Квиллер метнулся к телефону и набрал номер.
– Соедините меня с барменом! – крикнул он, и через миг услышал гвалт пресс-клубовского бара, подобный реву урагана.
– Бруно! – завопил он. – Это Квиллер! Как мне связаться с этим врачом, с этим псикотиатром?!
СЕМНАДЦАТЬ
Наутро после того, как Коко слопал кусок датского кресла, Квиллер позвонил к себе в офис и сказал Арчи Райкеру, что у него визит к врачу и он будет позже.
– Неприятности? – спросил Райкер.
– Ничего серьезного, – ответил Квиллер. – Какая-то пищеварительная проблемка.
– Вот так штука! А я-то думал, желудок у тебя луженый, что у козла!
– Так оно и было, но сегодня ночью случилось кое-что весьма неожиданное.
– Будь осторожен, – посоветовал Райкер. – Эти штучки могут привести и к чему-нибудь похуже.
Бруно снабдил его телефоном доктора Хайспайта, но когда Квиллер позвонил, ему ответил мощный кошачий хор. Затем он услышал женский голос, простонародным говорком сообщивший Квиллеру, что он может явиться нынче утром, к одиннадцати. К его удивлению, она сказала, что приносить пациента нет необходимости. Она дала адрес – Мерчент-стрит, и Квиллер вздрогнул.
Он приготовил Коко соблазн отельный завтрак – мясное желе и грудку пресс-клубовской индейки – в надежде отвлечь аппетит кота от современной датской мебели. Обеспокоено попрощался и сел в автобус до Мерчент-стрит.
Дом доктора Хайспайта находился в двух кварталах отэллисоновского и принадлежал к тому же типу старомодных особняков. В отличие от дома Эллисон, свежеокрашенного и с ухоженным двориком, клиника была явно запущена. Лужайка сплошь заросла сорняками. На крыльце не хватало половиц.
Квиллер позвонил в дверь с некоторым опасением. Он никогда не слышал о псикотиатрах, и ему претила мысль, что его может обмануть шарлатан. Не доставило бы ему удовольствия и стать жертвой глупого розыгрыша.
Женщину, подошедшую к дверям, окружали кошки. Квиллер отметил пятерых из них: тигровую, рыжеватую, одну шоколадно—коричневую и двух лоснящихся чёрных пантер. С кошек взгляд его перекочевал на ночные, без задников, шлепанцы женщины, на её сморщенные, спущенные чулки, на обвисший подол домашнего платья и, наконец, на её пухлое морщинистое лицо со сладкой улыбочкой.
– Входите, родненький, – поторопила она, – а то как бы кисы в щель не выбежали,
– Меня зовут Квиллер, – представился он, – У меня назначена встреча с доктором Хайспайтом.
Нос его улавливал слабые ароматы рыбы и лекарств, а взгляд исследовал холл, пересчитывая кошек. Они сидели на столе в холле, несколькими ярусами громоздились на лестничных ступенях и любознательно пялились из дверей. Сиамский котёнок с миловидной, слегка измазанной мордашкой принял деловитую позу в кювете с песком, занимавшей угол холла.
– Ай-яй-яй! Я не доктор, родненький, – сказала женщина. – Просто кошачий знаток, всем на свете нужный чуток. Чайку хотите? Ступайте в гостиную и будьте как у себя, а я покамест чайник поставлю.
В гостиной был высокий потолок и даже кое—какие архитектурные ухищрения, но мебель знавала и лучшие дни. Квиллер выбрал обитый стул, который на вид был менее других способен ужалить его ломаной пружиной. Кошки последовали за ним и теперь испытывали его шнурки или изучали его с безопасного расстояния. Он подивился кошачьему представлению о безопасном расстоянии – футов примерно семь, длина возможного среднего броска взрослого человека.
– Ну, родненький, так что же нас тревожит? – спросила миссис Хайспайт, опускаясь на качающееся сиденье и подхватывая диковинного абрикосового кота, чтобы усадить к себе на колени. – А я-то ждала молоденького парнишку. Вы так тряслись, когда звонили.
