на кухню. На сей раз съел сразу две таблетки, запив, как и в прошлый раз, водой из-под крана. Прикурил сигарету. Где-то под окном заурчала мусорная машина, забирающая контейнер с помоями. Ее только не хватало.
Докурив, я решил больше не возиться с малыми дозами и добил платформу до конца. И снова пошел в комнату прилечь. Где-то на пороге комнаты я ощутил первое действие транквилизатора: голова стала весить как кусок свинца, но внутри нее, наоборот, появилась какая-то легкость, тяжелые мысли, до этого не дававшие мне покоя, сначала спутались, сплелись в кокон, а потом и вовсе разлетелись по разным углам черепной коробки. Я поспешил прилечь.
Медленно сознание покидало меня. При этом я оставался бодрствующим. В голове что-то роилось, но где-то совсем далеко, в тумане, окутывающем меня. Я покидал реальность – и, возможно, впервые за долгие дни делал что-то единственно правильное. Меня здесь не понимали. Действительность меня презирала и дарила одну только похмельную боль. Я шептал ей до свидания.
Вместе с тем покидала меня и моя личность. Я превращался в мумию, ждущую прихода аламутских ассасинов, чтобы навсегда покончить с этой бренной и больной оболочкой. Какое-то липкое ощущение, словно ты оплетен паучьей сетью, размокшей от едких ферментов. Иллюзорная реальность, где нет боли, но нет и иных ощущений. Пропахшая потом и страхом реальность. Такие вот млечные ассоциации.
Я отключился. Свет вспыхнул в глазах далеким бликом и померк. Комнату окутала тень. Тень смерти – не иначе. На меня катилось хаотическое Нечто. Мозаичные существа окружали меня в ампутированной реальности. Вектор моих ощущений неизменно стремился к нулю. Вспышки снов продуцировались в пятимерном потолке. Эмпирический дисбаланс – так бы я это назвал.
ЕСЛИ РАЗУМ ОСТАВИЛ ВАС, УПОВАЙТЕ НА ТО, ЧТО ОН ПОПАЛ В ХОРОШИЕ РУКИ!
Я балансировал на тонкой нити действительности подобно космическому эквилибристу. На меня накатывали томные волны, свидетельствующие об отключении той или иной зоны чувствительности. Глубоководные рыбы страхов поднимались на поверхность бессознательного. Там они пожирали оранжевых осьминожек радости или же, наоборот, осьминожки загоняли их назад в темные глубины. Внезапно в пульсирующей пустоте возник Доктор.
Он смотрел пристально, словно прожигал мое тело миллиардами невидимых энергетических пучков. Это было похоже на вакуумное высасывание отработанной души. Я зажмурился. Открыл глаза, отгоняя призраков первобытной тьмы. Доктор не исчез. Я решил, что это некая вторая сущность меня, образовавшаяся путем деления личностного биополя.
- Уйди, - произнес я сквозь стиснутые зубы.
Доктор молчал, покачивая маятниковой головой. Потом вдруг произнес:
- Ты чего?
Его слова металлическим эхом прокатились из одного полушария моего мозга в другое.
- Это ты чего? – ответил я вопросом на вопрос.
Доктор вновь покачал головой, протягивая:
- Ну-у-у-у…
И исчез. Внутри меня на миг воцарилась ментальная тишина.
Но Доктор почти тут же вернулся. С коробочкой, в которой покоились колеса – проводники в бездну Хаоса.
- Ел что ли? – спросил Доктор.
Я неопределенно покачал головой, что могло трактоваться и как «да», и как «нет».
- Тогда понятно, - сказал Доктор в ртутные сумерки, сгустившиеся вокруг шкафа.
После этого он подошел к окну, гремя ставнями, открыл его, немного постоял и исчез в направлении кухни. Его не было минуты две. Вернулся он со стаканом воды и протянул его мне:
- Пей.
Я словно зомби принял стакан из его рук и до дна осушил одним гиперпространственным глотком.
- А теперь иди блюй, - Доктор приподнял меня за рукав, дальше я встал сам.
Поплыл в нейролептическом тумане. Кое-как отыскал дверь туалета. Склонился над унитазом и сунул два пальца в рот. Меня изогнуло дугой и вырвало. На глаза наползли слезы.
После этого, вроде, чуть отпустило. Туман откатился на периферию моей видимости. Я кое-как выбрался из сортира. Доктор сидел на кухне и курил. Я прошел в кухню, сел рядом с ним, достал из пачки сигарету и присоединился к процессу пускания сиреневого дыма.
- Ты чего это фен жрать задумал? – спросил меня Доктор.
- Ну, так – чтобы от похмелья избавиться. Я буквально чуть-чуть.
- Ага, избавишься, конечно, - Доктор ухмыльнулся (он напоминал пластикового штурмовика, пришедшего из вневременья по мою душу) – меня еле узнал.
- Да уж, что-то унесло не по-детски.
- Бывает, - Доктор меланхолично растер окурок по стенкам пепельницы, - давай прогуляемся, проветримся что ли, съездим куда-нибудь…
- Куда?
- Да хоть во Всеволожск, на трамвае до Ржевки доедем, а там на электричку пересядем. Езды – минут сорок от силы.
Я вздохнул. Что-то не радовала меня эта перспектива. Покидать эти пусть и опостылевшие, но все же свои, стены как-то не хотелось. Но, следуя первобытным инстинктам и главному постулату противоречия, я произнес:
- А поехали.
Через пятнадцать минут мы шли в сторону трамвайной остановки. Перед выходом из дома, улучив момент, когда Доктор пропал из поля зрения (он пошел в сортир), я закинулся парочкой таблеток с кодеином. Немного подумав, прихватил с собой еще и платформу феназипама. И вот теперь мы двигались сквозь злокачественную реальность. Это было похоже на картинки из советского мультфильма, прокрученного задом наперед. Подверженные бесконечным метаморфозам тени огибали и обволакивали нас. Я испытывал чувство эфирной радости перед лицом беспредельного ужаса.
Из безвоздушного пространства пригромыхал трамвай. Мы загрузились в сжатую до предела атмосферу его салона. Я сразу же грохнулся на сиденье. По ногам расползалась аморфная слабость. Доктор заплатил за обоих.
Где-то на пике безумия мы вынырнули в асфальтированную плоскость железнодорожной платформы. Людская масса, похожая на лягушачью икру, желейно колыхалась вокруг. На сверхзвуковой скорости мы проникли в электричку и помчались сквозь бетонную плаценту промзоны.
Одна за другой мелькали станции. Я молчал. Молчал и Доктор. Он сверлил взглядом панораму за окном душного вагона. Я пытался сосредоточиться. Это было так же трудно, как разглядеть лицо девушки, которую вы обогнали (положим, она вам понравилась), не оборачиваясь. И могло закончиться таким же непредсказуемым результатом (если бы девушка оказалась страшнее, чем ваша жизнь).
- Я вчера видел двух глухонемых лесбиянок, - сказал я. – Хочу написать про них рассказ. Или повесть. Или даже роман.
- Пиши, - Доктор был погружен в созерцание фрагментированного пейзажа.
