— Здорово, — ответил я, раздумывая, не дать ли мне ему без дальнейших разговоров в зубы.
— Ну и прекрасно, — сказал Идрис, подтягивая пояс на своем круглом брюшке. — Драчуны будут иметь дело с управляющим, а прежде получат по хорошему пинку от меня. Начинай вот тут, Йестин Мортимер. У Сары Робертс всегда с собой два молотка — она тебе один одолжит.
Я знал Сару. Ей было лет семь, она жила с отцом, матерью и маленькими братьями-двойняшками в одном из ветхих домишек у каменоломен. Одета она была в лохмотья, через дыры в материных черных чулках виднелись покрытые коркой засохшей грязи коленки и лодыжки, и все-таки она была очень хорошенькая — такие у нее были красивые черные волосы и большие глаза. Она улыбнулась и бросила мне молоток. Многие дети жили у каменоломен, а некоторые — «под мостом»: хозяева заделали кирпичом пролеты моста и поселили там рабочих; по «крыше» этих домов с грохотом катились вагонетки, а печные трубы торчали прямо между шпалами. В таком доме родилась и прожила все свои шесть лет Сейнвен Хьюз. Сейчас она сидела рядом с Сарой и пыталась поднять свой молоток — пока она не научится им работать, ей ничего не будут платить. Ее матери весной обожгло спину жидким чугуном, и с тех пор она не вставала с постели. Поскольку за Сейнвен некому было присматривать, мистер Хьюз записал ее на работу. Пока она еще кое-как держалась, но Морфид говорила, что до следующей зимы ей не дожить — у нее была чахотка.
Я сел рядом с Сейнвен и начал дробить руду.
— Первый день, стало быть, работаешь? — спросил Мозен сдавленным голосом; с тех пор как несколько месяцев назад наши отцы подрались возле Кэ Уайта, мы при встречах взъерошивались, словно боевые петухи.
— Да, первый, — ответил я, — а то бы ты меня здесь раньше увидел.
— Скоро узнаешь, что тут за сахар.
— Не слушай его, Йестин, — сказала Сара. — С Идрисом ладить можно. Вот прежний десятник был настоящая собака — не жалел палки. — Она оттянула ворот платья и показала мне багровый рубец на плечах. — Но отец Мозена подстерег его около «Барабана и обезьяны» и задал ему хорошую трепку, а потом загнал в Пуллду, и там ему шахтеры добавили.
— То же самое и еще кое-кого ждет, — сказал Мозен, мрачно поглядывая на меня.
Мимо пещеры проезжали вагонетки, нагруженные известняком из каменоломен и шлаком, который везли на свалку. Иностранки, тянувшие вагонетки в гору, надсадно хрипели какую-то песню. Они не вплетали в косы лент, а завязывали их тесемками; они обливались потом, как лошади, и ругались почище шахтеров; их напрягшиеся спины блестели от пота, а груди от этой работы стали совершенно плоскими.
С тех пор как Хопкинс и Хилл построили в Гарндирусе свой завод, у нас появилось много пришлого люда. Тогда же переселился к нам и отец Сары. Он пришел пешком из Абердови; за спиной у него была привязана ремнями Сара, а на руках он держал близнецов; жена несла узел с вещами. Но тем не менее это была порядочная семья. Другое дело иностранцы. Хозяева привозили их сотнями; в Ирландии их грузили вместо балласта, а жили они у нас в долинах, как свиньи, в маленьких огороженных поселках.
Взошло солнце, и Идрис пришел тушить лампы. У меня от холода зуб на зуб не попадал; ребятишки поменьше плакали. Ветер со свистом врывался в пещеру, принося шлаковую пыль с вагонеток, изо рта шел пар, пальцы нестерпимо ныли.
А тут еще Мозен Дженкинс не давал мне покоя.
— Йестин Мортимер, — сказал он, грозя мне своим молотком. — Ты свинья, и твой отец свинья, и, будь у тебя мозги, я встряхнул бы их тебе этим молотком.
Тут все дети подняли головы, но я как ни в чем не бывало дробил руду.
— Только сунься, — продолжал Мо, — я тебя освежую и подвешу на крюк.
