– Вы знаете кого-нибудь, у кого мог быть иной мотив?
– Возможно, Шепли… – Он невесело улыбнулся. – Вы знаете, у вас очень опасная манера беседовать, лейтенант. Если я не буду начеку, боюсь, что начну рассказывать вам и о своей интимной жизни.
Я тоже улыбнулся в ответ.
– Не могли бы вы мне сообщить что-либо, что помогло бы в моем расследовании, мистер Хиланд? – спросил я без особой надежды.
– Увы, думаю, что нет. – Он забарабанил пальцами по столу. – Хотя минутку… Правда, не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение для вашего расследования. Дело вот в чем. Все считали, что Людвиг должен умереть еще полгода назад. Но потом выяснилось, что ему был поставлен неверный диагноз.
– Может быть, вы расскажете об этом поподробней? – попросил я.
– Врачи сказали ему, что у него карцинома и что жить ему оставалось не более полугода, в крайнем случае год. Но потом выяснилось, что врачи ошибались. Опухоль оказалась не злокачественной, но Людвиг узнал об этом после операции. Врач, который поставил ему неправильный диагноз, сразу после операции уехал из этих мест и поселился где-то на восточном побережье.
– Когда все это было?
– Около двух лет тому назад.
– До его женитьбы на Нине.
– Все это происходило непосредственно перед женитьбой. Но Людвиг, по складу своего характера, верил, что наслаждаться жизнью нужно до последнего мгновения. Именно потому он и женился на ней, что хотел найти блаженство в брачных узах. Наслаждаться телом любимой женщины вместо того, чтобы сидеть с хмурой физиономией и безропотно ожидать, когда пробьет твой последний час. Он сам мне это сказал как-то в личном разговоре.
9
Я решил нанести визит очаровательной мисс Мерман безо всякого предупреждения, не дожидаясь ее звонка дома, тем более что мне мог позвонить шериф.
Изабель сидела за своими бумагами, почти скрытая ими. Когда она заметила меня, в ее зеленых глазах промелькнуло удивление, но в следующее мгновение она уже нахмурила брови.
– Мы же договорились, что я тебе позвоню, – сухо сказала она.
– Я целую ночь не мог сомкнуть глаз, – ответил я. – Все время думал о тебе, о Джордже…
– Ты считаешь, что мы с ним созданы друг для друга?
– Такая женщина, как ты, не может броситься в объятия робота, – скромно ответил я. – А ведь Джордж именно таков. Неужели ты думаешь, что он достигнет чего-нибудь путного с такой женщиной, которая заставляет подпрыгивать стрелку уиллеровского прибора наслаждений к ста процентам?
– Значит, ты полагаешь, что мне лучше всего не выходить за него замуж?
– Это так же умно, как метать бисер перед свиньями, – ответил я.
– Уж не хочешь ли ты сделать мне предложение, Эл Уиллер?
– Конечно, нет, пока я еще обладаю пятью чувствами, – поспешно ответил я. – Откровенно говоря, я действую всегда гораздо проще, даже примитивнее.
– Ты что, хочешь прямо сейчас? – Она критически осмотрела письменный стол. – Мне кажется, лейтенант, что сейчас тут для этого нет никаких удобств. И к тому же, заниматься проверкой измерительных приборов среди юридической литературы…
– Ты уже говорила с Джорджем?
– Да, говорила. Я смогла убедить его, что ему нужна не женщина, а прислуга, которая готовила бы ему еду, прибирала в квартире и приносила шлепанцы, когда он приходит домой. Он, правда, был не очень-то убежден в этом, но, тем не менее, изменить что-либо уже не мог.
– А мои вопросы ты, значит, так и не выяснила?
– Он не знает, звонил ли Чейзу Эндерсон. Если и звонил, то непосредственно в кабинет Чейза, – деловито сообщила она. – Что же касается костюма клоуна, то Чейз действительно просил его взять такой костюм напрокат и рассказал ему, что собирается идти на маскарад. И третье: о сделке с Эндерсоном он ничего не знает.
– Этот Джордж – не человек, а ходячая информация! – в отчаянии простонал я.
– Раньше ты назвал его более точно, – сказала она. – Джордж – робот. Правда, я до сих пор сама не могу разобраться, что же представляет собой Эл Уиллер, но со временем разберусь в этом.
– Может быть, пообедаем вместе? Тогда ты сможешь сделать уже сегодня некоторые известные выводы, – предложил я с некоторой надеждой.
– Проваливай отсюда, Эл Уиллер! – ответила она, и голос ее снова стал сухим и каким-то отсутствующим. – Я повторяю тебе уже в третий раз: не звони мне, сама тебе позвоню.
Я пообедал в какой-то забегаловке, где мне подали курицу, которая по ошибке прожила на этом свете, наверное, в три раза больше, чем положено порядочной домашней птице, и салат, который уже успел пустить свежие ростки. Запив всю эту гадость чуть теплым вонючим кофе, я снова сел в машину и, проехав через весь город, выехал на дорогу, которая вела в долину. Миновав по пути виллу Людвига Яноса, я отметил, что все жалюзи в ней опущены. Вскоре я достиг большого и внушительного особняка Шепли. На этот раз никаких музыкальных ритмов из дома не доносилось. Особняк, казалось, мирно дремал в лучах полуденного солнца. Я, не торопясь, подошел к передней веранде и позвонил. Дверь открылась.
На пороге стояла Марта Шепли и с улыбкой смотрела на меня. На ней были оранжевая блузка и шорты. Длинные загорелые ноги показались мне сейчас еще более породистыми, чем в первый раз.
