он тем самым студентом, с которым она встречалась в парке? Или он выследил ее, застал с другим и не сдержал ярости и гнева, доведенный до отчаяния предательством Омаки?
— Какие доказательства против тебя как подозреваемого есть у полиции? — спросил Акитада.
— Они опрашивали студентов, и те назвали мое имя. — Голова Нагаи снова поникла. — Один из них нашел у меня стихотворение, посвященное ей, и рассказал другим. Я тогда очень разозлился, хотя, наверное, с моей стороны было глупо думать, что я могу нравиться такой симпатичной девушке. Когда мы познакомились с ней, она была очень добра ко мне. И по-моему, с удовольствием гуляла со мной в парке. Омаки рассказывала мне о музыке, о своей работе, а я ей — о своей семье.
Акитада расположился к бедному влюбленному парнишке. Но жалость не снимет с него обвинений, поэтому он сказал:
— Другие студенты упомянули твое имя, поэтому полиция допрашивала тебя, но для ареста этого недостаточно. Что еще произошло?
Вздохнув, Нагаи посмотрел на Акитаду с мольбой.
— Мы с Омаки поссорились. За день до… до того, как ее нашли мертвой. Кто-то подслушал нас. А потом, когда полицейские обыскивали мою комнату, они нашли стихи и мой дневник. — Низко опустив голову, Нагаи в отчаянии выкручивал красные костлявые руки.
— Вы поссорились в парке?
Нагаи снова поднял глаза.
— Нет-нет! В тот день мы в парк не ходили. Мы разговаривали в университетском общежитии. Она пришла туда, когда у нее закончился урок игры на лютне. Я всегда ждал ее там.
— Из-за чего вы поссорились?
— Я предложил Омаки выйти за меня замуж. Я знаю, что мне не следовало делать ей предложение без разрешения моего отца. Но я боялся, что не получу его, а ждать не мог. Мне казалось, Омаки нужен был кто-то надежный рядом… Даже если бы я не блестяще сдал экзамены, то все равно мог стать школьным учителем у себя дома. Тогда мы с Омаки жили бы у моих родителей. Она помогала бы матери по хозяйству, а мы с отцом вместе управлялись бы в школе. — Он печально покачал головой. — И как я не понимал, что это глупо?!
— А Омаки, судя по всему, не пришла в восторг от твоего предложения.
Лицо юноши исказила болезненная гримаса.
— Она посмеялась надо мной! Интересовалась, как мы будем жить, пока я не сдам экзамен. А когда я предложил ей давать уроки игры на лютне и поработать еще немного в веселом квартале, она рассердилась и стала ругать меня. Обозвала меня к… кроликом — из-за ушей и зубов, а еще… противной жабой и другими злыми словами. — Он залился краской стыда и смело посмотрел Акитаде в лицо. — Омаки была совсем не похожа на себя, потому что ждала ребенка. Мне говорили, что женщины становятся очень раздражительными в таком положении.
— Это был твой ребенок?
Нагаи покачал головой:
— Нет. Мы с ней не… Видимо, это произошло еще до нашего знакомства. Я никогда не расспрашивал ее об этом. Должно быть, какой-то бесчестный человек сначала использовал ее, а потом бросил. Когда она доверила мне эту тайну, я решил, что Омаки, наверное, хотела бы выйти замуж за кого-то вроде меня.
Парень выглядел таким униженным и несчастным, что от жалости у Акитады сжалось сердце, а в душе зашевелилась злость на погибшую девицу. Узнав, что беременна, она решила выйти замуж за влюбленного студента, а потом передумала, сочтя, что он ей не пара. Такое легкомыслие лишь подтверждало мнение Сато, сказавшего, что девица, похоже, ничуть не тяготилась беременностью и даже была необычайно весела. Что же заставило ее отказаться от Хироси Нагаи, почувствовать себя настолько свободной и уверенной, чтобы посмеяться над его самоотверженной искренней страстью, перед тем как вовсе отвергнуть его? Своим поведением Омаки могла довести его до убийства. Но интересно, что же побудило ее так решительно изменить свои планы?
