Управления выйти на крупных представителей кубинской организованной преступности, стремящихся свергнуть Кастро. «Я слышал, что Энглтон был одним из нескольких людей в Управлении, кто пытался использовать мафию в операциях против Кубы», – рассказывал Уиттен17. Он также вспоминал, как один из вышестоящих сотрудников говорил ему, что «у Энглтона есть связи с мафией, но он ни при каких обстоятельствах не поставит их под угрозу. И тогда я сказал: “А я и не знал”. А он мне: “Да, это касается Кубы”»18.
Таким влиянием Энглтон пользовался не в последнюю очередь потому, что водил близкую дружбу с директором ФБР Гувером. Как ни соперничали между собой их организации, оба были зациклены на идее коммунистической угрозы, особенно в отношении СССР. «У него были чрезвычайно тесные связи с Эдгаром Гувером», – рассказывал Уиттен об Энглтоне. Со своей стороны, Энглтон «горой стоял за ФБР» и «не терпел ни критики в их адрес, ни проявлений конкурентной вражды»19. Отчасти поэтому, как догадывался Уиттен, именно ему, а не Энглтону досталось дело Освальда. Поначалу Хелмс мог опасаться, что Энглтон будет пособничать ФБР в сокрытии небрежностей, допущенных при слежке за Освальдом до убийства. «Одна из причин, почему Хелмс поручил мне это дело, заключалась в том, что Энглтон был слишком близок к ФБР20, – считал Уиттен. – А Бюро нередко замыкалось в себе, строго блюдя собственные интересы. Полагаю, Эдгар Гувер и остальные хотели быть абсолютно неуязвимыми для критики и потому стремились заполучить все факты, прежде чем предоставлять какую бы то ни было информацию».
Влияние Энглтона распространялось также и на несколько важных заокеанских резидентур, которыми руководили его друзья и протеже, в том числе Уинстон Скотт, глава резидентуры ЦРУ в Мехико. Как и сам Энглтон, он был тесно связан с Даллесом, бывшим директором ЦРУ21.
Уиттен признавал, что беспокойство Энглтона по поводу дела Освальда доставляло ему некоторое удовольствие. «На ранних стадиях мистер Энглтон не мог воздействовать на ход расследования, что приводило его в негодование, – вспоминал Уиттен. – Его по-настоящему бесило, что дело доверили мне, а не ему».
Полагая, что он заручился полной поддержкой Хелмса, Уиттен приступил к воссозданию биографии Освальда, дабы понять мотивы, которые могли привести его к убийству Кеннеди. Почти все свое время Уиттен тратил на чтение документов, относящихся к убийству президента. «Телеграммы, отчеты, предложения, обвинения хлынули к нам со всего мира22, – рассказывал он. – Мы отложили в сторону почти все дела, и я бросил большую часть своей команды на поиск имен и анализ документов»23. Многие из них представляли собой «экстравагантные материалы»24, в которых Освальд подозревался в связи со всевозможными заговорщиками, включая инопланетян, вспоминал Уиттен.
По словам Уиттена, до убийства Кеннеди он совершенно ничего не знал об Освальде, даже имени его не слыхал25. Осенью того года отдел
Как сообщил Уиттен, несколько американских солдат и работников оборонного комплекса пытались установить контакт с посольством СССР в Мехико в 1950-х – начале 1960-х годов, либо чтобы переметнуться, либо чтобы продать секретные сведения. Резидентура ЦРУ в Мехико выявляла их настолько часто27, что Гувер, которому регулярно докладывали о подобных случаях, чтобы ФБР могло проследить за потенциальными перебежчиками или шпионами, когда они вернутся в США, «при одной мысли о резидентуре в Мехико расплывался в улыбке – то была одна из наших наиболее выдающихся сфер сотрудничества с ФБР», – рассказывал Уиттен.
Уиттен разделял восхищение Гувера работой резидентуры в Мехико, в особенности деятельностью Скотта, «одного из лучших руководителей наших резидентур, можно сказать, у него была лучшая резидентура в мире»28. При Скотте резидентура в Мехико выстроила сеть оплачиваемых информаторов на всех уровнях мексиканского правительства, а также среди основных политических партий. По словам Уиттена, Скотт осуществлял контроль над самой сложной и масштабной в мире операцией по электронной разведке29. Скотт рассказывал, что все телефонные линии, входящие и исходящие из посольств СССР и Кубы, прослушивались резидентурой – общим числом 30 линий. Вокруг обоих посольств висели гроздья видеокамер30.
