связано с нами тесными узами. Ты, конечно, будешь по возможности | советоваться с нами. Но возникни нужда в немедленном решении – мы вполне доверяем его принятие тебе!
Кефрия все еще колебалась.
– Но почему не отправить в Удачный кого-нибудь из ваших? – спросила она.
– Потому что у них те же, что и у тебя с матерью, причины держаться поближе к дому в нынешние неспокойные времена. А кроме того, ты во многих отношениях и сама теперь одна из нас.
– Да все будет хорошо, мама, – неожиданно встрял юный Сельден. – Твой голос здесь и драконице непременно понадобится, когда она прилетит. Кто, как не ты, втолкует Удачному, что ей надо будет всячески помогать, соглашение там, не соглашение!
Янни с удивлением посмотрела на своего будущего воспитанника. В комнате было вполне светло. И тем не менее глаза Сельдена светились радостным возбуждением. В самом что ни есть прямом смысле слова.
– Но Сельден, – мягко предостерегла она, – может случиться и так, что интересы драконицы разойдутся с намерениями как Удачного, так и Чащоб.
– Ну, этого можно не бояться, – заверил ее мальчик. – То есть я понимаю – вам трудно поверить, что я действительно знаю, что к чему. Но, в общем, то, что я знаю, – оно простирается за пределы моей памяти, в другое, давно прошедшее время. Я видел во сне город, о котором рассказывала Тинталья. Он был так великолепен, что и представить себе невозможно. С Кассариком даже Фрингонг сравнивать было смешно.
– Какой Кассарик? – оторопело переспросила Янни. – И этот… Фрингонг?
– Фрингонг – это город Старших, погребенный под Трехогом. Так он назывался на их языке, – деловито пояснил мальчик. – А Кассарик – это тот город, который вы раскопаете для Тинтальи. Там вы найдете хоромы, чья роскошь соответствует великолепию драконов. Например, в Звездном зале вы обнаружите пол, украшенный камнями, которые вы называете кристаллами огня: их расположение составляет зеркало звездного неба, каким оно бывает в дни праздника Кануна Весны. А еще там есть лабиринт с хрустальными стенами; в этих стенах отражаются сны и мечты посмевшего войти внутрь. Ходить по его закоулкам значит лицом к лицу встретиться с собственной душой. Они называли его Радугой Времени, ибо всякий сумевший пройти лабиринт насквозь, кажется, делал это своим особым путем. В общем, этот город полон чудес, и нет ничего невозможного в том, чтобы вернуть их под солнце.
Голос Сельдена постепенно умолк. Мальчик глубоко дышал, глядя куда-то вдаль, за рамки этого мира. Взрослые обменялись взглядами поверх его головы.
Неожиданно Сельден заговорил снова.
– Драконы принесут нам богатство, не измеряемое ни в каких деньгах. Произойдет настоящее пробуждение мира. Человечество слишком долго жило в одиночестве и успело впасть в неумеренную гордыню. Возвращение драконов уравновесит наше честолюбие и наш разум. – И он рассмеялся: – Нет, конечно, их не назовешь совершенными существами, о нет! Но тем-то мы и ценны друг для друга, мы и они. Обе расы, точно в зеркале, показывают друг дружке меру наглости и тщеславия. Видя, как другие существа начинают примериваться к главенству в этом мире, мы поймем всю тщету наших собственных притязаний!
За этими словами последовало молчание. Удивительные мысли, только что высказанные пареньком как нечто само собой разумеющееся, эхом отдавались в головах взрослых. Янни подумала о том, что и слова, употребленные Сельденом, и его интонации были совершенно не детскими. Проявлялось ли это влияние драконицы? И если так, то что же, во имя Са, они выпустили на белый свет?
– Вас гложут сомнения, – ответил Сельден на ее непроизнесенную мысль. – Но вы все сами скоро увидите. И убедитесь, что благополучие драконицы – в самых что ни есть интересах как Удачного, так и Чащоб!
– Ну… – в конце концов выговорила Янни. – В этом отношении мы вполне доверимся твоей матери, коль скоро она будет нас представлять.
– Тяжкую ответственность ты хочешь на меня возложить… – пробормотала Кефрия.
– И это мы полностью осознаем, – ничуть не смутилась Янни. – И вполне понимаем, что столь трудная работа ни в коем случае не должна совершаться бесплатно. – Она чуть помедлила. – Правда, поначалу, пока не восстановится торговля с внешним миром, мы вряд ли сможем предложить тебе деньги. Боюсь, некоторое время у нас будет самый простой обмен! – И она обвела взглядом комнату. – Для начала мы с готовностью поделились бы домашней утварью. Вот уж чего у нас поистине хватает! Как по-вашему, мы смогли бы договориться?
