Сински сощурила глаза и еле заметно кивнула.
– Раз так, профессор, то как вы мне предлагаете поступить?
Лэнгдон показал на пустую кофейную кружку.
– Предлагаю попросить еще кофе… и выслушать, какое единственное условие Сиена поставила.
Сердце Сински лихорадочно застучало, и она бросила взгляд на телефон.
– У вас есть с ней связь?
– Есть.
– Говорите, чего она требует.
Лэнгдон сказал ей, и Сински погрузилась в раздумье.
– Я думаю, надо на это пойти, – добавил Лэнгдон. – Что вы теряете?
– Если все, что вы сказали, правда, то я согласна. – Сински подвинула к нему телефон. – Звоните.
К удивлению Сински, Лэнгдон не взял телефона. Он встал и пошел к двери, сказав на ходу, что вернется через минуту. Озадаченная, Сински вышла за ним и увидела, как он идет через приемную консульства, толчком открывает стеклянную дверь и оказывается на площадке перед лифтами. Она подумала было, что он хочет покинуть здание, но он, не вызвав лифта, тихо скользнул в женскую уборную.
Через несколько секунд он появился с женщиной лет тридцати с небольшим. К тому, что это и есть Сиена Брукс, Сински надо было еще привыкнуть. Привлекательная блондинка с конским хвостом, которую Сински видела во Флоренции, преобразилась. Голова у нее была совсем лишена волос – видимо, выбрита.
Войдя в кабинет, она и Лэнгдон молча сели перед столом Сински.
– Прошу прощения, – быстро заговорила Сиена, – я знаю, что нам очень многое надо обсудить, но позвольте мне вначале сказать вам то, что мне крайне необходимо сказать.
В ее тоне Сински почувствовала горечь.
– Да, конечно. Слушаю вас.
– Мадам, – начала Сиена тихим, прерывающимся голосом, – вы директор Всемирной организации здравоохранения. Вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что мы как биологический вид стоим на грани коллапса… что человечество растет неконтролируемо. Год за годом Бертран Зобрист пытался повести диалог с влиятельными лицами вроде вас, чтобы обсудить надвигающуюся беду. Посещал бесчисленные организации, которые, он считал, имели возможность что-то сделать: Институт всемирного наблюдения, Римский клуб, «Попьюлейшн мэттерз», Совет по международным отношениям – но никто в них ни разу не отважился вступить с ним в содержательный разговор о
Сински внимательно смотрела на Сиену, никак не реагируя внешне. Сиена глубоко вздохнула.
– Доктор Сински, Бертран обращался к вам лично. Он умолял вас признать, что мы на краю… умолял согласиться на обсуждение в той или иной форме. Но вы вместо того, чтобы выслушать его предложения, назвали его сумасшедшим, внесли в черный список потенциальных биотеррористов, устроили слежку и загнали его в подполье. – Голос Сиены окреп от негодования. – Бертран погиб в одиночестве, а все потому, что такие, как вы, не хотели даже чуть-чуть приоткрыть свое сознание, допустить даже крохотную возможность, что в нынешних катастрофических обстоятельствах может потребоваться малоприятное решение. Все, что говорил Бертран, было правдой… и за это его подвергли остракизму. – Сиена утерла слезы и пристально взглянула на Сински через стол. – Поверьте мне, я-то знаю, каково это – быть в полном одиночестве… а самое тяжкое одиночество на свете испытывает человек, которого не поняли. Оно может лишить его связи с реальностью.
Сиена умолкла, и воцарилась напряженная тишина.
– Вот и все, что я хотела сказать, – прошептала она.
Сински долго, изучающе смотрела на нее, потом села.
– Мисс Брукс, – сказала она, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал спокойно, – я признаю вашу правоту. Да, раньше я не слушала… – Она положила руки на стол, сплела пальцы и посмотрела Сиене прямо в глаза. – Но теперь я слушаю.
Глава 102
Часы в приемной швейцарского консульства давно уже пробили час ночи.
Блокнот на столе Сински был весь заполнен: краткие записи, вопросы, графики… Директор Всемирной организации здравоохранения уже пять минут с лишним ничего не говорила. Она неподвижно стояла у окна и смотрела в ночь.
