обороняться? Зачем им этот офицер? Кто им угрожает? Кто им может угрожать?!».
— У нас не так много экстр. Десятка три, может, и наберется, — сказала Арья. — Вы же могли их похитить без лишнего шума…
— Мы можем принять много больше. Среди живущих обоих миров есть достаточно тех, кто готов.
— Скажите, а у вас уже есть опыт адаптации взрослых людей к вашему образу жизни? — спросила Аларья. — К вашим симбионтам?
— Я был впервые рожден на Вольне, — коротко ответствовал командор.
Воцарилась пауза, во время которой вся четверка обменялась озадаченными взглядами и молчаливо выразила недоверие. Может быть, члены Сообщества Прагма и не умели лгать, но уж больно трудно было поверить в то, что это подобие человека, только что ковырявшее дырки в бицепсе, некогда ходило в детский сад, играло с детишками и вообще жило обычной жизнью.
— Постигающие всегда наблюдали за вами. Тех, кто был достаточно мудр и чист, дабы принять нас, мы находили, — пояснила Каймиана.
— И сколько же всего их было? — предполагая самое худшее, спросила Аларья.
— Не более сотни за все века, — ответил Тон-эрт.
Консультант Новак не могла понять, гордится ли он тем, что оказался среди избранных, или относится к этому равнодушно. Она уже сообразила, что командор весьма скуп на выражение чувств. Если Каймиана так и фонтанировала радостью, интересом, иногда — упрямым недоумением, то ее спутник казался почти незаметным. Застывшая на стуле фигура изредка подавала голос, но в остальное время напоминала бесстрастный предмет мебели.
— Скажите, а зачем вы создали нам такие странные представления о колонизации? У одних об эмиграции с планеты, у других — о том, что их предали?
Едва уловимая волна прохлады пробежала по залу, и ее источником, несомненно, был командор. Аларья чувствовала это совершенно точно. Ее впервые посетила мысль, которая давно должна была бы прийти в голову, не вались события и знания, словно лавина: сколько всего остается за кадром? Насколько интенсивно командор и Каймиана общаются между собой, что обсуждают? Они же телепаты, наверное, могут за секунду обменяться огромными массивами информации…
Еще много лет назад ее научили оценивать любую реплику со всех сторон. Не только что сказано, но и кто, как, зачем сказал. С каким выражением лица, с какой интонацией, совпадает ли видимое и слышимое. Есть ли в потоке речи собеседника паузы, минимальные заминки, неоправданные повышения и понижения тона? Развитый слух позволял ей подмечать куда больше, чем многие хотели бы показать. Лишь два человека в ее жизни оставались загадкой: Глор и Кантор. С ними этот навык не срабатывал.
— Мы не хотели, чтобы два мира преждевременно объединились, — сказала Каймиана. — Это противоречило нашему видению вашей судьбы. Мы влияли на точки роста, направляя древо ваших миров к наивысшему развитию.
— Ага, — невесть чему обрадовался Бранвен. Он даже привстал, опираясь на столешницу. — Это вашими трудами у нас так быстро появилась новая религия?
— Из многих противоречивых заблуждений разума мы создали единственно возможное. Отсутствие единства привело бы ко многим смертям. Этого нельзя было допустить. Два мира, не один, оба интересны нам. В каком родится больше разумных, готовых принять постижение?
Мозаика сложилась. Еще не вполне веря самой себе, Аларья сжалась в тугую пружину. По спине пробежал ледяной холод. Женщина испугалась, что горло перехватит спазм, и она не сможет задать последний и самый главный вопрос. Сейчас кто-то заговорит о другом, и будет поздно, поздно, поздно…
Голос не подвел, разве что прозвучал чуть громче, чем хотелось бы. Плечи сами развернулись, а подбородок оказался упрямо приподнят. Словно она, как многие годы назад, стояла на трибуне перед депутатами Сейма.
— А с информационным полем Вольны вы тоже поработали? Это из-за вас у нас дети бесятся?