Именно это, как полагал Уиттен31, и помешало информации об Освальде оперативно достичь штаб-квартиры ЦРУ после того, как Освальд побывал в Мехико. Скотт и его сотрудники стали жертвами своего собственного успеха. Резидентура Мехико была завалена необработанными записями – их необходимо было перевести на английский и расшифровать – и фотографиями.
Уиттен вспоминал, что он сразу же начал искать ответ на вопрос, безусловно интересовавший комиссию Уоррена и других следователей: не был ли Освальд сотрудником ЦРУ, учитывая подозрительные обстоятельства, связанные с его несостоявшейся попыткой перекинуться на сторону СССР? Уиттен быстро нашел ответ: нет, не был. «Человека такого склада, как Освальд, никогда бы не завербовали на агентурную работу за “железным занавесом”, да и вообще где бы то ни было… Вся его биография говорит о том, что Освальд был очень неуравновешенным, эмоционально неустойчивым молодым человеком»32.
По словам Уиттена, Хелмс приказал ему взаимодействовать с комиссией Уоррена в полной мере, умалчивая лишь о том, как именно ЦРУ собирает информацию – о «методах и источниках», на жаргоне Управления. Он объяснил, что комиссии Уоррена не положено знать (по крайней мере до поры) об электронной разведке ни в Мехико, ни где бы то ни было еще. «Мы всегда предоставляли им информацию, если были уверены, что это не прольет свет на то, каким образом мы смогли ее получить»33, – вспоминал Уиттен. Он сказал, что ЦРУ больше всего опасалось, как бы факт наличия средств электронной разведки в Мехико не стал достоянием широкой публики. Ведь если это дойдет до сведения русских и кубинцев, вся операция утратит смысл. «Мы боялись, предоставив им эти данные, навсегда скомпрометировать свою работу, причем без крайней нужды, – говорил Уиттен. – Не то чтобы мы из вредности не хотели им ничего давать. Мы попросту не считали это столь уж жизненно необходимым и стремились скрыть наши источники»34.
Суматоха, охватившая штаб-квартиру ЦРУ в первые несколько часов после убийства Кеннеди, перекинулась и на резидентуру в Мехико, располагавшуюся тогда на верхнем этаже посольства США на Пасео-де-ла-Реформа, центральной улице в самом сердце мексиканской столицы. Скотт, похоже, сразу понял, какие вопросы ему зададут из Лэнгли и Вашингтона. Выходило, что всего несколько недель назад его резидентура пристальнейшим образом отслеживала действия человека, который, по всей видимости, только что убил президента Соединенных Штатов. Той осенью в течение нескольких дней резидентура записывала телефонные разговоры Освальда35 – а также об Освальде, – и Управление пыталось определить, действительно ли человек, попавший в объективы камер около посольств СССР и Кубы, именно Освальд. Несколько расшифровок телефонных разговоров были помечены грифом «срочно» и отосланы Скотту, как показывает его архив. Не упустило ли ЦРУ – и в частности его резидентура в Мехико – шанс сделать хоть что-то, чтобы остановить Освальда?
В ЦРУ Скотт был сам себе хозяином36. Математик по образованию, он учился по программе PhD в Мичиганском университете, но ФБР удалось отвлечь его от академической жизни, и он стал применять свой математический талант в криптографии. Во время Второй мировой войны Скотт стал сотрудником Управления стратегических служб, разведывательной организации, предшественника ЦРУ. Там, среди разведчиков, он нашел друзей на всю жизнь, среди них были Энглтон, Даллес и Хелмс – все они перейдут на работу в ЦРУ, созданное в сентябре 1947 года.
Среди заместителей Скотта в Мехико лишь немногие были ему ближе, чем Энн Гудпасчур37. Она также пришла в разведку через Управление стратегических служб38. Во время Второй мировой войны получила назначение в Бирму вместе с коллегой-разведчицей Джулией Макуильямс, которая позднее, взяв фамилию