– Я беспокоился о своем сиамце, – начал Квиллер. – Он замечательное животное, с необычными талантами, и очень дружелюбное. Но недавно его поведение изменилось. Он помешался на конвертах с клеем, клейкой ленте, марках и тому подобном. Он их лижет!
– Ай-яй-яй, а я вот сама не прочь как-нибудь конвертик лизнуть, – отозвалась миссис Хайспайт, сильно раскачивая своё кресло и поглаживая абрикосового кота. – Глаз да глаз, сколько они разных разностей могут придумать.
– Но вы ещё не слышали самого худшего! Он начал есть ткани! Не только жует – глотает! Я думал, что галстуки мне портит моль, но выяснилось, что это кот. Он обгрыз мне три хороших шерстяных галстука а минувшей ночью сожрал кусок кресла!
– Вот теперь мы подходим к делу, – заметила женщина. – И то, что он грызёт, – всегда шерсть?
– Кажется, так. Кресло обито какой-то шерстяной тканью.
– Это ему не повредит. Ежели он её не сможет переварить, так его вырвет.
– Звучит утешительно, – сказал Квиллер, – но это становится проблемой. Кресло, которое он ел, ценное и даже мне не принадлежит.
– Он этим занимается, когда вы дома?
– Нет, всегда в моё отсутствие.
– Бедный коток одинок. Сиамским кисикам нужна компания, да ещё как нужна, или они малость дуреют. И он целый день один—одинешенек?
Квиллер кивнул.
– А долго он с вами прожил?
– Около шести месяцев. Он принадлежал моему домовладельцу, которого убили в прошлом марте. Вы, может, помните убийство на Бленхейм-плейс?
– Ай-яй-яй, помню, помню. Всегда читаю про убийства, а это было ещё какое кровавое. Они ухлопали его разделочным ножом. А этот бедный коток – он очень любил убитого?
– Это были родственные души. Никогда не разлучались.
– Вот вам и ответ, родненький. Бедный коток, похоже, получил шок. А теперь одинок.
Квиллер счёл необходимым оправдаться:
– Я очень люблю этого кота, У нас прекрасные отношения. Он ласковый, и время от времени я с ним играю.
Как раз после этого в комнату вошёл большой дымчато-голубой кот и сделал громкое заявление.
– Чайник шумит, – перевела миссис Хайспайт. – Томми всегда даёт мне знать, когда чайник закипает. Схожу принесу ложки-плошки и мигом вернусь.
Компания кошек не спускала с Квиллера глаз, пока женщина не вернулась с чашками и большим пузатым чайником.
– А много он разговаривает, этот ваш коток?
– Он всегда воет о том о сём.
– Наверно, маманя отпихивала его от себя, когда он кисёнком был. У таких всегда унылый разговор, и им нужно побольше любви, ещё как нужно. Он кастрированный?
Квиллер кивнул.
– Как раз то, что моя бабушка в старину называла «отставной кот-джентльмен». Тут есть только одно средство. Вы должны завести ему в компанию другую кису.
– Держать двух кошек? – запротестовал Квиллер.
– Ничего-ничего, двоих легче, чем одного. Они потешают друг друга и помогают мыться в местах, до которых трудно дотянуться. Коли у вашего кисика есть товарищ, вам не приходится протирать ему ушки ваткой с борной кислотой.
– А я и не знал, что мне полагается это делать.
– И не морочьте себе голову расходами на еду. Два счастливых кота едят не больше, чем один, у кого кругом пустота.
Квиллер ощутил на шее чьё-то чуть заметное дыхание и, повернувшись, обнаружил хорошенькую сиамочку, которую приметил в холле, – теперь она взобралась на спинку его стула, обнюхивая ему ухо. – Чай можно разливать, – объявила миссис Хайспайт. – Люблю чашечку покрепче. В кувшине есть малость молока, коли вы не против.
Квиллер принял тонкую китайскую чашку, наполненную варевом цвета красного дерева, и заметил кошачью шерстинку, плавающую по поверхности.
