– А похожи…
– Еще бы. Общий образ жизни всегда делает людей похожими, – сообщил висящий, как летучая мышь, Кустик. – А они с ясельного возраста в одной группе, потом в одном классе. Сколько лет сидели на горшках рядом…
– Ох, Куст… – с ласковой угрозой произнес Платон.
– А что я…
– Да, Куст, – многозначительно сказала Женька. – Счетчик работает.
– А что я…
Тина и Ник появились вновь. С клеенчатым пакетом и пластиковой бутылкой. Из мешка достали надломленный батон. Кустик радостно упал в траву.
– Мне горбушку!
– Возьми, возьми горбушку, только не канючь, – вздохнула Тина. – А вот остатки кетчупа. Кто хочет?
Хотели все. Расселись на ступенях, разломали батон, вытряхнули на хлеб из флакона капли вкуснющего соуса. Зажевали, заурчали от аппетита. Пошла по рукам бутылка с водой.
– А стакан где? – сказал Кустик.
– Из горлышка не можешь, что ли? – возмутилась Женька. – Тут заразных нету.
– А вот как раз и есть! Кто-то у нас на болезни жалуется! «Кха-кха»…
– Балда! – взвинтилась Тина. – Это же простуда, а не инфекция!
– А вчера говорила, что горло болит. Вдруг ангина? Или дифтерит!
– Сам ты дифтерит! У меня прививка!
– Ну, тогда скарлатина. Тоже зараза…
– Сам зараза… Пожалуйста, я буду пить последняя. – И правда, взяла бутылку после всех.
– Ничего себе, – язвительно заметил Кустик. – Тут еще почти половина. А после подозрительной инфекции кто будет пить?
– Я буду, – сказал Шурка. – Чтобы не пропала водичка.
– Не пропадет. Мы ее вот так! – Тина остатки воды ловко выплеснула на косматую пегую голову. Кустик взвизгнул, кувыркнулся с крыльца.
– Ладно, Тинища! За это я сочиню про тебя поэму!
– Только посмей!
Кустик опять повис на турнике. Покачался вниз головой. Громко сообщил:
– Готово! Слушайте…
– Подождите, сейчас допридумываю… А, вот!
Наступила тишина. Жаркая летняя тишина с жужжанием шмеля. Жужжание было угрожающим.
– Ну, все, – выдохнула наконец Тина. И оглянулась на ребят. – Все, да?
Платон пожал плечами. Ник хихикнул. Женька сказала Шурке, но громко, чтобы слышал и Кустик:
– Терпение кончилось. Будем сейчас его опять перевоспитывать.
– Как? – с опаской спросил Шурка.
– Щекоталками. Он только этого и боится. Думаешь, почему он в таких штанах ходит? Это чтобы, когда мы на Буграх, его трава под коленками не щекотала…
– А пуще всего этот пакостник верещит, когда его под ребрышками, – ласково и зловеще сообщила Тина. – А ну, иди сюда, юный талант…
Кустик уже не висел, а сидел под турником, раскинув ноги. При последних словах он встал на четвереньки и – как с низкого старта – рванул к калитке.
– Стой немедленно! – Голос Тины прозвенел с неожиданной командирской силой. Кустик замер, как приколотый к месту булавкой. Нерешительно посмотрел через плечо.
– Ну чего…
– Константин, ступай сюда, – железно произнесла Тина.
– Ну чего… – Он потоптался и… побрел к сидящим на ступенях. С дурашливым покаянием на лице. На полпути остановился, затеребил свои твердые, как жесть, штаны. – Я это… больше не буду…
– Что ты не будешь, злодей? – сказала Женька (и опять посмотрела на Шурку).
– Ну, это… сочинять про Тину-скарлатину… Ай! – Он кинулся прочь, но девчонки двумя скачками догнали его и повели к крыльцу. Он слегка упирался, но, видать, ослабел от дурных предчувствий.
Конечно, это была игра. Или почти игра. По всему понятно, что давняя, с привычными уже правилами. Каждый знал свою роль.
– Стой, как пришитый, – велела Тина. – Вздумаешь удирать, хуже будет.
Кустик скорбно посопел:
– Куда уж хуже-то…
Женька спросила у всех:
– Сколько сегодня дразнилок у него на счету?
– У-у… – безжалостно сказал Платон.
Тина тряхнула несчастного подсудимого за локоть:
– Сколько тебе положено щекоталок, а? Говори сам!
– Ни одной… Ну, одна. Ладно, одна!
– Шесть, – хладнокровно сообщил Ник. – Не меньше, если считать с утра.
– Правильно. – Женька деловито насупилась. – Сделай-ка, Ник, из травинок кисточку. Пушистенькую…
– Лучше ты его косой. Волосатые щекоталки он «любит» больше всего…
– Спасите… – шепотом сказал Кустик и округлившимися глазами глянул на Шурку.
Шурка ощутил сладковатое замирание. Щекотки он почти не боялся. И если бы не по Кустику, а по нему прошелся растрепанный кончик Женькиной косы, это было бы… Стыдно признаться даже себе, но это было бы счастье. Ласковое, пушистое…
И он не выдержал. Он как бы включился в игру!
– Стойте! Может, его все-таки помиловать?
– Еще чего! – возмутилась Тина.
«Вот и отлично!»
– Тогда… давайте я вместо него! Возьму на себя его грехи!
– С какой это стати? – удивился Ник.
– Так… из гуманных соображений! Из человеколюбия!
– Нелогично, – сказал Платон. – Виноват один, а отдуваться будет другой.
– Ну… я, наверно, тоже виноват! Наверно, он сочинял, чтобы своим талантом перед новым знакомым похвастаться…
– «И все засмеялись»! – крикнул Ник. И правда все засмеялись, даже Кустик фыркнул.
Хорошо хоть, что никто не догадался о настоящей причине, все решили, что Шурка просто жалеет Кустика… Впрочем, Женька, возможно, о чем-то и догадалась. Быстро отвела глаза и взглядом бабы Яги уперлась в несчастную жертву. Сжала в пальцах конец косы, нацелилась.
