плечи.
Хитров открыл глаза и сделал вид, что испугался.
– Поосторожнее надо будить человека! Так недолго и до инфаркта довести! – пожаловался он.
– Ты не спал!
– Нет, спал!
– И смотрел телик?
– Кто тебе сказал, что я его смотрел? Я просто спал в кресле, а что телевизор был включен – это уже не моя проблема! Мало ли чего не сделаешь в состоянии лунатизма!
– Но сейчас-то ты проснулся! – крикнул Антон, выходя из себя от безупречной логики Хитрова. – Признайся, что проснулся!
– Да, сейчас я проснулся, но потому, что ты меня разбудил! – укоризненно сказал Филька. – Какой хороший сон прервал! Мне снилось, что я прочеканил мяч пятьдесят раз!
– На самом деле ты столько не прочеканишь! Спорю на три желания, не прочеканишь! – азартно воскликнул Антон.
– Спорим! – согласился Хитров.
Ребята быстро оделись, схватили мяч и помчались во двор, где, прочеканив мяч пятьдесят семь раз, Филька доказал Антону, как опасно спорить с Хитровыми.
– А все-таки признайте, что я великий спун и спяк! – не раз говорил он.
Рассказ девятнадцатый
Странствующая мумия
В закрытый рот муха не залетит.
Приближался районный диктант по русскому языку, настолько ответственный, что Максим Александрович всю неделю ходил зеленый. «Еще бы ему не волноваться! Если у всех будут пары, ему влетит, что плохо нас учил», – рассуждала Рита Самойлова.
Все отличники и хорошисты волновались, опасаясь, что диктант испортит им четвертные отметки. Колька Егоров даже на улице не появлялся – зубрил правила орфографии и синтаксиса.
– Не хочу двойку схватить! – объяснял он.
– Тебе-то чего беспокоиться? У тебя по сочинениям сроду меньше четверки не было, – удивлялся Филька.
– Ты не понимаешь! В сочинении, если не знаешь, как какое слово пишется или где запятую ставить, – эту фразу можно заменить. А в диктанте ошибку ляпнуть – раз плюнуть, потому что там ничего не обойдешь, – объяснял ему Коля.
Петька Мокренко и другие двоечники вообще решили на урок не ходить – зачем на него соваться, когда результат ясен заранее? Но просто так диктант не пропустишь, требуется уважительная причина. Петька Мокренко судорожно искал такую причину. За день до диктанта он слонялся по коридору и приставал к Хитрову:
– Филь, что бы мне придумать, чтобы прогулять? Может сказать, что дед у меня умер?
– Спятил? А если Максим Александрович его у магазина встретит? Твой дед, как выпьет, вечно там ошивается.
– Ишь ты, об этом я не подумал.
Петька вздохнул, отошел, но через несколько минут возвратился с идеей наглотаться красной акварельной краски.
– Наглотаюсь и совру, что горло болит!
– Рискни! – насмешливо одобрил Филька.
– А поверят, что я заболел?
– Поверить-то поверят. Только есть одна заковыка…
– Какая?
– Умереть можно. Мало ли какие химикаты в краску суют! Наглотаешься, а там глядишь – копыта откинул.
Мокренко выглядел таким унылым, что Хитров его пожалел:
– Если хочешь, могу кое-что тебе посоветовать! Есть у меня идейка, как тебе диктант прогулять.
– Какая?
– Терпение, Петро, терпение! Сходишь в аптеку и купишь штук десять бинтов и пузырька два зеленки.
– Зачем? – удивился тот.
– Много будешь знать – скоро состаришься! Когда все купишь, приходи утром ко мне домой. У нас диктант на втором уроке? А ты приходи перед первым, часиков в восемь.
Хоть Мокренко не догадывался, что задумал Хитров, но его изобретательности доверял. В восемь утра он уже звонил в его дверь. Открыв, Филька схватил парня за рукав, втащил к себе в комнату и спросил таинственным шепотом:
– Принес?
– Десять бинтов и две зеленки. – Петька выложил свои покупки на стол.
– Отлично, тогда будем тебя гипсовать! – потер руки юный хирург. – Минут через десять ты у нас станешь вылитый Хеопс.
– Какой еще Хеопс?
– Египетский фараон, из которого сделали мумию.
Петька поежился. Филька поставил Мокренко посреди комнаты и, не теряя времени, стал его бинтовать. Бинтовал он неумело, но туго и старательно. Хитров забинтовал Петьке обе ноги вместе с ботинками, затем туловище, шею и голову, оставив открытым только правый глаз и ноздри, чтобы было чем дышать. Вскоре Мокренко стал похож на настоящую мумию.
Брызнув на бинты несколько капель зеленки, Филька отошел на несколько шагов и, как художник, стал любоваться своим творением.
– Му мам момумимось? – промычал забинтованным ртом Петька, что означало: «Ну как, получилось?»
– По-моему, отлично, – догадался Хитров. – Подойди к зеркалу и посмотри сам!
Мокренко попытался сделать шаг, но едва не рухнул на пол.
– Что ты ходишь, как парализованный? – удивился Филька.
– Мы ме момени момимтомал! – возмутился Петька, что означало: «Ты мне колени забинтовал!»
– Терпи! Это даже лучше, что ты хромаешь. Так выглядит натуральнее!
Филька подтащил одноклассника к зеркалу и дал ему полюбоваться собой. Из зеркала на Мокренко уставился такой инвалид, что Петька едва не застонал, увидев, во что превратился.
– Впечатляет? – надувшись от гордости, спросил Филька.
– Му мто ме мемерь мемать? – выговорил Петька.
– Что тебе делать? А вот что! Теперь ты, как фанат русского языка, пойдешь в школу и покажешься Максиму Александровичу. «Вот, – скажешь, – пришел писать диктант!»
– Я мто м мума момел? – Мокренко вытаращил незабинтованный глаз. Что этот Хитров, с ума сошел? Столько выстрадать, и еще идти в школу!
– Да не волнуйся ты! – успокоил его Хитров. – Я все продумал. В таком виде писать диктант тебя никто не заставит, а за то, что ты тяжелобольной явился на урок, тебе могут поставить пятерку! Только давай рот тебе разбинтуем, а то ты говоришь больно невнятно.
При мысли о пятерке Петька взбодрился и попытался раздавить своего спасителя в объятиях, но ему помешали бинты.
– Время поджимает! Пора в школу! – поторопил его Филька, взглянув на часы.
Мокренко кое-как приковылял к школе и после звонка вошел в класс, где в полном молчании Максим Александрович вскрывал конверт с диктантом.
На задних партах сидели инспектора из района – две важные женщины с карандашами, а рядом с ними
