Красный сфинкс

по величине, а по спросу и издаваемости) первого класса оказывается меньше моей докторской зарплаты – 400 р. в мес., не говоря уже о зав. лабораторной должности – 500 р. Каково же меньше пишущим и менее удачливым или издаваемым – просто жутко подумать…»

«Природа щедро одарила Ефремова, – писал палеонтолог П. К. Чудинов. – Он был красив строгой мужской красотой. Не был суетлив, не делал лишних движений, никогда не спешил. Ходил легко и бесшумно. В его облике было нечто особенное, заставлявшее внимательных встречных прохожих смотреть вслед. В нем как бы воплотился лондоновский „великолепный экземпляр человеческой природы“. Однако в сочетании этих чисто внешних данных с чертами характера, интеллектуальной и человеческой сущностью он более представляется олицетворением чеховского идеального образа…»

Я тоже запомнил Ивана Антоновича широкоплечим, красивым, грузным, чуть заикающимся. Пригласив меня (школьника) после полевого сезона в Москву и разрешив ночевать в Палеонтологическом музее, время от времени он прогуливался со мной по Большой Калужской и задавал странные вопросы. Что, например, приключилось в несчастной семье Карениных? Я отвечал, что, кажется, все там как-то обошлось, правда, Анна Аркадьевна не выдержала выпавших на ее долю испытаний, так что зря старик Толстой размахнулся еще на одну часть романа, можно было бы ее и не писать. Иван Антонович загадочно улыбался. Может, понимал, что когда-нибудь я буду возвращаться к «Анне Карениной» как раз из-за этой части романа.

«Что может быть общего между автором бессмертного „Робинзона Крузо“ – англичанином Даниэлем Дефо и великим фантастом Иваном Ефремовым? – таким вопросом задалась в свое время популярная газета „Аргументы и факты“. И сама же ответила: – Первый создал английскую разведку, а второй, возможно, был ее сотрудником. Как стало известно из компетентных источников, в 70-е годы в стенах КГБ проводилась тщательная проработка версии о возможной причастности И. Ефремова к нелегальной резидентатуре английской разведки в СССР. И что самое удивительное, окончательная точка так и не была поставлена: действительно ли великий советский фантаст и ученый Иван Ефремов – это Майкл Э., сын английского лесопромышленника, жившего до 1917 года в России? Основанием для многолетней работы по проверке шпионской версии, – добавляла популярная газета, – послужила внезапная смерть Ивана Ефремова через час после получения странного письма из-за границы. Были основания предполагать, что письмо было обработано специальными средствами, под воздействием которых наступает смертельный исход…»

«При обыске, действительно проведенном в квартире Ефремова, – писал Андрей Измайлов, – было изъято:

«Фотоснимок мальчика во весь рост без головного убора. Одет во френч. В ботинках. На обороте фотокарточки записано: „И. А. Ефремов. Бердянск. 17-й год“…

Фотокарточка мужчины с пистолетом в руке, на голове шапка, голова обернута материей. На обороте запись: «23 год»…

Фотокарточка мужчины. На голове форменная фуражка с кокардой. Во рту трубка. На обороте написано: «25 год»…

Конверт размером 19х12 светло-бежевого цвета. На конверте надпись: «…моей жене от И. А. Ефремова». В конверте два рукописных вложения…

Книга на иностранном языке с суперобложкой, на которой изображена Африка…

Оранжевый тюбик с черной головкой с иностранными словами…

Лампа, на цоколе которой имеется текст…

Письмо рукописное на 12 листах, сколотое скрепкой…

Все вышеперечисленное – (мы приводим тут немногое, – Г. П.) – изъято в рабочем кабинете, в котором работал И. А. Ефремов. Также в холле на полках обнаружено и изъято: машинописный текст автора Гейнрихса под названием «Диалектика XX века»… Различные химические препараты в пузырьках и баночках… Трость деревянная, разборная, с вмонтированным острым металлическим предметом… Металлическая палица из цветного металла, в конце ручки петля из тесьмы… В процессе обыска специалисты использовали металлоискатель и рентген…»

