подводные леса таинственно колыхались под лодкой. А тут, после ночи, вода помутнела, выгнулась, понесло по стрежню щепки, корье, траву, будто в верховьях прошли большие дожди…
Вспомнил басню Айги.
Касатки однажды резали в море кита, а кит ушел от них с ножом вместе. Потом означенный кит умер, выкинуло его на берег. Нымылане обрадовались, стали срезать с кита ремни вкусного жира и нашли в ките нож. Скоро узнали про то касатки и потребовали свой нож обратно, но нымылане не дали. Касатки рассердились и так сильно приступили к берегу, что вода замутилась, а некоторые утесы рухнули. Так что, все знают: если вдруг мутнеет вода, это касатки идут требовать потерянный нож.
А почему замутилась вода?
Смирял себя. Догоню Айгу! Догоню Кенилля!
Думал: вот всю жизнь себя смиряю. В сыром Санкт-Петербурхе смирял, в далекой Сибири смирял, на дальних островах, теперь на Камчатке себя смиряю…
Кенилля…
Вода быстрая, мутная.
Толкаясь веслом, вспомнил.
Год назад в снежных зарядах вышли к балаганам Айги.
В полуземлянке темно, дым, девки прятались под пологом, сильно боялись русских. Айга тоже сперва боялся. Слышал о русских, но сам русских никогда не видел. Сидел у очага, оглядывался робко, прикармливал небольшой огонь. Ветки смолистые – вспыхнут с треском, сразу все видно в полуземлянке, а в вое ветра снаружи прокатывается далекий подземный гром и полуземлянку колышет, как лодку на волне. Похабин с непривычки, совсем одурев от дыма и усталости, даже попытался выброситься из полуземлянки, только маиор крикнул: «Держи Похабина!» Схватили. Сказали: остынь, ничего более не бойся. Это земля трясется, но все равно – земля. В такой стране мы еще много чего услышим и увидим странного, Похабин. Крепись духом, терпи.
Глава V. Погоня
1
Река Уйулен – путь млечный.
– Раним немножко барина… – предлагал Похабин, веслом подгоняя лодку. – Не захочет вернуться в Россию, раним немножко барина. В руку, например, чтобы драться не мог. И такого поведем к русским. Нельзя оставлять барина одного среди дикующих. Мне строгий покойный государев человек господин Чепесюк так и наказывал: следи за каждым шагом барина, Похабин, ничего не смей упускать! Наверное, сильно хотел, чтобы барин вернулся в Россию… – Неодобрительно покачивал рыжей головой, отталкивал веслом сносимые по мутной воде коряги: – Ведь вот что задумал барин, ну, просто умом занемог: стремится в дикующие!
– Диковать – зло. После шведа, может, главное зло, – согласился маиор. – Я убивал за такое.
– Ну? – дивился Похабин.
– А то! – сурово ответил маиор. – Помни свою официю! – И кивнул: – Боюсь, что не пойдет в Россию Иван… Шишига у него…
– Как не пойдет?
– А так! – неукротимо объяснил маиор. – Упрям. Коль отнять у него шишигу, Иван спрячется в лесах, начнет курить вино. Раньше был склонен к такому. А не сможет курить вино, начнет жевать мухомор. Что-нибудь да найдет. Может, и вернется в Россию, но когда сам надумает. Не раньше.
– А дикующий?
– Вот я и говорю, Похабин, работай веслами! Нам Айга сейчас нужен больше, чем Иван. Нам надо первыми выйти на Айгу. Отеческой аттенцией не оставить дикующего, отправить его с шишигой как можно дальше… Так далеко, куда не дойдет даже Иван… Хоть к чюхчам…
– К чюхчам не пойдет Айга.
– Это я к слову, – согласился маиор.
– Смотри, – удивился Похабин. – Баба!
На берегу, правда, приплясывала, подпрыгивала, вся трясясь, темная нымыланская баба. Голос непомерно высок, вскрикивала визгливо. Вскочит, потрясется, попрыгает, потом сядет на землю, но долго не сидит – снова вскочит, снова потрясется, попрыгает. На плечах камлейка из птичьих шкурок, вытертая до блеска, а ноги босые. И никакой лодки у берега, никаких на берегу балаганов. Непонятно, как попала на берег. Может, пришла пешком?
