вернемся и вместе разобьем сад. Много времени это не займет.
– Согласен, – кивнул Гомер.
«Побережье! Неужели я увижу побережье, – думал он. – И девушка. Я поеду в машине с этой девушкой!»
– «Повивальная бабка»! Надо же! Вы, наверное, хотите стать врачом? – спросил Уолли.
– Вряд ли, – ответил Гомер. – Я еще не решил.
– А наш семейный бизнес – яблоки. Я учусь в колледже. Только не могу понять, зачем.
«Колледж», – подумал Гомер.
– А отец Кенди ловит омаров. Но она тоже собирается поступать в колледж.
«Омары, – думал Гомер. – Океанское дно!»
С подножия холма им махала сестра Анджела.
– Дамарискотта начинает рожать! – кричала она Гомеру.
– Надо идти принимать роды, – сказал он Уолли.
– Ух ты! – опять изумился Уолли. Ему не хотелось уходить отсюда. – Я, пожалуй, останусь здесь. Мне лучше ничего не слышать, – добавил он, улыбнувшись Гомеру доброй, признательной улыбкой.
– А слышать почти нечего, – сказал Гомер, думая не о женщине из Дамарискотты, а о Кенди. Вспомнил скрипящий звук кюретки, но пожалел нового друга и не стал посвящать его в такие подробности.
Расставшись с Уолли на склоне холма, он чуть не бегом бросился вниз; обернулся, махнул Уолли. Молодой человек его возраста! Его роста! Только Уолли более мускулист. От занятий спортом, решил д-р Кедр. Сложение героя – ему вспомнились герои, которым он старался помочь во Франции в Первую мировую. Их мускулистые, без жировой прослойки тела были изрешечены пулями. Д-р Кедр недоумевал, почему, глядя на Уолли, он подумал о них.
«Лицо у Уолли красивое. Черты изящнее, чем у Гомера. Но Гомер тоже красив. Уолли сильнее, но кость у него тоньше. Во взгляде ни капельки злости; глаза человека добрых намерений. Торс героя, а лицо… благодетеля», – заключил д-р Кедр, смахнув на пол светлый завиток с лобка, прилипший к внутренней стороне бедра Кенди, чуть ниже согнутого задранного колена. Сменил среднего размера кюретку на маленькую и заметил, что веки у девушки дрогнули, а сестра Эдна подушечками больших пальцев массирует ей виски. Губы у нее слегка приоткрыты, несмотря на молодость, в ней на удивление нет никакой скованности, а под действием эфира она просто спокойно спит. Особую прелесть ее лицу придавало выражение невинности. Чем это достигалось, д-р Кедр не мог понять.
Он почувствовал, что Эдна заметила его интерес к девушке, опять оборотился к зеркалу и с помощью малой кюретки завершил операцию.
«Благодетель, – не выходило из головы у д-ра Кедра. – Неужели Гомер встретил своего благодетеля?»
Почти то же думал и Гомер: наконец-то ему встретился принц Мэна, король Новой Англии. И даже пригласил к себе в замок. Он столько раз перечитывал Давида Копперфильда и лишь сегодня понял, что испытал Давид, впервые увидев Стирфорта. «В моих глазах это был человек, наделенный всесильным могуществом, – рассуждал Давид Копперфильд. – Будущее, озаренное лунным светом, выступило наконец из тумана. Его шаги четко отпечатались в саду, о котором я всю ночь мечтал, пока шел сюда».
«Будущее выступило наконец из тумана, – шептал Гомер. – Я увижу океанский берег!»
– Тужьтесь, – приказал он женщине из Дамарискотты и спросил: – А Дамарискотта на побережье?
Шея женщины напряглась, рука с побелевшими костяшками пальцев вцепилась в руку сестры Анджелы.
– Совсем рядом! – крикнула женщина и вытолкнула свое дитя в Сент-Облако, его скользкая головка идеально легла в уверенную ладонь правой руки Гомера. Ладонь скользнула дальше вдоль гибкой шейки младенца, левой рукой он приподнял слегка ягодицы и вызволил его на свет Божий, как любил говорить д-р Кедр.
Родился мальчик. «Стирфорт», – назвал Гомер Бур второго принятого без помощи Кедра младенца. Перерезал пуповину и улыбнулся, услыхав здоровый плач новорожденного.
Кенди, очнувшись от эфира, тоже услыхала плач и содрогнулась. Если бы д-р Кедр взглянул на нее сейчас, он бы все-таки подметил в ее лице осознание вины.