До сих пор неизвестны истинные причины столь пристального внимания вездесущего КГБ к известному писателю, но существуют весьма экзотичные версии. Например, такая (опять же по А. Измайлову). «Прошло года два или три после смерти Ивана Антоновича, – рассказывал Аркадий Стругацкий. – Я был в гостях у покойного ныне Дмитрия Александровича Биленкина. Большая компания, хорошие люди. И зашел разговор о нападении Лубянки на квартиру Ефремова. Биленкин, помимо того, что он хороший писатель-фантаст, был, как известно, геологом по профессии. Так вот, рассказал он удивительную вещь. 1944 год. И. А. Ефремов откомандирован с экспедицией в Якутию на поиски новых месторождений золота. Была война, и золото нужно было позарез! У него под командованием состояло несколько уголовников. Экспедиция вышла на очень богатое месторождение, они взяли столько, сколько смогли взять, и отправились обратно, причем Иван Антонович не спускал руки с кобуры маузера. Как только добрались до Транссибирской магистрали, на первой же станции связались с компетентными органами. Был прислан вагон, и уже под охраной экспедицию повезли в Москву. По прибытии с уголовниками сразу расплатились или посадили их обратно, вот уж не знаю. А Ивана Антоновича сопроводили не то в институт, от которого собиралась экспедиция, не то в министерство геологии. Там прямо в кабинете у начальства он сдал папку с кроками и все золото. При нем и папку и золото начальство запихало в сейф, поблагодарило и предложило отдыхать. А на следующий день за Ефремовым приезжает машина из компетентных органов и везет его обратно, в тот самый кабинет. Оказывается, за ночь сейф был вскрыт, золото и кроки исчезли. И вот Дмитрий Александрович Биленкин предположил, что не исключено: обыск как-то связан с тем происшествием. Ну, мы, конечно, накинулись на него, стали разносить версию в пух и прах: мол, это ничего не объясняет, да и зачем нужно было ждать с 1944 по 1972 год! Но Дмитрий Александрович был хладнокровным человеком, он только усмехался…

Все терялись в догадках о причинах обыска, – продолжал Аркадий Стругацкий. – Почему ПОСЛЕ смерти писателя? Если Иван Антонович в чем-то провинился перед государством, почему никаких обвинений при жизни никто ему не предъявил? Если речь идет о каких-то крамольных рукописях, то это чушь! Он был чрезвычайно лояльным человеком и хотя ругательски ругался по поводу разных глупостей, которые совершало правительство, но, что называется, глобальных обобщений не делал. И потом – даже если надо было найти одну рукопись, ну две, ну три, то зачем устраивать такой тарарам с рентгеном и металлоискателем? Вот сочетав все это, я, как писатель-фантаст, построил версию, которая объясняла все! Дело в том, что как раз в те времена, в конце 60-х и в начале 70-х годов, по крайней мере в двух организациях США – Си-Ай-Си и Армии были созданы учреждения, которые серьезно занимались разработками по летающим тарелкам, по возможностям проникновения на Землю инопланетян. У наших могла появиться аналогичная идея. И тогда же у фэнов, то есть любителей фантастики, родилась и укрепилась идея-фикс: мол, никто иной, как ведущие писатели-фантасты являются агентами внеземных цивилизаций. Мы с Борисом Натановичем тоже получили не одно письмо на эту тему. Нам предлагалась помощь, раз уж мы застряли в этом времени на Земле, приносились извинения, что современная технология не так развита, чтобы отремонтировать наш корабль. И все в том же духе. Ну, а Иван Антонович Ефремов тем более был ведущим писателем. Можно себе представить, что вновь созданный отдел компетентных органов возглавил чрезвычайно романтически настроенный офицер, который поверил в абсурд «фантасты – суть агенты». И за Ефремовым стали наблюдать. Но одно дело – просто следить, а другое дело – нагрянуть с обыском и не дай бог попытаться взять его самого: а вдруг шарахнет чем-нибудь таким инопланетным? Именно поэтому как только до сотрудников отдела дошла весть о кончине Ивана Антоновича, они поспешили посмотреть. А что смотреть? Я ставлю себя на место гипотетического романтического офицера и рассуждаю здраво: если Ефремов – агент внеземной цивилизации, то должно быть какое-то средство связи. Но как выглядит средство связи у цивилизации, обогнавшей нас лет на триста-четыреста, да еще и хорошенько замаскировавшей это средство? Поэтому брали первое, что попалось…»

Умер И. А. Ефремов 5 октября 1972 года.

ГЕОРГИЙ ИОСИФОВИЧ ГУРЕВИЧ

Родился 11 апреля 1917 года в Москве.

Закончил среднюю школу, учился в архитектурном институте.

