обдумать звонок психиатру. Толкнув дверь, он замер на пороге и… захрипел он ужаса. На том самом диване, на который он нацелился, подложив под спину его собственную подушку, развалился сутуленький человечек с подвижным, какам-то гибким лицом. В руке у него был большой пистолет, из которого подозрительный типчик, от усердия высунув язык, целился прямо в сердце Огурцову.
– Руки вверх! Всем стоять, лежать, сидеть! Выходить по одному, заходить толпой! Пиф-паф, все убиты! – сказал он мерзким голосом.
Колени у Огурцова подломились от страха. Пульс зашкалило. Тем временем человечек спрыгнул с дивана и забегал по комнате, круша все вокруг. Зазвенело стекло, опрокинулся стул, из перевернутой тумбочки хлынули таблетки. Замелькали вырванные страницы медицинской энциклопедии, демонстрируя жуткие цветные картинки трофических язв.
– Где шкатулка? Признавайся добровольно: год за два пойдет! – грозно крикнул человечек, размахивая пистолетом.
Огурцов не ответил, однако его олений взгляд сам собой скользнул к шкафу. Странная личность, подскочив, дернула дверцу. Посыпались коллекционные чашки. Последней из шкафа выпала злосчастная деревянная шкатулка.
Мягколицый человечек протянул к ней руку, но тотчас, ойкнув, отдернул ее, едва коснувшись крышки. Один из его пальцев вспыхнул и прогорел почти до сустава. Комиссионер в панике затряс рукой, заохал и принялся лепить палец заново, удлиняя оставшуюся часть.
– Ненавижу эти светлые артефакты, не будь я Тухломон! Оно и силы-то в нем почти не осталось, а все равно не подберешься… Как же быть? А, знаю! – пробурчал он себе под нос.
Взмахнув пистолетом, он поманил к себе дрожащего Огурцова.
– Эй, ты, малый, а ну, поди-ка сюда! Возьми свою шкатулку!.. Открой ее! Шире!.. Дай взглянуть!.. Лекарства долой, они тебе больше не пригодятся.
Бледный от ужаса Огурцов заскулил, вытряхивая таблетки на ковер. Тухломон впился взглядом в дно шкатулки.
– А, вот тут как! Надави пальцем на дно рядом с правым краем! Держи, не отпускай!.. Что, не знал, что ли? Теперича другой рукой проверни солнце на крышке! Смелее проворачивай! Тебя оно не укусит!.. Готово? А теперь отпускай дно!.. Не держи, тебе говорят!.. Что, отошло? Вынимай! Ты ведь и не знал, поди, что тут потайное донышко имеется!
Не сводя глаз с человечка и его грозного пистолета, Огурцов вынул дно шкатулки. Тухломон бросил внутрь жадный взгляд, однако увидел лишь жалкую горстку опилок. Лицо комиссионера разочарованно скукожилось. Смялось, как гнилое яблоко, на которое опустилась подошва. Он явно надеялся узреть там нечто более значительное. Однако комиссионер быстро взял себя в руки.
– Ошибочка вышла… Твоя шкатулка оказалась пустышкой. Пчелки полетели за медом дальше! – сладко сказал Тухломон.
Он подошел к окну и, ерзая гибким носом, воровато выглянул. Проверял, должно быть, нет ли поблизости опасных золотистых искр. В этот момент он очень похож был на вороватую крысу. Стражей света не обнаружилось. Тухломон осклабился.
– Запомни, ежели к тебе после меня прилетят такие златокрыленькие, с крылышками, передашь привет. Дядюшка Тухломон, мол, кланяться велел. Запомнишь? Из маразма не вывалится? – озабоченно спросил он у Огурцова.
Засим он помахал Антону ручкой и направился к двери. Король салфеток ощутил было облегчение, поняв, что ему сохранят жизнь, как вдруг на полпути Тухломон остановился и хлопнул себя по лбу. Звук был такой, будто ладонь шлепнула по рыхлому тесту.
– Ах да! Нюансик один! Шкатулочку-то я разломал, а кое-чего другое забыл… Поди-ка сюда, дружок! Живо!
Комиссионер оказался вдруг рядом с Огурцовым. Его пластилиновый рот раздвинулся. Герцог ватных палочек увидел изъеденные зубы и язык, покрытый могильной зеленью, сквозь который неторопливо проползал червяк. В мире не было ничего омерзительнее этого рта. Огурцов мгновенно покрылся брезгливым потом. Стараясь не дышать, он вжался спиной в стену.
– Отдай эйдос! – жутким голосом произнес Тухломон.
