– Вы продаёте кошек? – спросил он.
– Занимаюсь разведением редких, а бездомным хозяев подыскиваю. Что нужно вашему кисику – так это миленькая дамочка-сиамочка, холощёная, разумеется. Но тут не будет двух больших разниц. Они всё равно знают, кто есть кто, и могут быть очень счастливы на пару. Как зовут вашего котка?
– Коко.
– Ай-яй-яй! Ну совсем как из Гилберта и Салливана [34]! – Потом она пропела замечательно добрым голосом: – Ибо женится он на Юм-Юм, коли Бог даст ум. Раздражение ваше напрасно, ибо будет всё распрекрасно. Вам придётся, по мне, уступить этим двум, коли Бог даст ум.
Томми, большой голубоватый вестник, поднял голову и завыл. Тем временем сиамочка прокапывалась в Квиллеров карман.
– Спихните её, коли мешает. Она истая девчонка. Самочки всегда ластятся к мужчинам.
Квиллер погладил блеклую, почти белую шкурку, и котёнок, нежно замурлыкав, попытался погрызть его палец четырьмя зубками.
– Если уж мне заводить вторую кошку, – сказал он, – так, может быть, эту…
– Ай-яй-яй, а вот как раз эту я вам отдать не смогу. Она вроде особенная. Но я зато знаю, где живет сиротка, которой нужен хороший дом. Вы слыхали про миссис Тейт, которая умерла на прошлой неделе? Там случилось ограбление, про это ещё во всех газетах было.
– Что-то слышал, – ответил Квиллер.
– Печальная история, ещё какая. Так у миссис Тейт была самочка-сиамочка, а я и представить себе не могу, чтоб её благоверный стал теперь держать бедную кису.
– Почему вы так думаете?
– Ай-яй-яй, да не любит он кисок.
– Откуда вы это знаете?
– Киса – родом из одного выводка, который у меня в доме народился, и миссис – упокой её душу! – звонила ко мне за помощью. Бедная киса была такая нервозная, не ела, не спала… А теперь бедная женщина приказала долго жить, и никакого нету слуху, что стало с кисой… Позвольте вам подлить чайку, родненький.
Она подлила ему в чашку ещё чёрно-красного варева с крутящимся гарниром из чайных листьев.
– А этот её муженек, – продолжала она, – из тех, кого так и пучит важностью, но – поимейте в виду! – мне долгонько пришлось ждать от него платы. А я – со всеми этими голодными ртами, которые надо набить!
Квиллеровы усы подавали ему сигналы. Он сказал, что в связи с обстоятельствами должен обдумать удочерение кошечки. Потом завязал шнурки ботинок, развязанные кошками, и встал, чтобы уйти.
– Сколько я вам должен за консультацию?
– Три доллара не слишком будет для вас дорого?
– Думаю, как-нибудь справлюсь, – сказал он.
– А коли вам захочется пожертвовать несколько пенни на чашечку чайку, так они пойдут на покупку чего-нибудь вкусненького для кисок. Просто бросьте их в плошку из-под джема в холле на столе.
Миссис Хайспайт в окружении колышущихся хвостов проводила Квиллера до дверей; сиамский котёнок трогательно потёрся о его лодыжки. Он бросил два четвертака в банку из-под джема.
– Коли понадобится помощь, родненький, звоните мне в любое время.
– Я забыл упомянуть ещё об одном, – спохватился Квиллер. – На днях меня навестила вечерком подруга, и Коко пытался её укусить. Не то чтобы злобное нападение – просто намек на укус. Но не куда- нибудь, в голову!
– Что же делала леди?
– Коки ничего не делала! Она размышляла о своем бизнесе, когда Коко совершенно неожиданно прыгнул к её голове.
– Леди зовут Коки?
– Именно так её все и называют.