За ее спиной Лэнгдон и Сиена молча сидели в ожидании, допивая кофе по-турецки, наполнивший кабинет своим особым густым ароматом, где ощущались фисташки.
Тишину нарушало только слабое гудение потолочных ламп дневного света.
Сиена чувствовала, как колотится сердце, и задавалась вопросом, о чем думает Сински, узнав правду во всей ее жестокой наготе.
Рассказывая, Сиена видела, как сменяют друг друга эмоции, испытываемые Сински: ее лицо, при всей сдержанности Элизабет, их отчетливо выдавало. Вначале – оглушенность фактом: Зобрист создал вирусный вектор, передающийся воздушно-капельным путем. Затем – краткий прилив надежды, когда она узнала, что вирус
Сама же Сиена испытывала колоссальное облегчение. Она сообщила директору ВОЗ все, что содержалось в письме Бертрана.
– Элизабет! – подал голос Лэнгдон.
Сински медленно вынырнула из своих раздумий. Лицо ее, когда она снова обратила его к ним с Сиеной, было осунувшимся.
– Сиена, – заговорила она ровным тоном, – сведения, которыми вы поделились, будут очень полезны для подготовки нашей стратегии в этой тяжелой ситуации. Я ценю вашу искренность. Наверняка вам известно, что пандемические вирусные векторы обсуждались
Сински вернулась к своему столу и села за него.
– Простите меня… – Она покачала головой. – Мне и сейчас все это кажется какой-то научной фантастикой.
Доктор Сински опустила глаза на свой блокнот.
– Через несколько часов я буду в Женеве, там меня ждет шквал вопросов. Не сомневаюсь, что первый из них будет о том, нет ли способа противодействовать этому вирусу.
Сиена тоже так думала.
– Скорее всего, – продолжила Сински, – первое предложение будет таким: проанализировать вирус Бертрана, понять его как можно лучше, а затем попытаться разработать другой его штамм – штамм, который мы
Сиена откашлялась, повернулась к Сински и заговорила твердым, звонким голосом:
– Мадам, я много лет пребывала с Бертраном в мире генной инженерии. Как вы знаете, человеческий геном – чрезвычайно деликатное образование… карточный домик. Чем больше мы вносим в него поправок, тем больше шансов, что мы по ошибке заменим не ту карту и вся постройка рухнет. Я лично считаю, что пытаться после того, что произошло, вернуть все в прежнее состояние крайне опасно. Бертран был исключительно талантливым и прозорливым генным инженером. Он опередил других на годы и годы. И я сейчас не убеждена, что можно предоставить кому-то другому возможность копаться в человеческом геноме в надежде все поправить. Даже если вы разработаете нечто такое, что, как вы думаете, должно подействовать как надо, попытка это применить означает новое
– Вполне согласна, – сказала Сински, похоже, нисколько не удивленная услышанным. – Но это, конечно, еще не все. Мы, может быть, даже и
Ее слова застали Сиену врасплох.
– Что, простите?
– Мисс Брукс, я могу не соглашаться с методами, которые Бертран использовал, но его оценка состояния человечества верна. Планета столкнулась с серьезной проблемой перенаселенности. Если мы нейтрализуем вирус Бертрана, не имея практически осуществимого альтернативного плана… мы просто вернем все на круги своя.
Сиена была явно потрясена, и Сински, глядя на нее, добавила с усталой усмешкой:
– Не ожидали услышать от меня такое?
Сиена покачала головой:
– Я вообще уже не знаю, чего ожидать от кого-либо.
– Тогда удивлю вас еще раз, – продолжила Сински. – Как я уже говорила, в ближайшие часы главы ведущих мировых организаций, занимающихся охраной здоровья, соберутся в Женеве обсудить кризис и подготовить план действий. Более важного совещания у меня не было за все годы работы в ВОЗ. – Она посмотрела молодому медику в глаза. – Сиена, я бы хотела, чтобы
– Я? – Сиена отпрянула. – Но я не генный инженер. Все, что я знаю, я уже вам рассказала. – Она показала на блокнот Сински. – Все, что я могу предложить, уже тут записано.
– Далеко не все, – вмешался Лэнгдон. – Сиена, любой осмысленный разговор об этом вирусе потребует