– Не-ет! – дрожа, промямлил Огурцов. Что такое эйдос и зачем его требуют, он не знал, но чувствовал почему-то, что это нечто крайне нужное ему самому.
– ЧТО? – страшно взревел комиссионер. – Не отдашь? Отдай, дрянь, а то поцелую! А вместе с поцелуем переносятся грипп, менингит, туберкулез и болезни сердца!
– Ню-юет…. – простонал Антон, но уже с новой интонацией. Мгновенный, невесть откуда взявшийся ветер швырнул ему в лицо вырванные страницы медицинской энциклопедии.
– Да, роднуля. Медицинский факт. Еще с поцелуем передаются ветрянка, оспа, ангина и дифтерит. И не проверяй, знаю ли я медицину! Я ее сам по приказу Лигула выдумал! – непреклонно заявил Тухломон.
Комиссионер вдруг страшно разросся. Посинел, как утопленник. Теперь он занимал добрую треть комнаты.
– ОТДАЙ ЭЙДОС, НИЧТОЖЕСТВО! Или смерть! Повторяй! «Я передаю свой эйдос Тухломону и отказываюсь от всех прав на него». НУ ЖЕ!
Страшный зеленый рот надвинулся на Огурцова. Изо рта пахнуло сырой землей и гнилью. Вновь высунулся кошмарный, источенный язык. Но и этого комиссионеру показалось мало. Он поднял пистолет и направил его Огурцову в лоб.
– Эйдос или жизнь! Выбирай! Смерть тела или смерть духа! Говори, или застрелю! – змеей пробираясь в самое сердце Антона, пророкотал жуткий голос.
– Смерть духа… Отказываюсь от всех прав на эйд… – едва двигая губами, выговорил Антон.
– Эйдос! – услужливо подсказал Тухломон.
– Отказываюсь от прав на эйдос и передаю его Ту…
– …хломон я. Нету у меня ни мамочки, ни папочки! Повторяй, не зли сиротинушку!
– Тухломону! – убито повторил Огурцов.
Комиссионер приятно заулыбался и одобряюще похлопал герцога гигиенических простыней по щеке.
– Надо бы погромче, да и так сойдет! Умничка, все сделал для папочки! А за то тебя люблю я, потому что ты лапуля! Потому что ты, хмырюля, Тухломону угодил! – умиленно и в рифму сказал он, перевирая известный детский стишок.
Страшный рот Тухломона захлопнулся. Зловоние мгновенно исчезло. Под глазами Тухломона обозначились мешочки, а само лицо провисло и обмякло, точно тронутый плесенью помидор. Плечи съежились, грудь опала. Да и сам комиссионер предстал вдруг жалким и ничтожным созданием. Огурцов с внезапным и стыдным прозрением понял вдруг, что то, чего он боялся, и то, чем так брезговал, оказалось просто дрянью – самым заурядным и нестрашным пластилином. Пластилиновым оказался и червяк, и ужасный пистолет. Дуло его смялось и поникло. Тухломон, покосившись на него, небрежно скатал пистолет в ком и прилепил его к ноге. Ком расправился, растекся и стал на место, как влитой.
– Преполезная вещица! Ах-ах, знал бы ты, сколько дряни я из него уже лепил: и бомбы, и обручальные кольца, и чемоданчики с деньгами, и депутатские удостоверения… – поведал он по секрету.
Устыдившийся Огурцов осознал, что стал жертвой грандиозного блефа. Но было уже поздно что-либо менять. Комиссионер, старчески шаркая, подошел к Антону и, запустив руку ему в грудь по самое плечо, что-то извлек. Это было не больно, разве что слегка противно. Огурцов так и не понял, что у него отняли, но испытал страшную пустоту.
– Ну вот и все!.. Как видишь, совсем не больно. Раз, два-с – и готово! Он и ахнуть не успел, как Тухломоша эйдос съел! – по-дружески заявил комиссионер, алчно разглядывая что-то лежащее у него на ладони… – До чего ж жалкий клиент пошел! Одного селедкой пуганешь, другого поцелуем, третьему шприц в нужный час подсунешь – и все, пакуйте груз… Э, милый, опростоволосился ты! Разве ж я тебе что мог взаправду сделать? Да ни в коем разе! Сказано: ни волоса не упадет с головы!.. Так только покричать, ногами затопать, червячка изобразить!
Огурцов шагнул вперед и, схватив комиссионера за шиворот, проблеял какие-то скомканные и невнятные слова. Кажется, он просил, почти молил вернуть ему что-то, но знал уже, что это «что-то»