– Мальчик или девочка? – спросила она еще нетвердо, так что ее услыхала только сестра Эдна. – Почему он плачет?
– Все в порядке, милая, – успокаивала ее сестра Эдна. – Все уже позади.
– Я хочу родить ребенка, в будущем, – сказала Кенди. – У меня он будет?
– Конечно. У тебя их будет столько, сколько захочешь, и они будут такие красивые!
– У вас родятся принцы Мэна! – вдруг сказал д-р Кедр. – Короли Новой Англии!
«Ишь ты, старый козел, – подумала сестра Эдна. – Заигрывает с пациенткой». И ее любовь к Кедру на миг подернулась рябью.
«Какая странная мысль, – проплыло в голове у Кенди, – но почему я их вижу так неотчетливо. (Она еще не совсем пришла в сознание.) И отчего там плачет младенец?» Д-р Кедр заметил еще один завиток, почти не различимый на ее смугловатой коже. Наверное, потому сестра Эдна и не увидела его. Он слушал плач младенца женщины из Дамарискотты и уговаривал себя: «Не будь эгоистом, внуши Гомеру, пусть подружится с ними». Уилбур Кедр глянул украдкой на приходящую в себя девушку, ее лицо излучало свет, суливший надежду.
«А яблоки люди всегда будут есть, – думал он. – Это будет хорошая жизнь».
Эмалевое яблоко с золотой монограммой на дверце кадиллака поманило Мелони – она все-таки оторвалась от окна и вышла наружу; попыталась отодрать яблоко, но оно не поддавалось. Соблазнило ее появление Мэри Агнес, прижимавшей к груди костлявыми руками пирамиду банок с медом и желе; и Мелони пошла посмотреть, что же происходит у отделения мальчиков. Но там уже ничего не происходило. «Такая уж моя судьба, – сетовала Мелони, – мне никогда ничего не достается». Даже эти красавчики куда- то исчезли, а ей было любопытно поближе на них взглянуть. И разжиться нечем – вот только на полу машины валяется какая-то старая книжка. Перст судьбы, решила потом Мелони, что книжка лежала названием вверх. «Крошка Доррит» – это ни о чем не говорило, но Чарльз Диккенс – любимец Гомера, это она знала точно. И она стащила книжку – не для себя, для Гомера, не подозревая, что совершила первый в жизни неэгоистичный поступок. В тот миг она не думала, что Гомер в благодарность ласково взглянет на нее. Она просто от всего сердца сказала себе: это подарок для Солнышка!
Обещание Гомера не покидать без нее Сент-Облака много значило для Мелони, она даже не сознавала, как много. И тут она увидела Уолли. Он шел к своему кадиллаку, то и дело оборачиваясь на холм. Мысленным взором он уже видел плодоносящий сад, сбор урожая, высокие лестницы в кронах, сирот, срывающих яблоки. В межрядьях пирамиды ящиков, трактор, тянущий прицеп, полный яблок, – неплохой выдался урожай.
Только где им взять трактор? – размечтавшись, Уолли споткнулся, устоял на ногах, огляделся кругом, вот и кадиллак. А Мелони уже в панике исчезла. Столкнуться наедине с этим красивым парнем? Она не выдержит его безразличия. Если он ужаснется ее безобразию – куда ни шло, да ей и нравилось ужасать людей. А вдруг он просто не заметит ее – вот что невыносимо. Или еще хуже – протянет банку с медом, – да она раскроит ему этой банкой череп. «Меня медом не купишь», – подумала Мелони, опуская за пазуху «Крошку Доррит», поближе к колотящемуся сердцу.
Она переходила дорогу между отделениями как раз в ту минуту, когда помощник станционного начальника по этой дороге поднимался к больнице. Она не узнала его с первого взгляда – так он разоделся. Для Мелони он всегда был дурень в униформе, напускавший на себя Бог весть что, хотя работал, по ее мнению, на глупейшей в мире работе – встречал и провожал поезда. Пустынность станции навевала на Мелони такую тоску, что она очень редко там появлялась.
На станцию ходят по одной причине – куда-нибудь ехать; но весь день там торчать, воображая, что путешествуешь, – более печального и глупого занятия нельзя придумать. И вот этот оболтус идет к ним, под носом, как всегда, намек на усики, которые он растит уже второй год, но вырядился – умора и только. Как на похороны.
Мелони попала в точку. Простой, но тщеславный паренек был потрясен кадиллаком и подумал, что если выкажет взрослую солидность, как того требует печальное событие, его непременно назначат начальником
