досадливо глянула на Кея и Артема.
«Спросить бы, правильно ли идем», — подумал Артем. Но тут под фонарем заблестела белая эмалевая таблица в рамке из железного кружева. На ней синие слова: «Ул. Ст. Пивоваров».
— Я же говорил! — быстро оглянулся Кей. И опять: топ-топ-топ кроссовками по камням. Проплыл над домами белый, как яйцо громадной птицы Рух, купол. Наверно, его подсвечивали специальными фонарями. Где-то перекликались дети — в точности как в сумерках на Пустырях. Пахло теплым ракушечником и какими-то цветами, кажется, резедой. В ночную завороженность Города можно было бы окунуться как в приключения. Если бы не стучащая мысль о Лельке….
«Господи, как она там? И где аптека?»
Улица вывела на выгнутый дугою каменный мост. У входа на него вздыбились на постаментах два чугунных кентавра с натянутыми луками. Прямо на перилах горели похожие на ребристые стаканы фонарики. Из-под моста тянуло сыростью и осокой… Посреди моста Кей вдруг оглянулся:
— Тём, ты не бойся, мы идем правильно.
— Я не боюсь…
«Я не боюсь. Но скорее бы!»
За мостом улица Старых Пивоваров вильнула и вывела к арке. Это были высокие сводчатые ворота. С двух сторон в них горели цилиндрические, оплетенные фигурными решетками фонари. А в центре арки, под каменным сводом, висел темный, метровой ширины колокол.
От колокола опускался толстый, с частыми узлами канат. На канате по-обезьяньи висел мальчишка лет восьми-девяти, качался туда-сюда. Рядом стояла девочка — то ли подружка, то ли сестренка. В желтом светящемся платьице. Прижимала к щекам ладони, взмахивала тощими косами:
— Ой, Гришка! Ну, перестань! Ведь ударишь сейчас!
— А вот и не ударю! У меня все рассчитано!
Лучи фонарей отражались от серых плит и слабо высвечивали непослушного Гришку. Можно было различить, что он в штанах и рубашке с рисунком из пальм и африканских зверей, что волосы у него песочного цвета, что глаза его весело блестят и что на ноге, ловко уцепившейся за канат, белеет повыше колена крестик из пластыря.
А от колокола несло теплой медью — это Артем ощутил, когда они с Кеем замедлили шаги. Повизгивало кольцо, в котором подвешен был могучий колокольный язык.
Девочка оглянулась на Артема.
— Дяденька, скажите хоть вы ему! Сейчас ведь он ударит!
— И что будет? Девочка опустила руки.
— Как что? Никто не знает… какая-нибудь пер… pep… тру… турбация…
— Не будет, — успокоил Кей. Он наблюдал за Гришкой с явной симпатией. — У него же правда все рассчитано. Лучше скажите: площадь Горбатого Фонарщика далеко?
— Там… — девочка слабо махнула рукой. За аркой темнело пространство все с той же пестрой россыпью окошек.
— А есть там аптека? — дернулся Кей.
— Есть. Прямо через площадь, — качаясь, отозвался Гришка. — Она круглосуточная… Но вы все-таки поспешите!
И они поспешили через теплый сумрак площади, посреди которого вдруг выступил и засветился маленький памятник: фигурка сгорбленного старика с лестницей на плече.
Сзади защелкали подошвы. Артема и Кея догнала девочка. Что-то сунула Кею в нагрудный кармашек.
— Мальчик, возьми. Вдруг пригодится… — И щелк-щелк-щелк — заспешила к своему неугомонному Гришке.
— Что она тебе дала?
— Не знаю… Сейчас… — Кей посветил в карман. — Катушка с нитками… Зачем?
Но было не до разгадок. Они заспешили опять (и шарик ярким светом подтверждал — верно!). Впереди голубовато засветился одноэтажный дом с башенками. Желто загорелось дверное окошко с т- образным переплетом. На стеклах чернели буквы:
АП ТЕ КА
Артем потянул тугую дверь, звякнул колокольчик, навстречу дохнуло запахом йода и валерьянки…
Внутри аптека была как аптека. Прилавок, стеклянные шкафы с колбами, пузырьками и клизмами. На прилавке рядом с кассовым аппаратом спала серая кошка. «Наверно, это не очень-то стерильно», — мелькнуло у Артема.
А кроме кошки, никого не было.
— Эй… — негромко сказал Артем.
Вышла из-за шкафа пожилая круглолицая тетенька. В белом халате, в белой шапочке — значит, продавщица-провизор. Хотя лицом больше похожа на сторожиху.
— Ну, чего там «эй»? — заспанно отозвалась она. — Иду… Чего там у вас?
Кей качнулся вперед:
— Нам нужен витанол-альфа!
Тетушка будто проснулась. Глянула не сердито, но и не ласково.
— Ишь как! Это кто вам про него сказал?— Ну… кто… Сказали в общем… — сбился Кей. Он явно боялся выдать Зонтика.
— Сказали… А рецепта-то небось нету?
— Нет рецепта! И времени нет! — с отчаянием объяснил Артем. — Там каждая минута дорога! Девочка…
— В том и вопрос, что каждая минута… — Лицо у тетки подобрело. — У меня есть еще один пакетик. Последний, да срок годности кончается завтра, так что не мешкайте… — Она вдруг резво нырнула под прилавок и сразу выпрямилась опять. — Вот…
Артем взял на ладонь серую невесомую облатку размером с почтовую марку. «Господи, неужели спасение?»
— Спасибо вам!
— Ладно, ладно… Поскольку ребенок, то по одной пилюльке через каждый час, а на первый случай — сразу две. Да там написано мелкими буквами…
— Спасибо вам! — звонко сказал и Кей. — Ой… надо ведь, наверно, заплатить?
— Это за витанол-то, за альфу? «Заплатить»… Идите-ка вы скорее… Ан, нет, постойте! — Она грузно выбралась из-за прилавка. Неожиданно ловко присела, ухватила Кея за щиколотку, вздернула его ногу. На ноге пониже колена алели незасохшие капли — будто злой зверек цапнул когтями. — Глянь-ка, ободрался, носит вас нечистая сила. Схватишь инфекцию.
У стеклянного шкафа тетушка позвякала пузырьками, вернулась, приложила к ранкам коричневую примочку (Кей пискнул), крест-накрест приклеила ее ленточками пластыря (Артем сразу вспомнил Гришку под колоколом).
— Вот теперь торопитесь… — вздохнула аптекарша.
Они оказались на крыльце. Ночь по-прежнему пахла теплыми камнями и резедой. Кей затолкал в нагрудный карман свернутый листок с планом и шарик (тот слабо засветился сквозь желтый участок ткани). Обратный путь был известен.
— Тём, пошли!..
И в этот миг раскатился в ночи тугой медный удар. Так, что розоватые окна вздрогнули, будто игрушки на новогодней елке, которую встряхнули.
— Вот балда! — со стоном сказал Кей. — Он все же ударил! Не рассчитал…
Мир вокруг неуловимо изменился… Хотя что там «неуловимо»! Заметно. Небо из черного сделалось темно-синим, звезды в нем — трепещущими, как бабочки. Множество окон поменяло места, перестроился контур зданий. Все предметы теперь словно кто-то прорисовал более светлой краской. Стало видно, что