С 1939 года в Красной армии. Был кавалеристом, минометчиком, электриком, сапером. В июле 1941 года по дороге на фронт месяц провел в тюрьме, – был арестован в Новосибирске. После войны заочно окончил Всесоюзный индустриальный институт. «Оглядывая прошлое, – вспоминал он позже, – не вижу ничего сверхчрезвычайного, чтобы читателя поразить: ни приключений особенных, ни преступлений, ни страданий, ни разгулов безудержных. Рядовая жизнь, усредненная. Семья нормальная – отец, мать, еще сестра да бабушка. Голодали, когда страна голодала, с голоду не померли. Когда пришла пора учиться, поступил в школу, из школы в школу не бегал, кончил десятилетку через десять лет, в институт поступил с первого захода, несмотря на жестокий конкурс. Все гладко. И когда принято было сажать, сидел, а когда пришлось воевать – был солдатом. Потом, после войны уже, потребовались космополиты, меня разоблачили, исключили, но приняли обратно – нормальные литературные ухабы…»

«К нам в кружок (литературный, – Г. П.) руководитель приглашал писателей. Тогда они не чинились, охотно соглашались прийти в школу. Побывал у нас Борис Пильняк (позже расстрелян), Сергей Третьяков (тоже расстрелян), Лев Кассиль (у Кассиля только родной брат расстрелян), Корней Чуковский, Николай Асеев. Считая себя будущим писателем, я записывал все эти встречи для себя, чтобы опыта набраться. И, готовя реферат, записи эти переписал, скромно озаглавив «О предшественниках». Лев Кассиль говорил нам, что никогда не напишет эпохальную книгу, для этого надо быть совершенно новым, насквозь советским человеком, а он сам интеллигент, к сожалению… В выступлении Чуковского хорошо запомнилось, как Маяковский с утра уходил бродить по прибрежным скалам, шагал, шепотом повторяя слова, а к вечеру приносил четыре новых строки, в удачный день – восемь строк для «Облака в штанах», и за ужином читал все с начала плюс новые строки. А пятилетняя дочка Чуковского запомнила все наизусть и однажды потрясла родителей, декламируя: «И выбласывается как голая плоститутка из окна голясего публицного дома…»

Первая публикация – повесть «Человек-ракета» (1946, в соавторстве с Георгием Ясным).

«Как всегда, я начал с плана, – вспоминал Георгий Иосифович, – а Жора (сослуживец Гуревича, – Г. П.) с организации: поговорил с Горбатовым, а тот связался с Сурковым, который был тогда главным редактором «Огонька». В назначенный день мы оказались в кабинете. С полчаса пришлось ждать, потом появился сам Сурков, запыхавшийся, замерзший, одно ухо на шапке у него торчало дыбом, обругал шофера, который «вечно своих баб катает», из-за него по морозу пришлось бежать. Я начал рассказывать содержимое будущей повести, но по-моему Сурков ничего не услышал. Как водится, главному то и дело звонили по телефону, что-то кому-то он отвечал, давал распоряжения, потом обратился к нам: «Ладно, ребята, пишите и несите поскорее. Почитаем»…

Сурков, конечно, за два месяца (пока писалась повесть, – Г. П.) забыл про нас, «Огонек» больше не нуждался в фантастике; в «Советском спорте» повесть осудили, сказали, что наш «украинол» (препарат, во много раз увеличивающий физические возможности человека, – Г. П.) обыкновенный преступный допинг и больше ничего. Это, конечно, была моя вина: описывая фантастический препарат, я не проявил достаточного уважения к условностям рекордсменства. Мне тогда казалось: обогнал и великолепно. Легко сдаваясь, я предложил Жоре написать что-нибудь другое, но он ценил свой труд, не отступился, понес в другие редакции. В конце года повесть была опубликована в журнале «Знание – сила». Еще через полгода вышла отдельной книжкой. Одобрительную рецензию в «Литературной газете» написал писатель-приключенчец Лев Гумилевский. В Румынии ее перевели скоро. А затем следившая за идеологией газета «Культура и Жизнь» разгромила нас в статье «Халтура под маркой фантастики». А там пошло и пошло, разгром за разгромом в «Комсомольской правде», в «Известиях», в «Октябре». И сам Симонов в отчетном очередном докладе упомянул, что в советской фантастике, наряду с достижениями имеются и Гуревичи…»

Следующими (уже без соавтора) вышли «Погонщики туч» (1948), – управление погодой, и «Тополь стремительный» (1951), обруганный в печати за то, что