преодоления грозного прибойного наката. У западной оконечности острова — «верблюжьей морды» — находилась группа небольших островков, окруженных мелями, так что и с этой стороны ни один здравомыслящий мореход не рискнул бы подойти к берегу. Лишь северное побережье Москитового острова с двумя прекрасными бухтами являло собой место, удобное для высадки.
Длина острова составляла примерно четыре мили, ширина — полторы мили. Большую часть его поверхности покрывала темно–зеленая масса мангровых зарослей и кишащих крокодилами болот. Два змеевидных ручья, извиваясь между относительно сухими участками суши, лениво стекали в бухту Игуаны, находившуюся к востоку от другого заливчика, обозначенного на некоторых картах как Солнечная лагуна.
Остров лежал напротив устья Рио–Веласкес и был отделен от побережья Кубы проливом шириной две с половиной мили. Глубина пролива не позволяла заходить сюда судам, водоизмещение которых превышало сто двадцать тонн, но небольшие парусники и лодки, ведомые опытной рукой, могли спокойно бороздить эти воды, не опасаясь за свои днища.
Москитовый остров с его нездоровым климатом и удаленностью от традиционных путей следования кораблей не имел постоянных жителей. Ни индейцы, ни пришедшие из–за океана испанские искатели приключений никогда не основывали здесь своих поселений. Иногда, укрываясь от непогоды или преследования пиратов, в бухту Игуаны или в Солнечную лагуну заходили барки кубинских рыбаков и ловцов черепах, но с тех пор, как разбойники с Тортуги и Ямайки проведали об этом укромном островке, подобные визиты стали редкостью.
В те времена, о которых идет речь в нашем повествовании, на Москитовом острове нашли пристанище двенадцать бродячих охотников–буканьеров. Шестеро из них были англичанами и шотландцами, трое — французами, один — голландцем и один — индейцем. У них было большое каноэ, на котором они в конце 1663 года отправились искать удачу из вольной гавани Пти–Гоав, что на западном побережье Эспаньолы. Несколько месяцев блужданий по Карибии привели их, в конце концов, на Москитовый остров, где они решили временно обосноваться. В глубине бухты Игуаны, на опушке девственного леса, была построена хижина, крытая пальмовыми листьями, а рядом с ней, за стеной густого жесткого кустарника — букан. Буканом охотники называли коптильню. Возвращаясь сюда после очередной охоты на быков и свиней, которых они выслеживали в лесах и саваннах Кубы, буканьеры сдирали с убитых животных шкуры, сушили их и прятали в укромном месте, надеясь со временем продать свой товар заезжим контрабандистам из Европы. Мясо частично жарили и употребляли в пищу, частично коптили на широких деревянных решетках, установленных над очагом на невысоких рогатинах. Поскольку приготовленное таким способом мясо можно было хранить довольно долго даже в условиях влажного климата, оно всегда пользовалось в тропиках повышенным спросом.
Буканьеры рассчитывали, что имеющихся в их распоряжении запасов пороха и свинца хватит, по крайней мере, еще на месяц охоты, но неожиданная стычка с отрядом испанцев и метисов, случившаяся во время последней вылазки на «большую землю», как они называли Кубу, серьезно нарушила их планы. Хотя охотники не потеряли ни одного человека, уложив в то же время полдюжины врагов, дальнейшие экспедиции в облюбованные места охоты могли закончиться для них плачевно. Испанцы наверняка горели желанием отомстить пришельцам за убитых товарищей и уже позаботились о том, чтобы устроить в различных частях побережья засады. Не исключена была также возможность того, что организованные ими карательные отряды начнут прочесывать окрестные земли и воды и рано или поздно обнаружат буканьерскую стоянку. Так или иначе, спокойной жизни охотников на Москитовом острове пришел конец. Чтобы решить, как быть дальше, оставаться ли на острове или уйти в иные края, они собрались на совет.
Совещание проходило под председательством Джона Боулза — неофициального вожака братства, более известного по кличке Железнобокий. Это был сероглазый мужчина примерно сорока пяти лет, обладавший приятной внешностью, низким грудным голосом и фигурой древнегреческого атлета. Никто не знал, откуда он родом и кем были его родители. Загадкой также оставалось то, когда и в качестве кого он впервые попал на острова Антильского архипелага. Сам Боулз об этом не рассказывал, а те, с кем он был на короткой ноге и кто знал его не первый год, могли сообщить любопытным собеседникам лишь одно — когда они познакомились с ним на Эспаньоле, Железнобокий уже был опытным, видавшим виды буканьером.