– Чего это она? – удивился Похабин, придерживая бег лодки.
– А ты спроси, – загадочно позволил неукротимый маиор. – Только вплотную не подгоняй лодку к берегу. Видишь, коряга торчит из воды? Цепляйся веслом за корягу.
– Почему нельзя к берегу?
– А глянь.
Не вставая, маиор Саплин вскинул над собой руку.
Баба на берегу, страшная, как пужанка, приплясывая, подпрыгивая, тоже вскинула над собой руку.
Маиор резко согнул руку в локте, так же резко мотнул маленькой головой, и баба на берегу в точности повторила все движения.
Маиор хитро покрутил головой, лихо подбоченился, изогнулся, и так же подпрыгивая, приплясывая, страшная баба-пужанка лихо и подбоченясь с удивительной точностью повторила каждое движение маиора.
– Чего дразнится? – растерялся Похабин.
– А ты спроси, – все так же загадочно подсказал маиор.
– А ответит?
– Непременно.
– Имя-то есть у бабы? – подозрительно покосился Похабин.
– Ямгой звать, – ответил маиор. – Однажды видел ее на стойбище нымылана Екыма. Помнишь Екыма? Он лисичек нам привозил.
– Помню.
– Ямга – баба болезная. Ее так и называют. – И ухмыльнулся: – Спроси, спроси бабу, Похабин. Может, видела Айгу? Или Ивана?
– Кышь шишич, Ямга? – крикнул Похабин с лодки. – Зачем одна стоишь на берегу?
– Кышь шишич!… – высоким голосом ответила баба, ни на секунду не прекращая ужасные подпрыгивания. – На берегу!…
Похабин удивился:
– Почему так говоришь, Ямга?
– Так говоришь!… – как эхо повторила баба.
– Шаманит она? – оглянулся Похабин на маиора.
– А ты не бойся, Похабин, ты спрашивай, – успокоил маиор. – Большого вреда не будет, только лодку не подгоняй к берегу.
Похабин спросил по-нымылански:
– Шел вчера бородатый по реке? Шел русский?
– По реке!… – приплясывая, ответила Ямга. – Русский!…
– Сама видела?
– Видела!…
Похабин, глядя на прыжки и ужимки, усомнился:
– Впрямь видела?
– Видела!… – нисколько не усомнилась Ямга, ни на секунду не прекращая нелепых телодвижений.
– Может, не вчера видела? – допытывался до правды Похабин, удерживая лодку веслом. – Может, видела русского третьего дня? Кыхы-корат?
– Третьего дня!… – как эхо подтвердила баба. – Кыхы-корат!…
– Зачем дразнишься? – обиделся Похабин.
– Дразнишься!…
– Ну, отцепляйся, – смеясь, приказал маиор. – Я же сказал, что Ямга – болезная. Ее так и зовут. Что скажешь, то она повторит слово в слово. Что покажешь, то же проделает.
Течение враз вынесло лодку на стрежень. Похабин изумленно оглядывался:
– Страсть какая!… Коты морские, нерпушки, птицы, все по-своему говорят, а Ямга только повторяет чужое… – Повел боязливо веслом: – Давай, маиор, торопиться…
2
Так плыли.
– Дожди вверху, что ли? – удивился утром Похабин, ладонью протирая уставшие глаза. – Смотри, маиор, вода мутная. Так бывает, когда в верховье прольется большой дождь. А какие сейчас дожди?
– Такое бывает и при подземном громе, – кивнул маиор. – Землю тряхнет, вода мутнеет, приходит в полную олтерацию.
– Не трясло, вроде, землю.
– Мы в лодке могли не заметить, – объяснил маиор, внимательно присматриваясь к берегам. – Видишь вон там… Чуть левее… За соснами… Там склон обнажился и камни сползли… Совсем недавно сползли… По какой причине?… Может, правда, тряхнуло землю?… Мы в лодке могли не почувствовать, а ил поднялся со дна. – Неистово сплюнул за борт: – Уходить надо! – Потом удивился водоворотам в быстрой протоке: – Смотри, как крутит!
Подумав, покачал маленькой головой:
– Дивый край.
3
Так плыли.
А в природе, правда, что-то сделалось.
