ответственности. «Он принимает нас за дураков! — возмущенно кричал штурман. — Вместо того, чтобы раскаяться и попросить прощения за содеянное, этот жирный боров смеет уверять, будто я сам засунул цепь с медальоном к нему в сундук!»
Сравнение с жирным боровом расстроило капитана Уилсона больше, чем обвинение в воровстве, и, не в силах стерпеть столь унизительное по смыслу и наглое по форме оскорбление, он обнажил палаш.
- Дуэль! — вырвался из его глотки хриплый рев. — Немедленно!
- Постой! — с жаром воскликнул Кайман Пэрри, хватая своего приятеля за запястье. — Разве ты забыл, что дуэли на борту запрещены? Вы сможете скрестить клинки, как только мы достигнем ближайшего берега.
- Нет! — упрямо тряхнул нечесаной шевелюрой Уилсон. — Я не успокоюсь, пока не намотаю на саблю кишки этого негодяя!
Желание капитана растерзать штурмана было совершенно непреодолимым.
В руке Флетчера тоже блеснула абордажная сабля.
- Я принимаю вызов, — усмехнулся он. — Освободите нам место для боя.
- Что скажешь, Бразилец? — обратился к квартирмейстеру боцман. — Не будет ли это нарушением общепризнанных правил?
- Будет. — Рок задумчиво потер пятерней небритый подбородок. — Но нет правил без исключений. Сдается мне, что нужно пойти навстречу желаниям наших поссорившихся собратьев и позволить им самим решить, кто из них прав, кто виноват.
- Ты вносишь в наши ряды смуту, Бразилец, — заметил Кайман Пэрри. — Хочешь поймать рыбку в мутной воде?
- Прикуси язык, Кайман, — беззлобно посоветовал боцману квартирмейстер. — Или я найду способ укоротить его.
Сказав так, Рок повернул бесстрастное лицо к Уилсону.
- Ты вызвал Флетчера на поединок, Джордж. Значит, право выбора оружия остается за ним.
- Я расправлюсь с ним любым видом оружия, — угрожающим тоном заявил капитан. — Пусть выбирает.
Бразилец вопросительно взглянул на Флетчера.
- Деремся на шпагах и кинжалах, — сказал штурман.
Дуэль должна была состояться на верхней палубе между фок–и грот–мачтами. Небо еще не прояснилось, но черные тучи, галопом мчавшиеся на запад, уже не сочились дождем. Море было относительно спокойным, и судно шло, плавно переваливаясь с волны на волну.
После короткого совещания со своими компаньонами первым на место предстоящего поединка явился Том Флетчер. Высокий, стройный, длинноногий, он шел не спеша, мурлыча поз нос легкомысленную песенку:
Дорога длинна, а жизнь коротка.
Зачем же тужить о ней?
Терпкий соленый ветер играл его кудрями, посвистывал в снастях и старательно надувал паруса, успевшие просохнуть после недавнего тропического ливня. На штурмане были просторные штаны, подвязанные чуть ниже колен кожаными тесемками, и белая льняная рубаха без воротничка, расстегнутая на груди. В правой руке он сжимал шпагу, в левой — кинжал.
Его противник имел менее романтичный вид. Грузный, с покатыми плечами и короткой шеей, заплывшей жиром, он так же походил на бойца, как откормленный поросенок — на царя зверей. Но впечатление это было обманчивым. Несмотря на отсутствие атлетической фигуры и внешнюю дряблость, Уилсон в свои сорок три года обладал железной силой воли и натруженными мышцами. Ударом сабли он мог легко рассечь противника от плеча до пояса, и об этом хорошо знали те, кто плавал с ним не первый год.
Заведовал дуэлью Рок Бразилец; согласно обычаю, это была прерогатива квартирмейстера. Он встал между дуэлянтами, вынул из–за пояса один из своих пистолетов и терпеливо ждал, когда капитан и штурман займут исходные позиции и дадут знать, что они готовы начать поединок. Тем временем пираты, державшие сторону Уилсона, столпились на баке, а сторонники Весельчака Томми собрались на юте. — Готовы? — крикнул Бразилец соперникам, устроившись на грот–вантах левого борта.