В глазах Роники затлел отблеск надежды.
– Наверняка сможем, – тотчас ответила Кефрия. Рассмеялась и добавила: – Даже не сообразить сразу, с чего бы список начать! Все сразу требуется.
Янни тоже заулыбалась. Она была очень довольна собой. Она-то боялась, как бы Вестритам не показалось, будто она покупает у них Сельдена! А получилось, что она заключила удивительно удачную сделку. Такую, когда обоим торговцам кажется, будто именно он выговорил для себя главную выгоду.
– Давайте же прикинем, в чем вы нуждаетесь острее всего, – предложила она. И положила руку Сельдену на плечо, очень постаравшись, чтобы жест не выглядел собственническим. – Приедем в Трехог – и кто, как не Сельден, поможет мне выбрать вещи, наиболее для вас подходящие!
ГЛАВА 25
ПЕРЕСТРОЙКА
– НУ ВОТ… Снова на берегу, – недовольно пробормотал Совершенный.
– Совсем ненадолго, – заверила Янтарь. И рукой в перчатке тронула его палубу.
Это был жест доброго расположения – но всего лишь жест. Янтарь отсыпалась долго, очень долго, и он с нетерпением ждал ее пробуждения, надеясь заново ощутить то единение, которое она на краткий миг ему подарила. Однако этого не случилось. Он не мог до нее дотянуться. Он и ощущал-то ее едва-едва.
И был одинок, в точности как и прежде.
А Брэшен ему больше не доверял. Совершенный пытался сказать ему, что ниже ватерлинии у него никаких повреждений не было, но Брэшен все равно приказал вытащить его на берег. При этом капитан чопорно извинился и заявил, что проделал бы то же самое с любым кораблем, окажись он в такой же степени покалечен. И обгорелый корпус Совершенного коснулся песка на отлогом берегу. Когда прилив отступил, корабль остался лежать почти что на суше, большая часть днища была обнажена. Между прочим, Совершенный с облегчением обнаружил, что тем самым хоть на время отделался от белого змея, неустанно кружившего вблизи. Этот змей без конца приставал к нему, подзуживая отомстить. С ума сойти можно!
Брэшен, не тратя лишних слов, приказал остаткам команды заняться починкой. Сам он вышагивал по палубе туда и сюда, присматривая за работами, но редко во что-либо вмешивался и все больше молчал, даже если видел, что люди трудятся без огонька и азарта. Между тем запасная мачта была благополучно вытащена наружу и установлена. На палубе разложили сыскавшийся крепеж, люди сплеснивали уцелевшие канаты, сшивали куски парусины. За борт выбрасывались подпорченные съестные припасы. Разбитые иллюминаторы в капитанской каюте заколачивались досками. Часть людей отрядили на берег – рубить подходящие деревья, чтобы заменить утраченные реи. Свежая древесина, уж что говорить, для этой цели весьма мало годилась, но выбора у них не было. Люди работали без шуток, без песен, без обычной в таких случаях болтовни. Даже юнга Клеф выглядел подавленным и молчаливым. И никто не удосужился стереть с палубы Совершенного кровавые пятна. Люди обходили их стороной. Или перешагивали. А еще змеиный яд местами повредил его диводрево, оставив глубокие язвы. Он попортил лицо Совершенного, проложил глубокие борозды на груди. Добавил шрамов, словно ему прежних было мало!
Янтарь, одетая в просторный балахон, сшитый из простыни, трудилась наравне с остальными, покуда Брэшен в приказном порядке не отправил ее отдыхать. Она ушла и некоторое время молча лежала на своей койке. Потом поднялась: ей, похоже, претила неподвижность. Теперь она сидела на баке, раскладывая инструменты для предстоявшей работы. Двигалась она неловко, по возможности оберегая обожженную сторону тела. Чего-то не хватало, и Совершенный понял, чего именно. Он так привык к тому, что она вслух рассказывала ему обо всем, что делала или собиралась делать. А сегодня и она словно воды в рот набрала. Он лишь издали чувствовал ее волнение. Но к чему оно относилось – не мог сообразить.
Кеннит и Проказница исчезли в море, словно их вовсе никогда здесь и не бывало. Остался лишь один
