Филька Хитров читал очень редко – у него попросту не хватало на это времени. Ну как тут будешь читать, когда по телевизору идет боевик, или в компьютерной игре ты всякий раз застреваешь на третьем уровне, или приятель зовет на улицу обливаться из брызгалок?
Как-то раз Максим Александрович задал выучить наизусть отрывок из «Евгения Онегина», тот самый, где поэт рассуждает о чьем-то хворающем дядюшке с правилами. Понадеявшись на русский авось, Филька ничего не выучил, а на следующий день, по-орлиному обозрев с высоты своего роста класс, Максим Александрович вызвал его к доске.
«Ну вот, вляпался!» – уныло подумал Филька, но к доске все же вышел и не менее громко, чем только что учитель, объявил:
– Александр Сергеевич Пушкин родился в 1799 году и вскоре написал замечательный шедевр русской словесности – «Евгения Онегина».
– Ты не в цирке! Читай отрывок! – потребовал Максим Александрович.
– В сущности, что такое отрывок? – продолжал рассуждать Филька. – Разве он может выразить всю прелесть шедевра русской словесности?
Максим Александрович полюбовался своими начищенными до блеска ботинками, подождал, пока смех в классе утихнет, и сказал:
– Хитров, если ты думаешь, что ты тут самый умный, то ошибаешься. Самый умный здесь я. Ну признайся, ведь ты книги даже в руках не держал?
– Я не держал в руках книги? Да я книг тысячу в руках держал, если не больше! – возмутился Филька.
Максим Александрович искоса взглянул на свое отражение в оконном стекле, выпрямил спину и спросил:
– Так ты будешь читать отрывок или разглагольствовать?
– Я буду читать, но не сразу, – пообещал Филька. – Вначале мне хотелось бы изложить свой взгляд на литературу вообще. В прошлом веке почему так много читали? Потому что не было ни телевизора, ни видака, ни компьютеров. Тут уж волей-неволей зачитаешь, делать-то больше нечего. И потом, не могу я наслаждаться классикой из-под палки, когда меня заставляют. Вот вырасту, тогда, может быть, наслажусь.
Рассуждая, Филька зорко наблюдал за Максимом Александровичем. Заметив, что рука учителя потянулась к лежащей на журнале ручке, Хитров быстро выпалил первое, что пришло ему в голову:
– Подождите, Максим Александрович! Я не сказал самого главного! Я потому не читаю сейчас отрывок, что учу «Евгения Онегина» целиком!
Карающая ручка замерла в трех миллиметрах от журнала.
– Ты не мог бы повторить, что ты только что сказал, – попросил Максим Александрович. – У меня, кажется, заложило сразу оба уха.
– Я учу «Евгения Онегина» целиком. По методу… э-э… ускоренного запоминания, – повторил Филька.
– Да? И когда же ты нам его прочтешь?
– Через неделю!
Максим Александрович недоверчиво хмыкнул:
– Хорошо, Хитров, я подожду неделю. Но если к тому времени ты не вызубришь нам «Онегина» от точки до точки, я поставлю тебе столько двоек, сколько в «Онегине» глав. А их там десять.
Когда урок закончился, к Фильке подбежал его приятель Коля Егоров:
– Ну и влип же ты, гусь лапчатый! Кто тебя за язык дергал врать, что ты учишь «Онегина»?
– Как-то само вырвалось. У меня всегда так: вначале скажу, а потом уже думаю, – признался Филька.
– Как ты теперь выкрутишься? Взаправду будешь «Онегина» учить?
– Не знаю, – протянул Филька. – А сколько в нем страниц?
– Кажется, страниц двести.
– Это по тридцать страниц в день? Мне столько не запомнить.
– А если притвориться больным?
– Не-а, не пойдет. Максим не поверит. И потом получится, что я вроде как струсил. Надо что-нибудь другое придумать.
И, озабоченно размышляя, Филька вышел из класса. Он думал, думал, думал и чувствовал, что голова у него раздувается, точно воздушный шар.
Через три дня вечером он позвонил Коле и спросил:
– У тебя есть магнитофон?
– Есть. А у тебя нет, что ли? – удивился Коля.
– И у меня есть, но мой без микрофона. А мне нужен такой, который голос пишет. Я хочу «Онегина» на кассеты начитать.
– А, понял… – засмеялся Коля. – Ты хочешь вставить кассеты в плеер, засунуть наушник в ухо и на уроке вроде как сам себе подсказывать.
– Ничего ты не понял, – снисходительно заявил Филька. – Я тоже об этом думал, но этот фокус не сработает. Наушник Максим заметит, он же с проводом. Лучше я засуну себе под свитер магнитофон на батарейках и незаметно включу его. Я все продумал. Если правильно встать, то от своего стола Максим будет видеть только одно мое ухо и часть щеки.
– А губы?
– Что губы? Губы ему со своего места не видно. Но на всякий случай я, конечно, буду ими шевелить. Если как следует все устроить, Максим ничего не заметит, а наши не выдадут.
Филька взял у Коли магнитофон и в оставшиеся дни начитал на него всего «Онегина». У него ушло на это четыре девяностоминутные кассеты.
– Слушай, как ты будешь кассеты менять и на другую сторону переворачивать? – спросил его Коля.
– Я все просчитал. Урок длится сорок пять минут, и одна сторона кассеты тоже сорок пять минут. Должно хватить, – сказал Филька.
– А зачем ты тогда всего «Онегина» начитывал?
– На всякий случай. Мало ли какая ситуация сложится, – ответил Хитров.
Ровно через неделю Максим Александрович вошел в класс и, весело взглянув на Фильку, сказал:
– Вот уж не думал, Хитров, что ты явишься. Даже гелевую ручку купил, чтобы тебе двоек покрасивее наставить. Ну что, выучил «Онегина»?
– А то как же! Выучил! – сказал Филька.
– Ну читай! – учитель недоверчиво поднял брови и уселся за свой стол, перелистывая журнал.
Филька вышел к доске, откашлялся и громко объявил:
– «Евгений Онегин». Роман в стихах. Глава первая. Эпиграф: И жить торопится и чувствовать спешит. Князь Вяземский. Мой дядя самых честных правил…
Тут Хитров еще раз кашлянул и нажал кнопку включения магнитофона, спрятанного у него под свитером.
заработал магнитофон.
Филька жестикулировал, шевелил губами, поэтично отбрасывал со лба волосы и изо всех сил старался, чтобы учитель не заметил выпячивающегося магнитофона. Вначале Максим Александрович смотрел на него недоверчиво и с удивлением, а потом подпер руками голову и стал слушать. Не перебивая, он слушал весь урок и только два или три раза отвлекся, чтобы поправить галстук и посмотреть на свое отражение в стекле. «Поверил! Сработало!» – торжествовал Филька, вовсю подмигивая ребятам в классе.
Когда до конца урока осталась всего минута, Максим Александрович прервал его:
– Ладно, Хитров, хватит! Вижу, что знаешь. Иди сюда с дневником!
Филька показал Кольке язык и нажал на кнопку выключения. Нарочно сутулясь, чтобы магнитофон не выпирал, он подошел к учительскому столу и протянул дневник. Сделав вид, что тянется за дневником, Максим Александрович внезапно сунул руку Хитрову за ворот и вытащил магнитофон.
– Что, Хитров, думал провести меня своим чревовещанием? Я почти сразу сообразил, что тут что-то