— Это наша ошибка. Мы оказались недостаточно мудры и сделали неверное. Вам будет дано все необходимое, дабы исправить ее, — совершенно спокойно сказала Каймиана. Привычная теплая доброжелательность, исходившая от нее, не омрачилась ни на миг. — Мы хотели, чтобы готовых к постижению стало больше, но не учли всех ветвей и точек роста. Ошибка постигающих невелика.
— Давно ли вы ее совершили? — мертвенно спокойным голосом спросила Арья.
— Полтора самых длинных интервала счета назад.
— Полтора века? — переспросил Бранвен.
— Да, — ответил Тон-эрт.
Арья вскочила. С болезненным грохотом упал на пол тяжелый стул с металлическими ножками. Ее била крупная дрожь.
— Сто пятьдесят лет? Сто пятьдесят лет вы наблюдали за тем, что сделали, и не вмешались? — Так она не орала, кажется, никогда в жизни. С каждым словом из груди выплескивалось что-то, удивительное для нее самой. Вся боль жизни, все слезы усталости, не выплаканные за тридцать пять лет, вся ярость и гнев, что она накопила в душе. — Сидели и смотрели? Ставили опыты? Может, делали ставки? Вы, мудрые и всезнающие, вы!..
— Успокойся, сестра! — встала ей навстречу Каймиана, и Арья поняла, что сейчас размажет ее по стенам, и никакая небывалая мощь рыжей дряни не поможет. — Беды не случилось.
— Вы наблюдали за нами! Заполнили нашу жизнь ложью! Той самой, которой у вас якобы нет! Заставили нас воевать семьсот лет подряд, заставили наших детей сходить с ума! Вы… вы, такие красивые и развитые, да вы просто уроды, несказанные уроды! — кричала Арья в ничего не выражающее лицо. — Вы нас растили, как микробов в пробирке!
Крик отскакивал от равнодушной Каймианы, как от стенки. Командор даже не пошевелился, хотя и повернул к Арье голову. Остальные молчали, но Арья ощущала, что сестра и Бранвен на ее стороне. Их поддержка давала уверенность. Такой мощи она не чувствовала в себе никогда. Гнев и боль переплавились в острое копье силы.
— Убирайтесь! — приказала она. — Оба. Навсегда!
— Остановись, сестра! Не совершай ошибок! — возопила Каймиана. — Все можно сделать верным…
Тон-эрт поднялся со стула и вскинул руку. Слишком быстро для человека. Бранвен еще только начал движение, а командор уже стоял рядом с Каймианой. Арья поняла, что он сейчас сделает, и ударила всей силой, надеясь успеть…
— Вон!
Мир разбился на осколки, превратился в мешанину образов. Арья падала спиной вперед, и вокруг была вода, но тело окаменело, и она погружалась на самое дно. Темная вода оказалась легче газа, но мешала вздохнуть. Легкие лопались, и кровь шла горлом. Собственная сила разрывала ее на клочья, но, даже падая в темный омут, Арья знала, что должна сделать. Беспомощное падение перешло в полет.
Много лет она была лишена этого счастья. Судьба разлучила ее с авиацией, и она сама верила, что не жалеет, что смогла забыть небо, упругую синеву под крыльями, гул моторов и безудержную радость полета. Оказалось же — тело тоскует по возможности оторваться от земли. По возможности увидеть мир с высоты. По возможности лететь…
…и убивать.
Полет в темноте над водой. Тело стало металлом, парой стальных крыльев. Под ними Арья чувствовала тяжесть ракет. Она знала, что ищет в кромешной ночи, и знала, как поступит с найденным.
На горизонте показались сияющие пирамиды из хрусталя. Арья двигалась все быстрее — здесь ее не ограничивал ни один закон. Пикирование, захват цели, удар. Пирамиды взрывались с тонким рыдающим звоном, но их было слишком много, а ракет — мало.
Наперерез двинулась серебристая тень. Арья ушла из-под удара, сделала последний залп и поняла, что объект еще не уничтожен. Две трети пирамид разбились на осколки, на алмазную крошку, но самые крупные, в центре, остались.
