Женщина пожала плечами. Ее лицо было полностью на свету, глаза бегали. Я сунул руку в карман, вытащил пригоршню медяков и положил на приступочку подле Мэри-Энн. К моему величайшему замешательству она схватила мою ладонь обеими руками и принялась осыпать ее поцелуями, по-прежнему что-то щебеча на своем птичьем языке.
— Ну же, не стоит так волноваться, — смутился я, отдергивая руку и выпрямляясь. — Прошу извинить меня за то, что прервал ваш сон.
Она жестом велела мне подождать и принялась рыться в многочисленных слоях тряпок, защищающих ее хрупкое тельце от внешнего мира. При этом она не переставала кричать, но звуки стали нежнее и напоминали теперь воркование горлиц. Наконец лицо Мэри-Энн озарилось от радости, и она протянула мне скомканный листок бумаги, выглядевший так, словно его вырвали из записной книжки. Это был карандашный портрет мальчика, но мальчика не существующего в реальной жизни, — такие обычно рисуют, когда мысли витают где-то далеко.
Я улыбнулся, словно обрадовался при виде рисунка, и попытался отдать его обратно Мэри-Энн. Но она защебетала, заворковала и жестами объяснила, что хочет оставить портрет у меня. Я сунул листок в карман пальто и распрощался. Мэри-Энн робко улыбнулась, еле заметно махнула рукой и снова нырнула в лохмотья, служившие ей постелью.
Иверсен в своем кресле все еще ждал меня у черного хода.
— Вот что я скажу, вы завоевали ее любовь, сударь. Мы редко слышали, чтобы Мэри-Энн была столь словоохотлива.
Я проигнорировал его попытку пошутить.
— Благодарю вас. Если вам больше нечего добавить, я, пожалуй, пойду.
— Раз уж мы все равно вышли во двор, то вам удобнее будет пройти здесь, — Иверсен указал на узкий проход за уборной — вонючий туннель, ведущий во чрево дома, а оттуда на улицу с другой стороны. — Если, конечно, не хотите узнать свою судьбу или же приворожить какую-то леди.
Я покачал головой, вошел в туннель и заторопился к суматохе улицы, окутанной туманом. Воздух стал особенно промозглым, очень сильно запахло гнилью. Огромная серая крыса пробежала по моей ноге. Я замахнулся тростью, но промазал и попал по стене. Мое сердце разрывалось от жалости к несчастной немой и от злости на Иверсена, который, по-видимому, играл роль ее сутенера.
Нападение застало меня врасплох.
Я прошел треть пути, когда какой-то парень выскочил буквально из ниоткуда справа от меня. Я ударился о противоположную стену и попытался стукнуть нападавшего тростью, но мне помешали узость прохода и тело соперника. За долю секунды я понял, что в туннель выходит боковая дверь дома, причем она расположена в нише, в которой достаточно места, чтобы спрятаться одному человеку.
Даже не одному, а двум. Второй нападавший кинулся на меня. Оба были в черном. Я извивался в руках первого. Лязг металла по кирпичной кладке. Чье-то горячее несвежее дыхание на моей щеке. Брань. И тут я услышал звук шагов, спешащих ко мне по грязи.
— Будьте вы прокляты! — проревел один из нападавших.
Меня с размаху стукнули по голове. От боли глаза заволокло туманом. Последнее, что я слышал, было: «Матерь Божья! Держи чертова дрозда!»
27
О том, что случилось дальше, я сохранил лишь смутные воспоминания. Я потерял сознание на несколько секунд, может дольше. Да и когда пришел в себя, то не был готов на подвиги. Только благодаря усилию ума мне удалось определить, что туман сгустился как никогда и меня почему-то наполовину несут, наполовину тащат сквозь толпу толкающихся людей.
Я ловил воздух ртом. Кто-то прокричал мне что-то прямо в ухо, и через минуту я понял, что меня заталкивают в экипаж. Я камнем рухнул на сиденье.
— Брюэр-стрит, — раздался чей-то голос рядом со мною.
— Он пьян, — отозвался второй голос.
— Нет. Всего лишь без сознания.
— Если его стошнит в экипаже…
Я услышал звон монет, затем голоса стихли. Через мгновение коляска пришла в движение. Мы ехали очень медленно. Я свернулся калачиком в углу, спрятав голову в ладонях. От тряски меня мутило, и на миг я решил, что опасениям кучера суждено оправдаться. Время перестало для меня существовать. От света болели глаза. Спутник не пытался заговорить со мною. Но если бы и попытался, то сомневаюсь, что я смог бы ему ответить.
Экипаж петлял по улицам, и постепенно я привык к покачиванию, оно стало источником скорее приятных ощущений, чем тревоги. Я открыл глаза и украдкой выглянул в окно. Сквозь туман вырисовывался легко узнаваемый силуэт собора Святой Анны с его сплющенной колокольней и раздутым шпилем. Сам факт узнавания встряхнул мой разум, запустив некий скрытый механизм, и я начал соображать быстрее.
Что, черт возьми, я делаю в этом экипаже? Меня похитили? Я пытался изо всех сил, но так и не смог вспомнить, что же произошло после того, как мистер Иверсен наблюдал за мною, пока я рылся в вещах мистера По перед тем, как меня запихали в коляску. Я медленно повернул голову, но от движения боль усилилась.
— Ага, — сказал Салютейшн Хармвелл. — Румянец снова вернулся на ваше лицо, мистер Шилд. Это хороший знак.
— Мистер… мистер Хармвелл… Я не понимаю.
— Вы ничего не помните?
— Нет, по-видимому, у меня провал в памяти. — Но тут загадочная пустота в моей голове изрыгнула кусок информации. — Дрозд.
— Что, простите?
— Я помню, как кто-то — но, черт побери, я не помню, ни кого, ни когда, ни зачем, мне кажется, какой-то ирландец что-то говорил о дрозде. Насколько я понимаю, в Сент-Джайлс это слово используется…
— Для обозначения чернокожего?
— Именно. Прошу вас, мистер Хармвелл, просветите меня, как я попал сюда?
— Я случайно оказался на Куин-стрит и услышал звуки борьбы. Заглянул в проход и увидел, что вы деретесь с двумя головорезами. Ну, сначала я вас, разумеется, не признал, просто понял, что они грабят и избивают какого-то беднягу. Я свалил одного с ног, а второй убежал прочь, и я решил, что будет разумнее покинуть этот район как можно быстрее.
Я посмотрел на его руку и увидел, что костяшки сильно разбиты.
— Премного благодарен вам, сэр, — я потер голову в том месте, где уже наливалась шишка. — Я не знаю, что и делал бы, если бы вы не оказались рядом.
— Боюсь, вы потеряли шляпу. Думаю, она смягчила удар, иначе сейчас вы пребывали бы в более плачевном состоянии. Полагаю, у вас еще и трость была, но она тоже куда-то делась.
Я кивнул. На самом деле я не заметил отсутствия ни шляпы, ни трости. Я сдержался и не стал ничего говорить по поводу того, сколь удивительным считаю совпадение, что Хармвелл прогуливался неподалеку. Тот факт, что данное совпадение сыграло мне на руку, не имел значения.
— Кошелек-то еще при вас?
Я сунул руку в карман.
— Да.
— Уже кое-что.
Я знал одно — мне нужно проявлять осторожность, хоть и не понимал, почему, и медленно сказал:
— Возможно, я шел по улице, когда они затащили меня в проход, чтобы ограбить.
— Маловероятно, — ответил Хармвелл. — Думаю, я бы вас увидел, несмотря на туман. Скорее всего,