– Вам придется звать её как-нибудь по-другому, родненький. Коко подумал, что вы пользуетесь его именем. А кисик очень ревнует к своему имени, ещё как. Очень ревнует.
Когда Квиллер покинул кошариум на Мерчент-стрит, то сказал себе, что диагноз миссис Хайспайт звучал вполне логично; попытка атаки против Коки мотивирована ревностью. У первой же телефонной будки он остановился и позвонил в студию Мидди.
По телефону Коки оказалась странно ласковой и сговорчивой. Когда он предложил вместе пообедать, она пригласила его на обед к себе. Сказала, что будут только запеканка и салат, но пообещала ему какой-то сюрприз.
Квиллер вернулся к себе в офис и сел за статью. Пошло недурно. Слова текли легко, а те два его пальца, которые печатали, всё время ударяли по нужным клавишам. Заодно он ответил на несколько писем читателей, требовавших дизайнерского совета.
«Могу ли я положить стеганый
«Правильно ли будет поставить маленький сервант под высоким окном—фонарем?»
В покладистом своём настроении Квиллер говорил им всем: «Да. Конечно. Почему бы и нет?»
Как раз перед самым его уходом из офиса в пять тридцать ему позвонил заведующий библиотекой и сообщил, что Тейтово досье с газетными вырезками возвращено, и Квиллер прихватил его по пути из офиса.
Он хотел зайти домой и побриться перед визитом к Коки, и ему нужно было покормить кота. Не успел он выйти из лифта на пятнадцатом этаже, как услышал приветственные песнопения, а когда вошёл в квартиру, Коко начал хмельные гонки по комнатам. Он вскакивал на спинки кресел и с грохотом оттуда брякался. Взлетел на шкафчик со стереопроигрывателем и прокатился по всей его длине, смерчем светлой шерсти обогнул обеденный стол, смёл всё с письменного стола, повалил корзинку для мусора – всё время чередуя завывающий фальцет и баритональное рычание.
– Вот это энергия! – одобрил Квиллер. – Вот это мне нравится! – и спросил себя, уж не почувствовал ли кот, что получит подругу для игр.
Квиллер нарезал для Коко цыплячьей печенки и потушил её в масле, посыпав натёртым боковым срезом рокфора. Торопливо почистил и надел другой костюм и уцелевший клетчатый галстук. А там пробило и шесть тридцать, время выходить. Несколько секунд он колебался над досье из библиотеки – огромным конвертом со старыми светскими заметками, забытыми деловыми новостями и некрологами. У него заострились было усы, но желудок решил, что досье может и подождать.
ВОСЕМНАДЦАТЬ
Коки жила на верхнем этаже дома старинной постройки, и Квиллер, вскарабкавшись по трём лестничным пролётам, тяжело дышал, когда подходил к её квартире. Она открыла дверь, и он утратил способность дышать вовсе.
С ним поздоровалась восхитительная незнакомка. Впрочем, эти скулы, виски, подбородок и уши Квиллер уже где-то видел. А вот волосы, прежде как шлем, соединенный с кольчугой, охватывавшие голову и плечи, теперь были собраны на затылке в золотую копну. Квиллера очаровали длинная шея и изящная линия подбородка Коки.
– Вы великолепны! – сказал он.
Пока она сновала по квартире, хозяйничая и поправляя ненужные мелочи, глаза его следовали за нею. Меблировка была скудная, с налётом сдержанного щегольства; обтянутые чёрным холстом кресла, занавески цвета мешков из-под помидоров и крашеные доски, опиравшиеся на глиняные цветочные горшки и образовывавшие книжные полки. Коки зажгла свечи и включила музыку, создавая праздничную атмосферу. Были тут даже две белые гвоздики, торчавшие из бутылки из-под уксуса.
Квиллер благожелательно отметил бережливость Коки. Что-то невесёлое, но достойное чудилось обитателю «Виллы Веранда» в этой комнате. Это задело его за живое, и на краткий миг у него появилось
