хватает, и я стараюсь не волноваться. Мы едем молча: Мишель — потому что сосредоточен на дороге, а я — потому что мне ужасно жаль расставаться с «Аппассионатой». Я знаю, что смогу вернуться сюда только в конце июня, а мне так много хотелось бы сделать.
В аэропорту, пока Мишель возвращает взятую напрокат машину, я бегу к стойке регистрации и обнаруживаю, что там подозрительно пусто: ни пассажиров, ни служащих компании. Я испуганно смотрю на часы. До вылета остается тридцать пять минут, и регистрация еще не могла закончиться. Я растерянно озираюсь и вижу справочную «Британских авиалиний»; около нее выстроилась длинная очередь из сердитых пассажиров. У них я выясняю, что из-за погоды наш рейс отменен. От этой новости мне на минуту становится дурно, а придя в себя, я спешу заказать место на следующий рейс. На этот раз я беру «бизнес- класс», чтобы иметь преимущества, если возникнут новые проблемы. Меня находит Мишель, и я объясняю ему, что случилось. Его самолет на Париж вылетает через час с другого терминала, и он спешит поменять билет на более поздний рейс.
— Ну что ж, зато у нас появилось время отпраздновать, — говорит он и ведет меня в ближайшее кафе: я боюсь надолго терять из виду стойку регистрации. Конечно, и второй рейс доставит меня в Лондон задолго до поднятия занавеса, но все-таки мне было бы спокойнее, окажись я сейчас в воздухе.
После ланча мы расстаемся с Мишелем: он спешит в свой терминал внутреннего сообщения, а я — на паспортный контроль. Теперь мы увидимся только через три недели, и на сердце у меня тяжело, несмотря на радостные события сегодняшнего утра. Я буквально разрываюсь между двумя мирами и двумя странами: мой дом и моя любовь теперь во Франции, а работа по-прежнему в Англии. Занятая этими грустными мыслями, я не слушаю разносящуюся по залу информацию, и только когда ее повторяют по-английски, до меня доходит: из-за погодных условий рейс «Британских авиалиний» откладывается!
— Нет! — кричу я и бегу к выходу на посадку, где хорошенькая француженка уже отключает микрофон.
— На сколько отложен рейс?
— Мы не знаем, — пожимает плечами она, и мы обе оглядываемся на стену дождя за окном.
Что мне делать? Звонить в театр? Нанимать частный самолет? Но если уж не летают огромные «боинги», что может сделать маленький частный аэропланчик? Я все-таки спрашиваю, и мои опасения подтверждаются: вылеты запрещены для всех видов воздушных судов. Я возвращаюсь в зал ожидания. Мне остается только сидеть и считать минуты.
Рейс задержан больше чем на час. Все это время я непрерывно произвожу в уме подсчеты: во сколько мы приземлимся? Как много времени отнимет паспортный контроль? Багажа у меня, слава богу, нет. Смогу ли я сразу же найти такси? Может, стоит заказать его прямо отсюда? Но я же не знаю, когда мы вылетим. Через какое-то время становится ясно, что попасть в театр вовремя я смогу только чудом. Стоит ли позвонить нашему администратору? Но что она может сделать? У меня ведь нет замены. Теперь меня уволят. За всю свою почти двадцатилетнюю карьеру я ни разу не пропускала спектакля даже из-за болезни. Как могла я повести себя настолько безответственно? Мои размышления прерывает объявление: начинается посадка.
Стюардессе, провожающей меня на место, я объясняю, что опаздываю на спектакль и прошу дать мне возможность выйти из самолета, как только он приземлится.
— Это ваша проблема, — грубо отвечает она. — Вам следовало взять билет на предыдущий рейс.
Я чувствую себя совершенно разбитой, но уснуть мне никак не удается. Моя соседка, полная американка из Техаса, несколько раз пытается завести со мной разговор, но у меня нет никакого настроения общаться, и я закрываю глаза. Но скоро чувствую на своем плече ее пухлую руку.
— Дорогуша, я хочу вам кое-что сказать.
