загс поволок.
В общем, свадьбу Григорий зажал, выпили после работы в кабинете и разбежались по обычным делам.
Гуров давно усвоил: все неприятности должен разрешать старший, потому известие, что Григорий находится в Склифе, принес в квартиру он, полковник Гуров. Сутки перед этим Насте по телефону морочили голову, мол, муж срочно выехал в область и связи с ним нет.
Итак, Гуров впервые вошел в квартиру Котова, Настю узнал влет, она ему понравилась тогда, в буфете аэропорта Шереметьево, когда сыщик стоя пил кофе. Что лучшая защита – это нападение, знают даже депутаты Госдумы.
– Здравствуйте, – Гуров вручил Насте цветы и поклонился. – Предупреждаю вас, красавица, сокрытие уголовного преступления уголовно наказуемо. Пытаться обмануть женщину может лишь человек недалекий или крайне самоуверенный.
Настя бросила цветы на тумбочку, схватила Гурова за лацканы плаща, втащила в прихожую.
– Что с ним?
– Жив! В порядке…
– Едем! – Настя критически оглядела свой домашний халат, тяжело опустилась на стоявший рядом стул, начала обуваться.
– Нас не пустят, – Гуров опустился на колени, помог Насте надеть сапожки.
– Это вас не пустят! – Настя гордо выставила живот. – Нас пустят!
Гуров даже и не пытался сопротивляться, помог спуститься по лестнице, усадил женщину в машину. Всю дорогу он рассказывал, куда именно попала пуля, как прошла, что задела, что миновала. Рассказал об опасности, которая возникла в связи с большой потерей крови. Гуров знал точно, ничто так не успокаивает, как правда, ее узнают по запаху и на вкус, женщина определяет правду даже на ощупь.
И Настя погладила Гурова по плечу, отерла ладонью лицо, даже похлопала себя по щекам.
– Теперь Гриша до самых родов будет дома.
И тут Гуров вспомнил, что ребята у Князя Гочишвили застрахованы.
– Может, я глупость скажу, так вы меня, Настя, не судите, – сказал Гуров осторожно, тут же решил о страховке не говорить и сменил тему: – Жизнь Григория вне опасности, но ему необходим покой, вы уж держитесь, пожалуйста.
Настя глянула на Гурова недобро, сказала:
– Гриша мне уши прожужжал, какой у него начальник умный.
– Человеку свойственно ошибаться. – Гуров припарковался у приемного отделения, выскочил из машины, открыл Насте дверцу, взял под руку, поднялся по ступенькам.
Станислав и Нестеренко сидели в дежурной части и при помощи молодого офицера составляли список изоляторов временного содержания. Конечно, он имелся и в отпечатанном виде, но переселения отделений милиции и передвижения ИВС происходили быстрее, чем перепечатывались соответствующие документы.
– Как часто меняется контингент задержанных? – спросил Станислав.
Лейтенант взглянул удивленно, Нестеренко толкнул Крячко в бок, тихо сказал:
– Ты засиделся в министерстве, господин полковник. ИВС не что иное, как проходной двор, одни люди входят, другие выходят.
– Бежать легко? – прошептал Станислав.
– Смотря кому и смотря где, – ответил Нестеренко. – Если особо опасного поместили – одно, а коли подрался по пьянке и никто не знает, штрафовать поутру или по мелкому оформлять, так его и без конвоя выпустят за сигаретами сбегать. Случается, человека по подозрению в убийстве взяли, а дежурный об этом не знает.
– Так как же мы работаем? – удивился Станислав.
– А как вы команды даете, так и работают, – зло ответил Нестеренко. – Генерал сказал, человек задержан за хулиганку или мелкое воровство. И вопрос решен. А кто «Ивана» в ИВС Москвы искать будет? Мы с тобой, вдвоем? А ты, опер, забыл, что в каждом ИВС, проще по-старому – КПЗ, половины людей нету. Один на допросе, один на выезде, один в гараже с ментами водку пьет. Другого на экспертизу повезли. Да мы с тобой, как мартышки по джунглям, будем шастать.
– А чего же ты вчера молчал?
– У вас больно победный вид был, огорчать не хотелось.
– А ты считаешь, что генерал обязан знать, что под какими нарами вытворяется? – обозлился Станислав. – Мол, мы на земле пашем, а вы паркеты шаркаете? Так? Ты мне свой характер не показывай. Хотел мне гвоздь в жопу воткнуть, так теперь его из своей задницы и вытаскивай. Садись за отдельный стол, возьми бумаги, рисуй проект приказа за подписью генерала Орлова. Сочиняй, кому что в отделениях следует сделать, чтобы господин Нестеренко мог поставленную перед ним задачу выполнить.
– Станислав, я же так, для примеру…
– А я очень даже конкретно! – перебил Крячко. – Задание должно быть выполнено. Потому садись, пиши проект приказа, придумай, чем конкретно в отделениях милиции нам могут помочь.
…Подполковник Федор Васильевич Уткин исполнял обязанности начальника тюрьмы, клял судьбу и зануду-кадровика, который два года назад бравого оперативника превратил в тюремного надсмотрщика. Можно было на тюрьму не соглашаться и гордо уйти на пенсию. Так поступили многие сослуживцы Уткина, его ровесники. Он недавно столкнулся с одним коллегой, майором, когда тот выходил из роскошного лакированного «БМВ». Отставник служил в какой-то охранной фирме и получал ежемесячно больше начальника управления. Уткин знал ребят, которые устроились, а он нет, потому и работал тюремщиком.