— Да?
— Да. Свиней ведь подвешивают к потолку, вот я тебя и подвешу.
— Зачем я буду соваться? — ответил я. — Нам нужны деньги для нового малыша, а за драку нас обоих прогонят с работы.
— Струсил!
— Ну, кончай! — вмешалась Сара, поднимая посиневшее от холода лицо. — При малышах здесь никаких драк не будет.
Она улыбнулась мне, и я увидел, что у нее нет передних зубов.
— Ты умеешь драться, Йестин Мортимер?
— Умею, — ответил я, — и обхожусь без молотков.
Мозен насмешливо хрюкнул.
Меня бросило в жар. Сердце бешено колотилось под фуфайкой.
— Замолчи, Мо, — шепнула Сара. — Перестань, а то он тебе покажет.
— Он дождется, — огрызнулся я. — Не посмотрю и на десятника.
Мо вздохнул, подняв глаза к потолку.
— Ай-ай-ай, — сокрушенно сказал он. — Скоро здесь что-то случится — я не привык спускать младенцам.
Он встал, расстегнул штаны, повернулся к стене, как взрослый, и помочился, глядя на меня через плечо.
— Застегнись, — крикнула Сара. — А не то я сейчас съезжу по чем следует молотком. Постыдился бы так вести себя перед маленькими. Подожди, я скажу Идрису.
— Это я на его отца, — сказал Мозен, застегивая штаны, — я и на всю их семейку то же сделаю, как только опять наберется, — потому что мать говорит, они позорят весь наш поселок.
Это было уж слишком! Увидев, как он уселся в свою же лужу, я совсем рассвирепел и вскочил на ноги. На печах полным ходом шла плавка; когда пробивали летку, печь с ревом изрыгала пламя и пещера была полна клубящегося дыма и пара. Яркие вспышки освещали темные углы. Я снял куртку, повторяя в уме все, чему учил меня отец: наклониться вперед, прикрыться левой рукой, правый кулак повыше, до удара держать руки расслабленными, бить с поворотом, тяжестью всего тела, а не только рукой. Под ноги мне попался камень. Я отшвырнул его и стал подходить к Мозену, который сидел, поджав под себя ноги.
— Вставай!
Мозен поднялся с ленивой усмешкой, поблескивая белыми зубами. Он был на два года старше меня и намного выше. Сейнвен заплакала, и Сара оттащила ее в сторону. Остальные дети побросали молотки и отбежали в глубь пещеры.
Я знал, что справиться с Мозеном будет не так-то просто — он происходил из семьи горцев- кулачников. Однажды я видел, как он дрался на улице. У него была медвежья сила его отца, но зато мой отец научил меня английскому прямому левой, который ошарашивает противника и открывает его для удара правой. Пританцовывая, я ждал, когда Мо кинется на меня. Мой левый кулак так и зудел. Отец говорил: если хочешь мужчину разозлить, а мальчишку заставить плакать — бей в нос.
Отец научил меня драться, но Сара заткнула меня за пояс. Увидев, что дело затевается всерьез, она подбежала и встала между нами, упираясь мне в грудь левым, а Мозену правым крепко сжатым кулачком.
— Эй, вы, — сказала она. — Лежачего ногами не бить, в глаза пальцем не тыкать, не бить головой в живот и не царапаться. Драться — так честно, или уж не драться совсем.
С этими словами она взмахнула кулачками и засыпала нам глаза мелким шлаком.
— А если кто посмеет меня тронуть, буду бить молотком, — сказала она, села и начала дробить руду.
Вот те раз!
Мы с Мозеном схватились за глаза и запрыгали в диком танце, вытирая лившие ручьем слезы и обзывая ее всеми известными нам скверными словами.
— Вода вон там в ведре, — сказала Сара, — и запомните, кроме меня, здесь никому драться не разрешается.
Мы на ощупь добрались до ведра и, став рядом на колени, начали, ругаясь, промывать глаза.
— Вот подлая девка, — наконец проговорил Мо. — Но я все равно посчитаюсь с тобой в горах, Йестин Мортимер, провалиться мне на этом месте.