- Да, — ответил Флетчер.
- Да, — прохрипел капитан.
Бразилец выстрелил в воздух, и дуэлянты тут же бросились друг на друга. Послышался звон скрестившихся клинков, посыпались искры. Шлепая по настилу палубы босыми ногами, пыхтя и чертыхаясь, Флетчер и Уилсон попеременно то уходили в глухую защиту, то вновь переходили в наступление, стараясь нащупать в обороне противника уязвимые места. Штурман был более подвижен, чем капитан. Последний, экономя силы, предпочитал топтаться на пяточке диаметром два–три ярда, тогда как Весельчак Томми прыгал вокруг него, словно охотничий пес вокруг затравленного медведя. Однако какой бы тактики не придерживались фехтующие, все их усилия были напрасны. Несколько глубоких царапин и незначительных уколов — вот и все, чего они добились к исходу пятой минуты поединка. Лишь на шестой минуте в картине боя появились новые штрихи. Заметив, что Уилсон недостаточно уверенно владеет кинжалом и с трудом отражает выпады, нацеленные в его левый бок, Флетчер активизировал свои действия в этом направлении и вскоре вынудил противника попятиться к грот–мачте. Капитан уперся спиной в кофель–нагельную планку и сделал отчаянную попытку поразить Флетчера в правую руку, но его клинок лишь распорол рубаху штурмана в области предплечья. В ту же секунду Весельчак Томми сделал замах и попытался нанести противнику страшный удар по голове. Увы, ему не повезло. Правая нога его вдруг поскользнулась на жирном пятне, оставленном потрохами золотой макрели, он потерял равновесие и, стараясь не упасть, в отчаянье ударил шпагой по кофель–нагелю. Клинок не выдержал и сломался с неприятным звоном — звон этот показался Флетчеру похоронным.
В глазах Уилсона сверкнул дьявольский огонек торжества. Отшвырнув штурмана локтем на открытое пространство, он провел стремительную атаку и…
Грянул пистолетный выстрел.
Капитан, неудержимо летевший на Весельчака Томми, нелепо вскинул руки, вздрогнул, каждой клеточкой своего тела ощущая ледяной холод, и, будто подкошенный, повалился на палубу. Кровь хлынула из его простреленного виска, и он испустил дух, так и не узнав о том, что весь спектакль с пропажей серебряной цепи, якобы принадлежавшей Флетчеру, был придуман и подстроен Роком Бразильцем. Не узнал он и того, что роковой для него выстрел тоже был сделан Роком.
Пороховой дым еще не успел рассеяться, а уж с двух сторон — с бака и с юта — к месту трагедии устремились флибустьеры. Толпа, предводительствуемая позеленевшим от злости Кайманом Пэрри, с угрожающими криками набросилась на убийцу, разоружила его и, нещадно избивая, потащила к фок–мачте, горя желанием поскорее накинуть ему на шею пеньковый галстук и вздернуть на ноке фока–рея. Другая часть команды, состоявшая из компаньонов и старых корабельных товарищей Рока — в основном, голландцев и французов–буканьеров с Эспаньолы, — не хотела отдать его на растерзание сторонникам застреленного капитана и, бряцая оружием, попыталась силой вырвать Бразильца из рук боцмана и его дружков. Раздались пистолетные выстрелы, послышались проклятия и приглушенные стоны раненых. Обе враждующие группы, словно очумелые, с ревом пошли стенка на стенку, пустив в ход сабли, вымбовки и кинжалы.
Перевес сил, хотя и незначительный, был все же на стороне людей Пэрри. Пользуясь тем, что в начавшейся свалке буканьеры не имели возможности пустить в ход свои ружья, они начали понемногу оттеснять их к корме. В то же время сам боцман и двое его ближайших компаньонов, крепко–накрепко связав Бразильцу руки, затащили его на бак и, если бы не отчаянный поступок бомбардира Куна, квартирмейстера наверняка повесили бы сушиться на солнышке.
То, что сделал Ян Кун–Буйвол, потрясло не только врагов, но и друзей бомбардира. Позже, когда его спросили, как это он отважился на подобный шаг, Буйвол коротко ответил: «Какой–то урод треснул меня