— Я постараюсь помочь тебе, — проговорил Акитада, — но ты должен рассказать мне все, что знаешь о личной жизни Омаки, о ее друзьях и семье.
С низким поклоном, выражавшим искреннюю благодарность, парень отвечал:
— Боюсь, господин, мне известно немногое. Я познакомился с Омаки в веселом квартале. Вообще-то нам туда ходить не положено, но знакомые студенты однажды взяли меня с собой. Ночью мы перелезли через стену. Я тогда, помнится, ужасно боялся. — Акитада понимающе кивнул. Конечно, этот одинокий неказистый паренек охотно принял подобное предложение товарищей, даже если и имел на этот счет другое мнение. — Омаки играла на лютне в увеселительном заведении, в которое мы пришли. Она играла так прекрасно, и сама была такая красивая! — Он улыбнулся, вспомнив девушку. — Потом я стал ходить туда при каждой возможности, и однажды Омаки заметила меня и улыбнулась. Когда она закончила играть, я набрался смелости и подошел к ней. Мы прогуливались вдоль реки. Она казалась мне восхитительной. Омаки рассказывала о себе, о своей бедной семье и о том, как она несчастлива. Мачеха била ее, заставляла подниматься с рассветом и выполнять всю работу по дому, даже когда Омаки возвращалась из веселого квартала совсем затемно. Сколько раз она признавалась мне, что или убежит из дома, или наложит на себя руки! — Нагаи тяжело вздохнул.
— А с кем она работала? Что это были за люди? Она говорила тебе о них?
— Не много. Тетушка, хозяйка заведения, понуждала ее торговать своим телом, но Омаки хотела быть гейшей. Я знаю, многие говорили о ней гадости, но ведь это лишь доказывает, что она была приличной девушкой. Правда, господин?
Акитада не разделял этого убеждения, однако кивнул.
— Что же о ней говорили? И кто? — спросил он.
— Приятели, с которыми я ходил туда. Но только они лгали. Они всегда высмеивали меня. — И, подняв робкий взгляд на Акитаду, он добавил: — Я тогда думал, что они завидуют мне, ревнуют.
— Понимаю. А кто-нибудь еще был хорошо знаком с Омаки?
— Она брала уроки игры на лютне у профессора Сато. Профессор Фудзивара и профессор Сато часто посещают веселый квартал. Впервые повстречав их там, я испугался, что они заставят нас пойти домой, но приятели посоветовали мне не беспокоиться. Я даже как-то обратил внимание профессора Сато на Омаки, и ей удалось записаться к нему в ученицы. Я тогда очень обрадовался, потому что теперь мог видеть ее и в течение дня. Мы всегда встречались после ее урока и иногда гуляли в парке. Гуляли до самого последнего дня. — Нагаи вздохнул и снова смахнул слезу.
— А что остальные? Ее подруги, другие гейши, хозяева заведений?
— В веселом квартале есть еще одна лютнистка, но они с Омаки не ладили. Омаки говорила, что эта женщина слишком гордая. А подружек она считала пустышками.
— Может быть, среди друзей Омаки были мужчины?
— Омаки не дружила с мужчинами! — с чувством воскликнул юноша. — Она не была дешевой уличной женщиной, что бы там ни говорили! И с тех пор, как мы познакомились, никаких мужчин у нее не было!
Хироси смело смотрел Акитаде в глаза, но тот затруднялся определить, чем была вызвана такая отчаянная мука на этом невзрачном лице — горем утраты, осознанием отверженности или какой-то тайной.
Вздохнув, Акитада поднялся.
— Ну что ж, не густо, но попробую разобраться. А ты, если вспомнишь что-нибудь еще — какие- нибудь слова Омаки или, быть может, сплетни о ней, способные пролить свет на ее знакомства, — пришли мне весточку.
— Покорнейше благодарен вам, господин! — с жаром воскликнул Хироси и, гремя оковами, простерся ниц на каменном полу.
Акитада постоял еще немного, глядя на его жалкую, нескладную фигуру. Глубокая печаль, переполнявшая сердце Нагаи, казалось, выплеснулась наружу, затопив тесную тюремную камеру и увлекая в свою пучину ее обитателя да и самого Акитаду. Пожав плечами, он повернулся и вышел.