Джон Боулз, как и его компаньоны, сидел у костра, попыхивая трубкой и сжимая правой рукой ружье, лежавшее у него на коленях. На нем были невысокие, удобные для ходьбы сапоги, мятые парусиновые штаны, куртка из шкуры буйвола и шляпа с обрезанными по бокам полями. За широким кожаным поясом торчали два пистолета и нож с остро отточенным лезвием, через плечо был перекинут патронташ с зарядами на тридцать выстрелов и длинный рог с порохом.
Хмуря брови и морща высокий лоб, Боулз пытался убедить своих товарищей в том, что дальнейшее пребывание на Москитовом острове становится не только бессмысленным, но и опасным.
- Испанцы всполошились, — твердил он, — они озлоблены и готовы пойти на все, лишь бы достать нас. К чему искушать судьбу? В Индиях есть множество мест, где мы могли бы продолжить свои занятия.
- Я не боюсь испанских собак, — хвастливо процедил Бэзил Блейк, низкорослый бородатый брюнет, слывший первостатейным занудой. — Мне уже доводилось встречаться с ними в Самане, и, клянусь, они никогда не забудут той встречи! Вместе с моим слугой мы задали им славную трепку, перестреляв столько же донов, сколько листьев на ближайшем дереве.
- Никто не сомневается в твоей смелости, Бэзил, — Железнобокий слегка улыбнулся, — как и в твоем умении слегка приврать. Но, согласись, мы пустились в дальний путь для того, чтобы охотиться в свое удовольствие, а не воевать с подданными испанского короля.
- Что ты предлагаешь, Джек? — спросил вожака молодой человек, бронзовый оттенок кожи которого указывал на его индейское происхождение.
Действительно, это был коренной житель Америки — индеец из племени гуахиро, прозванный товарищами Касиком Сэмом. Выглядел он лет на тридцать, у него были черные блестящие волосы, завязанные сзади кожаной тесьмой, угрюмое скуластое лицо и глубокий шрам над левой бровью. Его народ, обитавший в Новой Гранаде, со времен конкисты вел жестокую борьбу с испанскими поселенцами, периодически прибегая к помощи случайных союзников в лице английских, французских и голландских корсаров. Однажды Касик Сэм познакомился с командой французского пиратского судна, промышлявшего в районе Картахены. Французам нужен был опытный охотник, умеющий к тому же ловить рыбу и ламантинов и нырять за жемчугом, и они предложили индейцу вступить в их братство. Вместе с ними он совершил несколько продолжительных морских походов, став неплохим матросом, а когда их судно во время урагана разбилось у мыса Тибурон, индеец осел на Эспаньоле и, не имея средств к существованию, подвизался на буканьерском поприще.
- Я предлагаю завтра или, на худой конец, послезавтра выйти в море и поискать новое место для промысла, — сказал Железнобокий, отвечая на вопрос Касика. — Мясо мы заберем с собой, а шкуры пока оставим в тайнике — за ними можно будет вернуться позже, когда удастся найти покупателя.
- К западу отсюда, — промолвил один из буканьеров, — в районе бухты Хагуа, живет несколько семей португальских евреев, поддерживающих связи с контрабандистами. Через них мы могли бы сбыть наши шкуры.
- Мне знакомы те места, — кивнул Боулз. — Там, кстати, есть хорошие острова, настоящие райские уголки, где нам никто не помешает устроить укромную стоянку.
Решено было весь следующий день посвятить подготовке к отплытию, чтобы утром второго дня покинуть Москитовый остров. Загасив догоравший костер, буканьеры в предчувствии скорой грозы отправились на ночлег в хижину; там они залезли в спальные мешки, предназначавшиеся для защиты от многочисленных насекомых–кровососов, и вскоре уснули.
Гроза действительно разразилась — страшная, с ослепительными вспышками молний и громом, но прошла довольно быстро — менее чем за час. Дождь, однако, лил с перерывами всю ночь и выдохся только перед рассветом, когда свежий, порывистый норд–ост разогнал тучи.
Лишь чуть забрезжило, Касик Сэм выбрался из спального мешка, взял в руку ружье и пружинящим кошачьим шагом подошел к открытой двери хижины. Из лесной чащи веяло ароматом цветов и трав, и он, как обычно, мог бы досыта надышаться ими и налюбоваться восхитительной красоты пейзажами, если бы