— Что? — раздраженно спрашиваю я, открывая глаза.
— Вы из-за чего-то страшно волнуетесь, я это точно знаю.
— Знаете? — переспрашиваю я, не понимая.
— Да, я умею чувствовать такие вещи и могу вам сказать, что вы переживаете напрасно. У вас все получится.
— Получится? — снова переспрашиваю я, на этот раз с надеждой, хотя и понимаю, что хватаюсь за самую призрачную соломинку. — Нет, ничего у меня не получится. Ни одно такси не сможет в час пик доставить меня через весь Лондон к театру за полчаса.
— Боже мой, так вы актриса?! А какой-нибудь ваш фильм показывали по телевизору у нас в Штатах?
Я уже жалею, что заговорила об этом, но она так искренне доброжелательна, и мне не хочется показаться грубой. Я называю «Все существа, большие и маленькие» — свою обычную визитную карточку.
Американка в восторге:
— Как же мне повезло! Дорогуша, вы просто изумительны в этом фильме! И вы обязательно успеете в театр, даже не сомневайтесь!
Я улыбаюсь, благодарю ее за оптимизм и снова закрываю глаза. Что бы она ни говорила, я знаю, что никак не могу успеть, а значит, как только мы приземлимся, мне придется позвонить администратору. У нее останется два выхода: задерживать начало или вовсе отменять спектакль. В любом случае с моей карьерой все кончено. Тем временем мы пристегиваем ремни, и самолет заходит на посадку. Едва его колеса касаются дорожки, стюардесса делает все обычные объявления, а в конце прибавляет:
— Скажите, пожалуйста, кто здесь мисс Дринкуотер?
Я поднимаю руку, и она подходит ко мне.
— Мы высадим вас первую, будьте добры, приготовьтесь.
Я благодарно киваю, хотя понимаю, что это уже ничего не изменит.
Моя соседка треплет меня по руке, желает удачи и еще раз напоминает, что у меня все получится. Мне делается стыдно, когда со счастливой улыбкой она заявляет, что в жизни я еще очаровательнее, чем в кино.
Я спускаюсь по трапу и сразу же вижу представителя «Британских авиалиний», который держит в руках табличку с моим именем.
— Мисс Дринкуотер? — Я киваю. — Следуйте за мной.
Он решительно идет по полю, а я послушно семеню за ним, хотя ничего не понимаю.
Сейчас мы на машине переедем на другую сторону поля, — объясняет он. — Это займет не больше двух минут. Ваш пилот уже готов и ждет вас. — Он улыбается с профессиональной уверенностью.
Мой пилот? Да что же это творится?
Машина везет нас в ту часть Хитроу, где мне еще никогда не доводилось бывать, и останавливается рядом с большим вертолетом. Сопровождающий меня служащий распахивает дверь, а потом жмет мне руку:
— Счастлив был познакомиться. Удачного полета.
Пилот машет рукой и подсаживает меня в вертолет. В кабине хватило бы места и на десятерых.
— Простите, что такой большой, — извиняется летчик. — Ничего поменьше под рукой не оказалось.
Я только трясу головой, потому что от всего происходящего начисто лишилась дара речи. Может, это какая-то ошибка? Но спросить я не решаюсь.
— Мы пролетим над Лондоном и через десять минут приземлимся в аэропорту Бигинг-хилл. Там вас встретит такси и довезет до театра.
Вот оно — то самое чудо! Понять его невозможно. Неужели та довольно неприятная стюардесса оттаяла и связалась с береговыми службами? Но они уж точно не стали бы так стараться ради меня и нашего спектакля. Или моя соседка из Техаса все же оказалась настоящей волшебницей?
Наконец я все-таки спрашиваю:
— Это все организовали «Британские авиалинии»?
— Нет, ваш муж.
— Мой муж?
Но я ведь не замужем. Может, все-таки ошибка? Однако на табличке было написано мое имя. Такси действительно ждет меня прямо на посадочной площадке. Оно старое и довольно ржавое, но моя