На самом деле в судьбе Уткина был виноват лишь он один. Он многие годы числился оперативником, но никогда им не являлся. Оперативная работа хороша или плоха, это на чей вкус, тем, что не имеет временных границ. Оперативник работает столько, сколько он считает нужным, и проверить его практически не представляется возможным. Территория отделения милиции, районного управления или города в любом случае – большая территория. И когда оперативник говорит, мол, я пошел либо поехал, то куда пошел или поехал, никто толком не знает, ведь сказать все можно. Значит, качество работы оперативника определяется не тем, сколько времени он ходил или ездил, а тем, что конкретно он привез. А можно выразиться еще точнее и циничнее, как оперативник работал, определяется тем, что он на следующий день или вечер, а возможно и утро, написал. Одни люди писать любят и умеют, из ничего конфетку сделают, другие – работают здорово, а пишут неохотно, а то и вообще не пишут.
И даже опытному начальнику порой сложно разобраться, его оперативник хорошо работает или ловко пишет. Существует еще непростой нюанс – хорошему и умному начальнику ловкие писаки тоже нужны. Когда составляется квартальный отчет, то плеснуть в него воды совсем нелишне. А у опера, который «пашет», в отчетах воды не найдешь.
Воду в отчетах видят и капитаны, и полковники, и генералы. Все видят, однако молчат, потому что все решает последняя цифирь. Большая цифирь – хорошая работа, малая цифирь – дурная работа.
А из чего цифирь по существу состоит, то тайна великая есть.
Уткин отлично писал и к положенному сроку получил звание подполковника. Но в любом подразделении розыска со временем знают, кто есть сыщик, а кто лишь ловкий писарь. О том, что Федор Васильевич Уткин потрясающий писарь, в райуправлении знал каждый. И когда кончилось время, срок службы подошел к концу, то в кадрах встал вопрос, куда писучего подполковника девать. Некоторые сыскари, уходившие по выслуге лет, в кадрах о переходе на другую работу, пусть с повышением, даже не разговаривали. В определенных местах ребят давно ждали. Оформив пенсию, они шли на ту же сыскную работу, только совсем за другие деньги.
Подполковника Уткина, кроме сварливой жены, никто нигде не ждал, потому он согласился на работу тюремщика. Единственной радостью в его однообразной, тусклой жизни была не очень молодая смазливая девица по имени Флора, которая не была стопроцентной профессионалкой, но и не упускала возможности отобрать у мужика деньги. Она работала в каком-то ларьке и ждала мужа, отбывающего два года в заведении, где Уткин был вторым человеком. Супруг Флоры шел по делу бандитской группы, следствие тянулось полтора года, он получил лишь два, так как следователь до конца не разобрался, то ли супруг являлся соучастником, то ли оказался не вовремя в неположенном месте. В общем, отбывать шесть месяцев мужика в лагерь не послали, сказали, перекантуешься в тюрьме, где рабочие руки всегда нужны.
Уткин и встретился с Флорой у дверей тюрьмы, там и началась их «пылкая» любовь. Встречались на квартире у женщины, дома подполковник рассказывал байки о сильной занятости на службе. Жену, кроме зарплаты, в муже уже давно ничего не интересовало, женщина и не слушала, чего он бормочет, вернувшись запоздно.
Когда полковник Огарков «заболел», Уткин стал исполнять обязанности начальника тюрьмы, положение его осложнилось, так как пришлось действительно задерживаться на службе. Хитрая Флора подсказала ему: сошлись на усиленный режим, скажи, ночевать в кабинете приходится. За несколько суток у Уткина даже сутулость пропала, он помолодел, стал меньше курить. Однако начались затруднения с деньгами.
Однажды он пришел к Флоре, как обычно, около семи и неожиданно застал у нее мужчину. Уткин был не трус, но силенкой не отличался, потому застрял в узкой прихожей.
– Чего не позвонила? – зашипел он. – Кто такой?
Флора не смутилась, подтолкнула его в спину и громко ответила:
– К тебе, милок, пришли. Это мне следует вопросы задавать.
– Флора, мы же договорились! – Мужчина поднялся из-за богато накрытого стола. – Здравствуйте, уважаемый Федор Васильевич, – гость шагнул навстречу, уверенно протянул руку. – Зовите меня Николай Николаевич, я к вам по интересному делу, потому не стал приглашать к себе. В данной ситуации формальности ни к чему.
Уткин непроизвольно пожал протянутую руку, он чуял начальство на расстоянии. Гость был невысок, плотен, одет в дорогой костюм. Рука у него была холеная, но крепкая.
– Должен предупредить, что служебных разговоров я в частной беседе не веду. – Уткин произнес фразу легко, так как за тридцать лет службы повторял ее неоднократно.
Ему и выполнять свой зарок не составляло никакого труда, никакими секретами он не обладал, взяток ему никогда не предлагали.
– Правильно! – весело согласился гость. – Присаживайтесь, выпьем по рюмочке.
– Мужики, у вас свои дела, а мне надо к соседке заскочить. Бывайте и не скучайте! – Флора взмахнула полной ручкой и исчезла.
