Исполинское бумажное дерево.
Протянув руку, Хирам подобрал с земли несколько белых листочков и спрятал их за пояс.
– Ты – Маб, – улыбнулся он Илле. – Хочешь, мы будем называть тебя так?
Он никогда не слышал такого имени, но чувствовал стоящие за ним века. Многие, тяжкие, далекие века. Они стояли в сознании, как отражения гор в озере. Со временем всегда так. Его можно сравнить с рекой, или даже с горами, только, в отличие от них, время бесконечно. Может, имя Маб сохранились у демиургов? Может, демиурги делали вылазку в Сухую степь и кто-то произнес это имя? И оно донеслось до Иллы вместе с запахом растворенный в воздухе гари?
Особенно в Большой Игре.
Мать следит за этим.
Почему я подумал о демиургах?
Наверное, мы слишком приблизились к Городу. Отсюда горечь и запах гари. Отсюда тревожные сны. Мы уже несколько дней не общались с Матерью, даже голоса Толкователей доходят сюда приглушенно. Мир не изменился – течет река, кричит биосинт, раскачивается бумажное дерево, но я подумал о демиургах. Они не входят в Игру, они – часть другого мира, они – совсем другой мир, но я о них почему-то подумал.
Приложив ладонь ко лбу, Хирам внимательно всмотрелся в марево Сухой степи, начинающейся сразу за рекой. Лес заканчивался на западном берегу реки, кристаллическая громада горы Убицир наглухо перекрыла путь на юг. Именно гора заставила Хирама так опасно приблизиться к Городу. Если переправиться на ту сторону реки, подумал он, можно наткнуться на след небесного камня. Это небесный камень извергал ночью гром и заставлял почву содрогаться. Это он оставил после себя низкий шелест небесной музыки. Большая Игра в разгаре. Мы обязаны отмечать на мысленной карте все особенности пути – влажные болота, выжженные пустыни, редкие заросли манли, рощи бумажных деревьев. Мы обязаны отмечать границы грязных земель и вод, на которых болеет биосинт, а человек теряет силы. Все, что бросается в глаза, должно быть занесено на карту, постоянно уточняющуюся. Если Большая Игра пройдет удачно, мы получим статус зрелости. Мы получим постоянное место у Большого биосинта, а Ри и Илла смогут продолжить мой род…
Он мысленно позвал Ри, и тигана услышала.
Прижавшись щекой к твердому, как камень, плечу Хирама, поглаживая ладонями его напрягшиеся мышцы, тигана взглядом приказала Илле прильнуть к ним. «
Округлив глаза, Илла замерла.
Мысли Иллы, тиганы и Хирама сливались, как струи общего потока, пытаясь пробиться сквозь мертвенное мерцание Серого пятна, сквозь чудовищный низкий гул, сквозь помехи, больно бьющие по нервам, сквозь неистовое шипение и бульканье электрических разрядов, обрывки чужой невнятной речи, отголоски знакомых, но неестественно вывернутых слов. Даже Ри, опытная тигана, побледнела от прилагаемых усилий, а на смуглом лбу Иллы выступили мелкие капли пота.
Река… Ее струи прохладны…
Биосинт… Его шаг уверен и тверд…
Бумажное дерево… Его тень пространная…
Мак-птица возится в ветвях. Сама поет, сама танцует…
Никем не считаны деревья, неисчислим ход рыб, зверь идет по запутанным тропам, в каждом дереве, в каждом звере скрыта истина. Ри, Илла и Хирам остро нуждались в помощи Матери, но Город лежал слишком близко. Чудовищным серым пятном он закрывал огромную часть подсознания. Всегда покрытый серыми тучами, туманный и сумеречный. Говорят, сквозь тучи, покрывающие Город, прорываются иногда вспышки света. Они такие яркие, что можно потерять зрение, а воздух над Городом всегда нечист, он дрожит, как искусственный свет. Конечно, демиурги многое умеют. У них есть летательные аппараты. Говорят, они бывают меж звезд…
…Крепче обнять друг друга.
…Хирам чувствовал, как холодные колючие мурашки бегут по мокрым, сразу похолодевшим вискам. Дыхание Иллы касалось его щеки, молчание тиганы обдавало холодом. Зверь оставляет тропу, след птицы заметен в воздухе, человек идет за биосинтом и тоже оставляет след. Тысячи живых существ с любопытством устремляются по следам человека. Пища человека не оскорблена насилием, поступки не омрачены страданием. Он внятен, как дерево. Он прост, как прилив. Он открыт, как небо, в котором живут птицы и облака. Тропы человека и биосинта прихотливо вьются по Сухой степи, взбегают на горные перевалы. Человек создан для Игры. Он вспугивает птицу, но, присмотревшись, птица успокоено садится рядом с человеком. Складка горы для него – как каменная улыбка. Он идет по краю лесов, спускается по реке. Рыба доверчиво прижимается к его ноге холодным чешуйчатым боком.
Далекие голоса Толкователей тонули в непрекращающемся надсадном визге, в треске, в электрическом шипении, в горячем бульканье, в разрядах кипящего и расплескивающегося эфира, забивались металлическим голосом, ведущим непонятный отсчет.
ДВЕНАДЦАТЬ…
ОДИННАДЦАТЬ…
ДЕСЯТЬ…
ДЕВЯТЬ…
Сквозь непрекращающийся свист, сквозь ужасное бульканье, нежный плеск и шипенье свихнувшегося эфира пробивался тревожный голос -
ВОСЕМЬ…
СЕМЬ…
ШЕСТЬ…
ПЯТЬ…
– Что это?
– Демиурги.
– Так близко?
Хирам кивнул.
Он уже понял, что Мать они не услышит.
Когда-то ему рассказывали о
Человек, например, никогда не должен приближаться к Городу… Хирам гордился точностью своей мысленной карты. Над многими ее квадратами он работал сам. Болота Араны, богатые жирным гумусом, длинная цепочка проточных озер Легии с их длинными песчаными отмелями, удобными для чистки биосинтов, бесконечная река Летис, круто обрубающая подошву горы Убицир, наконец, Сухая степь, где над красными кустами в любую погоду (в сушь – плотнее) дрожат облачка ядовитых испарений. Однажды у высохшего озерца тигана Ри наткнулась на заиленный след древнего зверя
Металлические голоса отталкивали. Они были чужие. Они сбивали с толку. И все равно Хирам испытывал странное жгучее любопытство. Что находится там, на той стороне реки, в глубине Сухой степи, сожженной ночными молниями? Правда ли, что Город демиургов всегда покрыт серыми тучами и сквозь них пробиваются вспышки невыносимого света?…
ПЯТНАДЦАТЬ…
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ…
ТРИНАДЦАТЬ…
ДВЕНАДЦАТЬ…
Хирам потряс головой.
– Ты похож на Би, когда он видит рыжие камни, – тигана все еще была напряжена. – Мы не пробьемся к Матери. Надо уходить, Хирам. Здесь много красного.
– В Городе что-то случилось?
– У демиургов всегда что-нибудь случается, – неохотно ответила тигана. Ей не хотелось думать о Городе. – У демиургов свои игры, Хирам. Не надо говорить о демиургах. Нам нет дела до их игр. Видишь, какие тут бабочки? – Ри указала взглядом на бесшумный мрачный хоровод, вьющийся над кустами. – Такие живут только в нечистых местах.
Хирам обнял Ри.
Он знал, что она настоящая тигана.
Он знал, что Ри понимает устройство мира.
Глядя в глаза людей, Ри читает сердца. Она знает, что города демиургов никак не связаны с кланами, правда, связаны со звездами. И еще знает, что, удачно
